Проход, в котором скрылся Диего, вблизи оказался полутораметровым туннелем. Обшитые гладким пластиком своды вели в светлое помещение, и не было ни дверей, ни турникета, преграждающего путь. А над аркой, словно приглашая войти, мерцал зеленый огонек.

Муту чуть сместился и заглянул внутрь. В ярком свете все показалось ослепительно белым. Кафель на полу, стены, тянущиеся вдоль них столы с громоздкими приборами. Сразу вспомнился фантастический фильм, что не так давно смотрел с братьями. В подобном месте, как это, ученные вывели жуткую тварь, и та их всех, в конечном итоге, сожрала.

Вот только никакой твари тут не было. В центре просторного помещения, на стуле с никелированными ножками сидел Доминик. Рядом, возвышалась установка, по виду такая же, как на заброшенной фабрике в Италии. А на широком ложе, по грудь накрытая белой простыней, лежала докторша. Вернее ее тело. Даже с такого расстояния Муту видел – женщина мертва. По другую сторону от ложа застыл Диего.

Ножки стула проскрежетали по плитке, лягушатник встал.

– Доволен!? – прорычал он на испанском.

– Ты лжешь! – глухим голосом ответил Диего.

Муту прижался щекой к холодной стали приклада и совместил прорезь целика с мушкой на лбу Доминика. Медленно выдохнул.

– Этого невозможно! – старик шагнул к покойнице и оказался на линии огня, – мы не способны иметь детей!

«Терпение!» – повторял про себя Муту, выжидая момент для выстрела.

Но Доминик подошел к покойнице и окончательно скрылся за фигурой старика. Остался слышен лишь его голос.

– Ты помнишь Софи? Журналистку «Лё Монд» которую мы вывезли из Припяти в восемьдесят шестом? Конечно помнишь! Ты бегал за ней собачонкой, а она выбрала меня, хотя после лучевой болезни я был похож на ходячего мертвеца.

– Из жалости, – пробормотал Диего.

– Пошел к черту! Ты приехал позже всех и не полез в горящий реактор!

– Я приехал сразу, как получил приказ…

– Даже Индульгенции понадобилось время, чтобы привести меня в порядок! А ты свою сохранил!

– Обвиняешь меня в трусости?

– Я обвиняю тебя в том, что по твоей милости, моя дочь мертва! И теперь ты знаешь, за что я тебя убью!

– Святые угодники, Доминик! Ты всех убил лишь бы получить Индульгенцию!

– Выбирай оружие! – рявкнул лягушатник.

Но старик, как на зло, остался стоять истуканом. Руки Муту начали подрагивать от напряжения, и он опустил винтовку. Слишком велика вероятность попасть в старика. Оставалось два варианта: ждать или сменить позицию. Муту выбрал первое, идти внутрь, значит приближаться к лягушатнику, а этого ему совершенно не хотелось.

– Почему ты не сказал? Почему не попросил?

– А ты бы отдал? – рассмеялся Доминик, и от этого смеха у Муту по коже побежали мурашки.

– Нет, – ответил Диего, не задумываясь, – но я дал бы тебе совет.

Заметив, как он сжал кулаки, Муту вскинул винтовку. Но старик не сдвинулся с места, а лишь покачал головой.

– Выходит, это все ради нее!

– Да она стоила сотню таких, как ты! Тысячу! – взорвался лягушатник, – Я умолял немого ублюдка дать мне Индульгенцию, но он был непреклонен! Я просил этого макаронника, Филиппе, сказать, где тебя найти! Он предпочел сдохнуть! Я сделал все что мог, моя совесть чиста!

– Доминик, да ты спятил! – голос Диего стал бесцветным, как выгоревшая на ярком африканском солнце рубашка.

– Выбирай оружие! – бросил лягушатник и скрылся за установкой.

Выстрелить Муту не успел. Оставалась надежда поймать Доминика на прицел, когда он покажется из-за установки, но стены туннеля закрывали обзор. Ждать было нельзя, лягушатник шел за оружием.

Надеясь успеть, Муту скользнул в арку. Над головой взвыла сирена, вокруг загудело. Невидимая сила рванула винтовку из рук и припечатала к белому пластику стены. По пальцам левой руки будто врезали молотком. Они оказались зажаты между цевьем винтовки и стенкой туннеля. Муту кое как выдернул руку, ободрав кожу о фрезерованный металл оружия. Сразу потянулся за пистолетом, но карман оказался пуст. «Глок» прилип к стене чуть ниже винтовки. Муту схватил его двумя руками, пытаясь отодрать, но это было все-равно, что тянуть гвоздь, вбитый по шляпку в кровельный брус.

