На картинке в Старой книге бородатые солдаты стояли позади всадника. А он, подняв на дыбы черного коня, заносил меч для смертельного удара. Зарево пожара красило багровым впалые щеки, надвинутый на лоб шлем скрывал глаза. Но Муту чувствовал пронзительный взгляд злодея. Взгляд Эль Горро.

– Мавры, преклоните колено передо мной или умрите! – читала бабушка.

Сердце Муту замирало. Дрожащими руками он натягивал покрывало на голову и просовывал босую ногу под тряпками, пока пальцы не касались теплой бабушкиной ноги. Лишь тогда страх отступал.

Муту отодвинул пустую тарелку, обхватил ладонями чашку с чаем. Сделал глоток.

В детстве все его друзья хотели походить на имазихенов. Быть такими же сильными и храбрыми. Наверно и он хотел, покуда в жестокой драке со старшими пацанами не становилось совсем туго. А когда голова гудела от тумаков, когда разбитые губы жгло, будто под них напихали раскаленных углей, он мечтал лишь об одном: стать таким, как Эль Горро…

– Все, – Муту поднялся.

Оглядел тесную кухню. Вздохнул. Пока мыл посуду, заметил блокнот на микроволновке и понял, что не сможет уйти не попрощавшись. Да и не заслуживали братья такого.

Вытерев руки насухо, Муту взял блокнот. Перелистнул страницы, исписанные списками продуктов, вырвал из середины чистый листок и устроился за столом.

«Друзья мои, Даким и Саид» – заплясали буквы на бумаге.

Шариковая ручка настолько непривычно лежала в руке, что Муту наморщил лоб, припоминая, когда писал в последний раз. Нет, конечно, в армии требовали подписывать зарплатные ведомости и разные табели. Но там хватало черкнуть закорючку, чтобы от него отвязались. А сейчас приходилось выводить целые слова, и несмотря на старания, буквы выходили корявыми, да еще и заваливались набок.

– Надо было просто сказать им вчера! – пробормотал Муту, чувствуя себя неблагодарной свиньей, прощаясь таким образом. Но и спугнуть удачу он не мог, Духи пустыни не помогают болтунам.

«Я благодарен вам за все, что вы сделали для меня, храни вас Аллах. Вашу доброту я не забуду. Помню, что задолжал вам. Обязательно все верну».

Он перечитал несколько раз записку, но так больше ничего и не придумав, старательно дописал внизу: «ваш друг Муту».

Придавив солонкой листок, чтобы сквозняк из открытого окна не сдул его на пол, Муту пошел в свою комнату. Быстро сложил свои пожитки в видавший виды рюкзак и до пяти вечера провалялся на кровати. А когда часы на телефоне показали «17-00», закинул рюкзак на плечо и покинул квартиру братьев, чувствуя, что не вернется сюда никогда.

Денег не было совсем, и идти через весь город пришлось пешком. В другой день Муту бы спустился в метро и перепрыгнул через турникет, как делал не раз. Но сегодня рисковать не стал. Дорога заняла почти три часа, и когда он вошел в парк через старые железные ворота, колено отдавало болью на каждый шаг.

По-осеннему низкое солнце припекало коротко стриженный затылок, под ногами шуршала грунтовая аллея. Ветер трепал кустарник, что окаймлял центральный проход. В свете дня парк выглядел совсем не так, как ночью. Он напоминал усталого бродягу, приютившегося на задворках большого города.

Обойдя вросший в землю фонтан, Муту свернул на узкую дорожку и пошел к могучему эвкалипту. От мысли, что никто его не ждет, захотелось пить. Сам того не замечая, Муту шел все быстрее и быстрее, пока наконец в тени дерева не разглядел Диего. И только тогда осознал, что все это происходит наяву.

– Садись, – без всякого приветствия сказал старик и отложил газету, которую читал.

Муту сбросил с плеча рюкзак, пристроил его в угол скамейки и сел рядом. Все это время он украдкой разглядывал старика, пытаясь понять, что в облике этого человека вселяло животный страх прошлой ночью. Усталое лицо, растрепанные короткие волосы, черные, как смоль. Обычный пенсионер, коротающий однообразные дни в парке, ничего, что могло напугать. Разве что взгляд, от которого хочется спрятаться.

– Чем на войне занимался?

– Выживал, – честно признался Муту.

А что он еще мог сказать?

– Я смотрю у тебя это неплохо получилось, – хмуро сказал Диего, – чего тогда приперся в Испанию? Жизни веселой захотелось?

