Я прислоняюсь к ней, кладу голову ей на плечо. Я постукиваю указательным пальцем по кожаной обложке.

— Не так давно я нашла бабушкину Библию в коробке, и папа зашел, когда я ее просматривала. Я спросила его, почему ее здесь нет, и он сказал мне дату, когда он был спасен. — Я поднимаю голову и встречаюсь с ней взглядом. — Это был тот же день, что и ваш. Он сказал, что это было решение, которое вы приняли вместе.

Она делает глубокий вдох.

— Я помню. Я так скучаю по нему, Тори.

— Я тоже. — Я притягиваю ее к себе, крепко обнимаю и бормочу. — Я не могла знать, что это будет последний раз, когда я его вижу, мама. Если бы я знала… я бы сказала ему, как сильно я его люблю… я бы вернулась домой.

Ее рука гладит мои волосы.

— Милая, твой отец знал, как сильно ты его любишь. — Раздается стук в дверь, и мы расходимся.

— О нет, я не в том настроении, чтобы принимать гостей, — вздыхает моя мать, поглаживая рукой свои немытые волосы. — Наверное, я должна — Она собирается встать, но я останавливаю ее.

— Все в порядке, мама. Кто бы это ни был, я скажу им, чтобы они пришли попозже, — говорю я. — Они поймут.

Я подхожу к двери и вижу на крыльце человека, которого я меньше всего хотел бы видеть.

— Как дела? — спросил Колтон, засунув руки в карманы своих шорт. По моему телу разливается жар гнева.

— У тебя хватает наглости приходить сюда. Я хочу, чтобы ты ушел с крыльца и из моей жизни. — Я собираюсь захлопнуть дверь, но его рука не дает.

— Послушай, я знаю, что все испортил. Я был в ярости… возможно, я поступил не так, как следовало. — Он вздыхает. — Теперь у нас есть что-то общее.

Я ударяю ладонью по двери, мой взгляд сужается на его лице.

— У меня нет с тобой ничего общего, Колтон. Не звони мне и никогда больше не приходи в мой дом, — кричу я. — Ты понял!

Не дав ему времени ответить, я захлопываю дверь и направляюсь в свою комнату, воздух вокруг меня становится все более плотным. Я обхожу маму, не желая объяснять, кто это был. Я до сих пор не уверена, что она до конца понимает, каким извращенцем является Колтон Бентли. Когда-нибудь я объясню ей это и расскажу все… но не сегодня.

Солнце садится, свет, проникающий через окна моей спальни, уменьшается. Я закрываю дверь и прижимаюсь к ней, положив руку на сердце. Оно бешено колотится под моей ладонью. Ярость поглощает меня.

— О, Боже, это нечестно, все это нечестно!!! — кричу я, хватаясь за стену, как будто могу потерять равновесие. Я поднимаю тяжелую голову и обращаю внимание на деревянную статуэтку, стоящую на комоде напротив меня.

Она смотрит мне в глаза своими жесткими холодными глазами.

Черты лица орла, красивые, дикие… свободные, но это всего лишь статуя. Он никогда не почувствует ветра под своими крыльями, он просто дерево. Я тут же пожалела, что взяла эту глупую птицу с собой домой. Нетерпеливо подбегаю, и одним сердитым движением руки сметаю все, что стояло на комоде, включая птицу, на пол. Подхватываю стопку книг и швыряю их в стену. Через несколько секунд чувствую, как вес моего тела обрушивается на колено. Я кричу в знак протеста, так как боль вызывает пульсацию во всем теле, позволяя всему этому вылиться наружу.

— О, Боже, его действительно больше нет!

Я рухнула на пол и посмотрела на большое дерево за окном, взглянув на него, чтобы увидеть, как я разбиваюсь. Когда мне было семь лет, я смотрела на это дерево с уверенностью, что оно никогда не даст мне упасть, я верила в его трещащие ветви… Я также верила в стерлядь. Теперь все это постоянно напоминает о себе: дерево, статуи, мое дурацкое колено; я все время падала… но кто поймает такую глупую девчонку? Я вытягиваю ноги из-под себя, смотрю на розовый шрам на колене. Злость от всего происходящего пульсирует в моих венах, и я начинаю бить обеими ладонями по больному месту! Больно, но я должна убрать его с себя! С каждым сильным ударом я не могу сдержать крика, вырывающегося из моих уст.