– Тебя кто сюда звал, мразь? – взревел лягушатник.

Муту бросил бесполезную затею и выпрямился. Его встретил свирепый взгляд Доминика. Их разделяло приличное расстояние, и француз не был вооружен, но в спину Муту впились ледяные иглы. А старик как ни в чем не бывало стоял поодаль и испытующе смотрел. Оставалось либо бежать, либо войти. Муту выбрал последнее.

Гордо подняв голову, он прошел в лабораторию. В конце концов их было двое против безоружного лягушатника.

– Вон! – заорал Доминик и выдернул из крепления у основания установки пузатый газовый баллон. Тянувшийся к нему шланг сорвался с вентиля и зашипел, извиваясь по полу, точно черная мамба. В следующее мгновение баллон мелькнул в воздухе.

Чудовищный удар сокрушил ребра и сбил с ног. Муту попытался встать, но невыносимая боль пронзила тело, сковав движения. Кафельный пол поплыл перед глазами, и Муту остался лежать, не в силах ни вздохнуть, ни пошевелиться.

– Дохляк! – констатировал Доминик. – Чего ты таскаешься с этим мавром, Идальго? Он хоть знает скольких его братьев ты перерезал?

– Не больше твоего! И хватит болтать, давай к делу!

После минуты тщетных попыток, Муту наконец смог втянуть глоток живительного воздуха и обессилено закрыл глаза. Услышал стук удаляющихся шагов.

– Учти, Идальго, в моей коллекции только благородное оружие. Ни пик, ни алебард, ни прочего солдафонского барахла, которое ты так любишь.

– Я выпущу тебе кишки даже консервным ножом!

– А вот это точно не выйдет. Дерьмом не питаюсь и консервных ножей не держу. Итак, шпага, палаш, рапира…

– Это!

Шелест клинка покидающего ножны.

– Хм, парадный меч Людовика Шестнадцатого?

– Давай уже приступать!

Сцепив зубы, Муту поднял голову. Его замутило, и он сплюнул на пол густую липкую слюну. Духи пустыни, в ней не было крови! Выходит, сломанные ребра не проткнули легкие, и на земле его держит лишь проклятая боль!

– Готов? – выкрикнул лягушатник.

Муту повернул голову. На его глазах Доминик опустил меч и коснулся острием пола. Стоявший напротив Диего, наоборот, поднял свой клинок над головой.

– Ан гард! – прорычал старик и тут же нанес удар.

Лязгнул металл, что-то ударило в стену над головой Муту, и зазвенело по плитке. Соперники замерли, держа перед собой сломанные клинки.

– Французское дерьмо! – Диего отбросил меч, ставший после удара вдвое короче. – Есть нормальное оружие? Такое, как куют в Толедо?

Лягушатник ощупал сломанное лезвие своего меча и нахмурился.

– Чертов дровосек! Ты только все портишь!

Он направился к стене, увешанной старинным оружием. Поворачивая голову следом, Муту сжался, но, вопреки ожиданиям, боль оказалась сносной. Ее вполне можно было терпеть, если не двигать корпусом и дышать медленно, точно через соломинку.

Лягушатник, тем временем, выдвинул широкий ящик и продемонстрировал два клинка, тощих, как итальянские макаронины. Один протянул старику.

– Шпага? – Брезгливо поморщился Диего, но оружие взял. – Игрушка для позеров и клоунов! – он потянул клинок из ножен.

Как и старику, Муту оружие тоже не понравилось. Ни дать ни взять кочерга с ручкой, чтобы ворошить золу в костре. А еще ему не понравилось, что старик упустил шанс проткнуть лягушатника, пока тот стоял поблизости. Теперь же было поздно. Доминик отошел на дистанцию и обнажил свою шпагу.

– Я хотел попросить тебя об одолжении, Идальго, – он вытянул клинок, направив острие на Диего, – Ты уж постарайся не сдохнуть быстро!

Вместо ответа старик бросился вперед, и звон металла наполнил лабораторию. Двигались соперники с невероятной скоростью, а клинки мелькали в воздухе, точно лопасти взлетающего вертолета. Понять, кто берет верх, Муту не мог. Сначала ему показалось, что старик, потом, что лягушатник.