Я ненавижу то, как знание того, что Стерлинг значил для нее что-то — возможно, все еще значит для нее — заставляет меня чувствовать себя… Ревность, когда я не имею на это права. У этих двоих есть прошлое. У нас со Стерлингом был… один поцелуй?

— Мне жаль, Старр. — Я искренне улыбаюсь ей. Она пожимает плечами.

— Не стоит. Я не сожалею. После Стерлинга я поняла, что хочу выкинуть это… для себя. Я хотела вернуть свою жизнь. Я заслужила сказку. Мы все заслужили. Так что, да, я не сожалею. Но я всегда буду желать лучшего для Стерлинга. Даже когда его жизнь была дерьмом, он заботился обо мне.

Мы останавливаемся и поворачиваемся лицом друг к другу, стоя в тени узкого переулка. Меня охватывает холод, и я обнимаю себя, потирая руки, чтобы создать трение. По правде говоря, я напугана до смерти. Я боюсь того, что увижу, когда мы найдем его.

— Ты замечательная, — говорю я ей. — Ему повезло, что у него есть ты. — Улыбка расплывается по ее лицу.

— Теперь я знаю, почему ты для него такая особенная, почему ты исключение из его правила «никогда не нарушающая правила».

— Я не исключение, — говорю я, мои щеки горят.

Это правда. Я ничье исключение. Мы оба говорим об одном и том же самовлюбленном с холодным сердцем недостижимом парне. Со мной он ничем не отличается от нее. Единственная разница в том, что он дал мне ключ и мобильный телефон.

Но не его сердце. Никогда его сердце.

— О да, поверь мне, ты — исключение для Стерлинга Бентли. Я поняла это, как только он привел тебя в ресторан. Он никогда ни на кого не смотрел так, как на тебя. — Она кивает на одинокую боковую дверь в здании. Я даже не заметила, как мы добрались до места назначения. Мусор захламляет переулок за дверью.

— Вот оно, — говорит Старр. — Может, тебе стоит подождать здесь?

— Нет. Я хочу войти. — Мой голос странно ровный, в то время как остальная часть меня дрожит.

— Ты уверена, Виктория? Это будет нелегко увидеть. Я даже не уверена, что он там, но, если он там, трудно сказать, в каком он состоянии. Возможно, это не то, с чем ты хочешь столкнуться. Ты понимаешь? — Она пытается передать какое-то послание глазами. — Есть много шлюх, которые прицепятся к такому парню, как Стерлинг.

— Шлюхи? — пробормотала я, давая ей это понять.

— Да, шалавы, которые считают, что если им придется обменять минет на наркотики, то они лучше сделают минет Стерлингу, чем какому-нибудь мерзкому грязному парню. — По моему лицу пробегает выражение ужаса. Должно быть, она заметила. — Знаешь, что, ты явно не готова это увидеть. Я пойду внутрь. Осмотрюсь. Если я найду его, то оценю, насколько плоха ситуация, а потом приду за тобой.

Плавающее дерьмо

Старр

Эта девушка намерена добиться того, чтобы ей разбили сердце.

Говорят, противоположности притягиваются. Наверное, это правда, потому что Тори и Стерлинг настолько противоположны, насколько это вообще возможно. Она отполирована. От него воняет грязью. Держу пари, она любит нежные отношения. Я знаю, что Стерлинг любит жестко и быстро.

Обхватив пальцами стальную ручку тяжелой двери, ведущей в наркопритон, я смотрю на руку Тори, лежащую на моей руке.

— Я вхожу, — говорит она мне, окидывая меня взглядом. Ее челюсть сжата, в ее выражении лица чувствуется неуверенность, но она не собирается сдаваться. Она уже убедила себя, что может спасти его. Проблема в том, что… Стерлинг Бентли не думает, что его нужно спасать.

— Хорошо. Держись рядом и смотри, куда ступаешь, — предупреждаю я, открывая дверь. Чудесная вонь наркоманского дома выливается в переулок, одурманивая свежий воздух.

— О Господи, — Тори закрывает ноздри и рот, кашляя и отплевываясь в ладонь.

— Если ты думаешь, что воняет сейчас, подожди, пока не окажешься внутри, — говорю я. — Еще не поздно отступить.

— Я не отступлю. Веди. — Она заглядывает через мое плечо в тусклый вход в подвал.