Вопрос застал Муту врасплох.

– Просто жизни.

– Думал тебя тут ждут? Думал, приедешь, найдешь чистенькую работу? Семейку притащишь, твои сопливые братишки и сестрички выучатся в университетах? И, аллилуйя, вы стали настоящими европейцами! Белокожие друзья, завтрак в кафе, ужин в ресторане?

Слова были произнесены таким тоном, что Муту сжал кулаки.

– Получилось? – Диего не давал времени опомниться, – видимо нет, раз ты промышляешь грабежом!

«Это всего лишь слова, лишь бы чертов старик дал работу!» – Муту прикусил язык, чтобы не нагрубить в ответ. Неожиданно старик рассмеялся.

– Ты терпеливый малый! – заговорил он совсем другим тоном, – Знаешь, парень, если думаешь, что я тебя осуждаю, то ты идиот, и нам не о чем дальше разговаривать. Я могу смириться со многими вещами, но непроходимая тупость к ним не относится. Мне наплевать, о чем ты мечтал раньше, но я должен понимать, на что ты готов сейчас. Пэтому, расскажи-ка мне о себе, а начни, пожалуй, с этого! – Диего ткнул в татуировку на плече. – И давай коротко, без нытья.

Несмотря на прохладный ветерок, качающий ветви эвкалипта, лоб покрылся испариной. Муту понял, начинается самое важное, то, ради чего он здесь. Оставалось лишь рассказать все, что велит старик и уповать на Духов пустыни.

– Пятнадцать мне только исполнилось, возвращались с отцом из города. Воскресенье было, рынок хороший, все продали. А вербовщики, оказывается, деревню еще с утра обложили. Поздно мы их заметили. Отец кричит - прыгай, прячься в канаве! – Муту опустил голову, вспоминая тот день, – лучше бы не послушал. Загнали меня, как шакала и спеленали. А когда притащили к нашему грузовичку, вижу, отец весь в крови, зубов передних нет, еле стоит на ногах. Вокруг трое. Ржут, довольные такие, служить вождю, говорят, почетно…

– Парень, я же просил, без соплей! – перебил старик.

Муту кивнул.

– В общем, запихнули меня в фургон с решетками. Внутри - битком. Из нашей деревни человек пять. Потом лагерь три месяца, а после отбор. Меня и еще человек десять оставили. Остальным раздали автоматы да погнали в долину. А нас в другой лагерь перевезли, так и оказался в бригаде Тигров.

– Чем занимались? – деловито поинтересовался Диего.

– Там один бизнес. За него и бойня вся эта бесконечная, – чем больше Муту говорил, тем спокойней ему становилось, – конвои бензовозов сопровождали, дороги зачищали от засад, вышки нефтяные охраняли. Восемь лет, пока не ранили. Для таких, как я, в госпитале места не нашлось, там тяжелых некуда было класть. Рядом тенты натянули на деревья, чтобы врачам далеко не бегать, да подстилки бросили. Доктор только через три дня появился, глянул, а колено, как арбуз уже, гноиться начало. Ампутация, говорит, – сам того не замечая, Муту потер колено, – ну я и бросил в него кружкой. От злости, наверно, или от страха. Охрана сразу забегала, поначалу думали, что без глаза доктор останется. Если бы я не из Тигров был, прям сразу меня и порешили, врачей там раз два и обчелся. Хорошо кто-то в бригаду позвонил. Спасибо парням, ночью подогнали пикап, меня по-тихому в кузов забросили и вывезли из лагеря. Дальше на попутках домой добирался. А там уже бабушка отходила отварами да снадобьями.

– Она у тебя колдунья? – впервые за весь вечер Муту заметил нотки интереса в голосе Диего.

Он вскинул голову и, сдерживая возмущение, возразил:

– Она сангома!

– Да у вас там это одно и то же, – лицо Диего тронула улыбка, – и каким же даром бабка тебе наградила?

– Никаким, – буркнул Муту, отворачиваясь. Надеясь больше не возвращаться к этой теме, продолжил, – отлежался, начал отцу помогать понемногу. А что толку? То правительственные солдаты выгребут все, что найдут, то из пустыни налетят. Ну и сборщики вождя, конечно, никуда не делись. Пока в Тиграх служил, хоть концы с концами сводили, в общем, жизни вообще не стало, – он покачал головой, – как-то вечером бабушка всех созвала и говорит, сдохнем тут все, если не уберемся побыстрее. Собрали все, что было, деньги, украшения семейные, все до последнего гроша, чтобы контрабандистам заплатить.