Нахмурившись, я делаю резкий шаг назад, когда из-под стеклянной крышки, вибрирующей на большой кастрюле, вырывается облако пара. Рис. Он же должен быть пропаренным? Думал, ему это нравится. Так написано прямо на коробке. Чем больше пара, тем сильнее качается крышка, пока не становится похожа на шаттл перед взлетом. Я остерегаюсь приближаться к ней, даже с одной из этих девчачьих щипцов, защищающих мою руку. Может, я и храбрый парень, но я также знаю, когда нужно признать поражение. Я делаю еще один шаг назад.
Как будто мне нужно еще одно доказательство того, какой я идиот, над головой срабатывает пожарная сигнализация. Отвратительный, постоянный визжащий звук заставляет моего девятилетнего бигля Роско поднять свое больное артритом тело с того места, где он лежит на кафельном полу. Он издает длинный непрерывный вой. Не могу вспомнить, когда в последний раз видел его таким взвинченным. Моя мама всегда говорила, что я неравнодушен к отстающим.
— У меня все под контролем, — кричу я, перекрывая тревогу и вой моих собак. Что является полной ложью. Роско наклоняет голову, его глаза не уверены, ухо приподнято.
— Надоедливая пожарная тревога или настоящий полыхающий огонь, с чем ты справишься в первую очередь? — спрашиваю я Роско. Он качает головой в сторону, ничего не понимая. Здесь главная дилемма. Пожар? Тревога?
— Ну ты и помощник. Думал, бигли должны быть умными. Ты позоришь свою породу. — Решение принято. Я иду, а не бегу, к раковине (у меня есть чувство собственного достоинства), вытаскиваю резиновый шланг, включаю распылитель воды на мою курицу Терияки и овощную смесь, пылающую на сковороде. Запах, наполняющий кухню, слишком знаком, он похож на тот, когда мой сосед случайно поджег хвост своей кошки с помощью зажигалки. Я все еще скептически отношусь к этой «случайности», но вы когда-нибудь чувствовали запах паленой кошачьей шерсти? Неприятно.
Мой большой палец обводит маленькую серебряную кнопку на шланге, чтобы почувствовать ее. Глубокий вдох, прицел, ровно, как это делают пожарные…
— Господи, что здесь происходит? — кричит мама, держа в руках два бумажных продуктовых пакета. Она ставит пакеты на столешницу, бросает сумочку и хватает метлу из шкафа в прихожей (интересно, зачем… ведь сейчас не самое подходящее время для уборки?!). Перевернув метлу вверх ногами, она деревянной ручкой нажимает на красную кнопку пожарной сигнализации, и шум мгновенно стихает. Ну а я чувствую себя глупо.
Она делает мне самое злобное лицо, на которое только способна, но мне не хочется говорить, что оно не такое уж и злобное.
— Надеюсь, ты не собирался обрызгать мою плиту этой штукой! — говорит она, хватая распылитель и ручку дымящейся сковородки, окуная ее под непрерывную струю воды в раковине. Сковородка протестующе зашипела. Черт. Я действительно все испортил. Я пытаюсь сделать невинное лицо, но у нее уже выработался иммунитет к этому.
— Надеюсь, ты не очень голодна, — говорю ей, засовывая большой палец в задний карман джинсов и разглядывая свой беспорядок. Кухня выглядит как дерьмо. А еда еще хуже. И бедный Роско, он бросил меня посреди хаоса, убегая в укрытие. Я предполагаю, что он под моей кроватью. Он там довольно часто бывает; старость. Его нервы расшатаны.
По лицу моей мамы расплывается ярчайшая улыбка. Она наклоняется и крепко целует меня в правую щеку, и я рад, что никто этого не видит, потому что было бы очень неловко, если бы кто-то увидел, как мама целует меня. Одна из ее рук ложится на грудь, и она мечтательно вздыхает.
— Ты готовил для меня? Вау, ты совсем не похож на своего отца. Иногда я сомневаюсь, что ты вообще его ребенок. — Я думал, что уже привык к тому, что она указывает на то, какой неудачник мой отец. Нет, все еще больно. Я понял, что лучшее, что можно сделать, когда о нем заходит речь, — это быстро сменить тему: то же самое касается моих учителей и друзей, когда они спрашивают о моем отце.
Пожав плечами, как будто это не имеет большого значения, я объясняю:
— Ты всегда так много работаешь. Не могу вспомнить, когда мы в последний раз ужинали в одно и то же время. Я подумал, что это будет приятно.