Мы спускаемся по разбитой лестнице. Старый изношенный ковер покрывает цементный пол. Единственный свет проникает через разбитые окна вдоль фундамента и одинокую лампочку, свисающую с низкого потолка. Мы проходим мимо сломанного матраса, на котором свернулся калачиком черный худой мужчина. Он не замечает нас. Вот она — жизнь. Он потерян в знакомом мне мире. На мгновение во мне просыпается неодолимая тяга к употреблению. Я помню теплое ощущение. Ощущение небытия. Полет под кайфом. Неописуемый. Неостановимый. Во рту пересохло. О Боже, чего бы я только не отдала, чтобы еще раз ощутить это мечтательное состояние.

— Ты в порядке? — Тори подталкивает меня в бок. — Ты выглядишь бледной. Тебе нужно немного воздуха? — Я хихикаю. Подышать воздухом? Черт, это мой топот. Эта девушка даже не догадывается. Нужен воздух? Я снова хихикаю.

— Я в порядке. — Лгу ей и себе. — Двигаюсь вперед, — бормочу я, следя за тем, куда ступаю. — Всегда двигаюсь вперед.

Куча одежды, пропитанной мочой, разбросаны: флаконы, бритвенные лезвия, корпуса ручек для нюхания, автомобильные антенны, используемые как трубки для крэка, пластыри, которыми заклеивают нарывы и язвы, вызванные спидом. Мы проходим мимо молодой девушки лет восемнадцати — она лежит на полу; испачканный плед, покрытый мышиным пометом, подложен ей под голову в качестве подушки. Она смотрит на нас мутными отстраненными глазами.

— Пожалуйста, не говорите моему брату, что я здесь. Он рассердится… не поймет… Я плохая… не заслуживаю любви… разочаровала всех, — бормочет девочка, отмахиваясь от мух. Она — шлюха с кожей и костями, с размазанной красной помадой на губах. На улице ее сочли бы психопаткой, здесь же она невидима. Ее губы шевелятся, но из них не выходит ни звука, она ведет безмолвный разговор со своими демонами, теми, кто держит ее в плену. Ее руки зажаты под боками ее задницы. Она делает это, чтобы попытаться контролировать свои руки, потому что в ее состоянии контроль практически отсутствует.

Я понимаю.

Тори, наверное, думает, что девушка ведет себя как безмозглый зомби, стонет и раскачивается. Я оглядываюсь через плечо, и точно — рот Тори открыт. Она выглядит так, будто вот-вот бросится бежать. Я не виню ее. Никто не хочет быть здесь.

— С ней все будет в порядке? — Тори задыхается.

— Наверное, нет, — честно отвечаю я. — Когда она спускается из путешествия, в котором она находится, она съедает первое, что может найти, будь то заплесневелый хлеб или что-то из мусора. Им все равно, что они едят. Их волнует только их следующая порция. Это ВСЕ, что имеет значение.

Слева от Тори появляется мешок с отбросами, заставляя ее испуганно подпрыгнуть. На вид ему около сорока, хотя, скорее всего, ему около двадцати. Жизнь здесь тяжела. Она состарит тебя в одно мгновение. Уничтожит за секунду. Его покрытые щетиной щеки впалые. Его тело хрупкое и избитое; воспаленные язвы разбросаны по его высокому лбу. Он долго затягивается сигаретой, кончик которой светится. Он здесь в поисках компании.

Глаза Тори расширяются. Она похожа на испуганного кролика, не знающего, сдаваться или бежать, поэтому она стоит на месте и ждет, когда ему надоест и он пойдет дальше.

Отчаянный взгляд парня скользит по телу Тори, наводя на размышления; поверх простых джинсов и футболки. Черт, я потрясена, что он вообще заинтересовался ею, учитывая, что у нее нет такого количества голых бедер и сисек, которые он привык видеть. Слизкий язык парня высунулся, смачивая потрескавшиеся губы. Я уже слышу его мерзкие мысли, видя, как голова Тори покачивается у него на коленях.

— У меня есть то, что тебе нужно, милая. Мы могли бы поменяться. — Еще больше трахает ее глазами. — Это будет хорошо для нас обоих.

— Мне это не интересно.

— Отвали от нее, — говорю я, сильно толкнув его. — Она не собирается быть твоей шлюхой.

Он спотыкается. На его лице появляется ухмылка, показывающая сломанные зубы. Его глаза теперь на мне. Слава Богу, я изменилась. Не думаю, что у меня хватило бы смелости, если бы я была одета так, как будто мне все еще здесь место.