— Почему? Почему ты забрал его у меня? Ты хочешь наказать меня? Разве ты не знаешь, что мне нужен мой отец! Почему ты забираешь у меня тех, кого я люблю? Я сделала что-то не так? — я кричу, задыхаясь, между ударами и царапинами. Кожа рвется и рвется под ногтями.

Ответа нет.

Вдруг я осознаю, что из царапин сочится кровь. Я потеряла контроль над простым актом дыхания. У меня гипервентиляция.

— Мне не нужно, чтобы ты показывал мне, как дышать, — говорю я.

— Ты уверена? — Он смотрит скептически.

— Думаю, я и без тебя справлюсь с простым дыханием.

— Но дышишь ли ты правильно?

— Не знаю. Я дышу так же, как и все остальные.

Я слышу, как дерево за окном насмехается надо мной: «Ты ничтожество, посмотри на себя. Ты не заслуживаешь быть в моих ветвях».

Я хватаю деревянную птицу, лежащую на полу рядом со мной, и бросаю ее в дерево со всей злостью, которая еще осталась во мне. Стеклянное окно разбивается вдребезги.

Прижав пятки к телу и ладони к глазам, я вдыхаю и выдыхаю, делая медленные глубокие вдохи, лежа на холодном полу. Я молюсь:

— Я хочу понимания.

Хочу прощения.

Хочу мира.

Хочу любви, которая никогда не оставит меня.

Хочу света.

Я искала не там, где нужно, Господи. Все это время я верила, что, если моя мама примет меня… у меня все будет. Если я найду правильного парня… он даст мне эти вещи. Я верила во все неправильные вещи, Господи. Мне нужна любовь, достаточно сильная, чтобы пройти через все. Я больше не знаю, что делать. Я отдаю все это Тебе! Пожалуйста, сними это бремя с сердца! Возьми его! Оно твое! Я больше не хочу злиться. Помоги мне понять. Укажи мне путь.

— Виктория! Виктория, милая? — Моя мама вбегает в дверь и обнаруживает меня лежащей на боку. Я могу представить себе выражение ужаса на ее лице. Я чувствую, как ее руки обхватывают меня за бока, и она поднимает меня на колени. — Боже мой, что ты наделала? — говорит она, потирая пальцами мою ногу. Я слышу, как колотится ее сердце в груди.

Мой голос дрожит, как и мое тело, но не от душевной боли или печали, а от осознания того, что я одна из тех счастливчиков, которые наконец-то это поняли. Я пыталась все исправить. Сейчас Стерлинг проходит испытание, которое должно приблизить его к истине. Я запрещаю это делать. Понимаю, что Бог не забирал у меня отца, просто пришло его время.

Сейчас я больше всего понимаю, что я не одна. Я никогда не буду одинока.

— Прости меня, мама, за все. — Слезы вытекают из моих глаз, стекают по щекам, на губах вкус соли. Мама качает меня взад-вперед. Она молчит, долго молчит. Я поворачиваю голову, готовая увидеть разочарованный взгляд; я избила себя и разбила ее окно, я наполовину ожидаю, что она посадит меня в психушку. Я бы так и сделала.

Мама смотрит на меня снизу вверх глазами, полными любви. Я сползаю с ее коленей и обнимаю ее за шею, слезы текут из глаз, мы плачем.

Месяц спустя…

Дом Джона — последнее место, где, как мне казалось, я буду чувствовать себя комфортно. Его мать замечательная. Думаю, в основном я прихожу сюда, чтобы увидеть ее. С Шарлоттой легко разговаривать. Она слушает. Ее влияние на Киру было поразительным.

Прошел месяц с тех пор, как мой мир взорвался, как бомба. Я больше не злюсь.

— Как твоя мама, — спрашивает Шарлотта, как только я вхожу. Я сняла пиджак, положив его на спинку дивана. В доме пахнет подгоревшей едой. За дверью кухни слышится шарканье, и я улыбаюсь, представляя Джона в его стильных варежках-прихватками в самый разгар паники. Дверь на кухню распахивается, и в гостиную входит Джон, а за ним по пятам — Кира.

— Она занята, — говорю я Шарлотте. — Она вычистила сарай на заднем дворе и пригласила плотника, который будет делать полки.

— Для чего? — спросила Кира.

— Для моей резьбы. В эти выходные мы покрасим стены. У меня официально есть свое рабочая мастерская. — Я опускаюсь на диван и встречаюсь взглядом с Джоном. — Ты сжег всю еду? Я умираю от голода.