Мама — официантка. Она работает в две смены, чтобы свести концы с концами. Знаю, что, если бы не я, ей бы не пришлось так много работать. Возможно, она бы уже снова вышла замуж за какого-нибудь доктора, и ей было бы о ком позаботиться для разнообразия. Она многим пожертвовала ради меня. С каждым днем я вижу это все больше.
— Ох, милый, это так мило, и мне так жаль, что меня здесь почти не бывает. — Ее лицо вытягивается, и она опускается на один из двух металлических стульев вокруг нашего стола в ретро-стиле. Знаете… те, что с металлическими ножками и уродливым золотым виниловым верхом. О, нет. Мне удалось заставить ее снова почувствовать себя паршивой мамой. Не то, чего я добивался. Она добавляет:
— Между двумя работами, церковью и помощью в АА я совсем забыла о тебе, да? — Опустившись в кресло напротив нее, я беру солонку и кручу ее на подставке, как будто она чем-то завораживает. Правда в том, что я не могу смотреть на маму, зная, что слезы сожаления уже собираются в карих глазах того же оттенка, что и мои собственные. Я ненавижу, когда она так себя ведет. Вся в слезах и «я самая плохая мать на свете», потому что это не так. Моя мама — самый сильный, самый удивительный человек, которого я знаю.
Она встретила моего отца, когда ей было шестнадцать. Любовь с первого взгляда. Так я слышал. Скорее, похоть с первого взгляда, по крайней мере, для него. Они много пили и экспериментировали с наркотиками, дикое подростковое бунтарство, пока, к удивлению… не был зачат мальчик. Через пять месяцев я родился недоношенным и с недостаточным весом из-за употребления наркотиков моей матерью.
Да, я слышал эту историю, снова и снова, и снова. Не забывайте, что моя мама — активный член АА; она любит рассказывать историю о том, как она попала из того места, где была, в то, где она сейчас. Она живет ради этого дерьма: говорить, делиться и помогать другим. Я не думаю, что она полностью простила себя за то, как я был представлен миру. Она говорит, что простила, но я не уверен. В любом случае, моя мама говорит, что в тот момент, когда ее взгляд встретился с моими «большими карими глазами», произошла мгновенная связь. Она говорит, что поняла, что ее жизнь должна измениться к лучшему. У моего отца, должно быть, не было такого же опыта связи, потому что вскоре после того, как его глаза соединились с моими, его не стало. Вилы разделились. Мы были брошены. Нельзя тосковать по тому, чего у тебя никогда не было. Верно? Что за чушь. Я скучаю по своему отцу, хотя никогда его не знал. Было бы здорово иметь кого-то, с кем можно было бы побросать футбольный мяч или получить подарок от отца на День отца. Потом были скауты. Это был большой отстой. В другой момент моей жизни стало до боли очевидно, что у всех остальных мальчиков есть отцы, а у меня нет. Конечно, мама всегда появлялась вместо него, что как бы выводило смущение от отсутствия отца на совершенно новый уровень, но я никогда не говорил ей об этом. Я позволял ей заниматься своими делами. Она делала все, что могла. Лучшее, что может сделать любой родитель — одиночка.
Вы должны научиться превращать лимоны в лимонад. Так говорила моя бабушка, ну, и еще она всегда усмехалась, когда моя мать упоминала моего отца. Это как получить кота в мешке. Никогда не знаешь, что у тебя есть, пока не выпустишь его на волю.
За семнадцать лет чистоты и трезвости моя мама обладает необычным умением (она называет это своим даром) помогать другим людям, оказавшимся в такой же отчаянной ситуации, в какой оказалась она, поэтому нам редко удается пообедать вместе без того, чтобы кто-нибудь не позвонил в середине трапезы с надвигающимся кризисом: наркоман, который завязал и грозится выписаться навсегда; молодой подросток, напившийся, которому нужна безопасная поездка домой; и кто-то, кто выслушает, или ОДИН из тех счастливчиков, которые побороли привычку, но оказались в слабой ситуации, когда им нужно напомнить, как далеко они зашли. Я восхищаюсь своей мамой за то, что она всегда спешит на помощь днем и ночью. Помогать другим людям с зависимостями — ее страсть. А еще и церковь. Эти два фактора делают ее счастливой. Я понимаю. Правда, понимаю. Ей нужно чувствовать, что у нее есть цель. Всем нужно. Она сморщила нос, оглядывая то, что когда-то было ее безупречной кухней.
