Боже правый, как же я очарована этим умником! Я прочищаю горло, отталкиваю его локтем с дороги и наклоняюсь, чтобы поднять корзину и высыпать ее содержимое на сушилку для белья. Я поворачиваю голову и встречаюсь с его взглядом. Его самоуверенность начинает меня раздражать.

— Мне не нужно, чтобы ты показывал мне, как дышать, — говорю я.

— Не нужно? — Он смотрит скептически.

— Думаю, что могу справиться с простым актом дыхания без тебя.

— Но дышишь ли ты правильно?

— Не знаю. Я дышу так же, как и все остальные.

— Твой парень заставляет тебя стирать его нижнее белье? — Он поднимает пару боксеров Колтона, подвешивая их на кончике пальца перед моим лицом.

— Как мы перешли от моего дыхания к нижнему белью?

Я выхватываю у него боксеры, предупреждающе хмурясь, когда сворачиваю их, просто потому что могу, и бросаю обратно в кучу.

— Я поддерживаю… в отличие от тебя.

— Я здесь. Как это не поддерживает?

Мои руки замирают прямо посреди складывания одной из футболок Колтона. Я смотрю на Стерлинга в полном неверии.

— Ты серьезно, не так ли? Пока твой кузен занят приготовлениями к похоронам своих родителей, ты приводишь девушек, чтобы они отсосали у тебя… — Я даже не могу этого сказать, но в его глазах вспыхивает понимание. — Тебе это кажется неправильным?

— Это была одна девушка. — Он наклоняет голову, на его губах играет небольшая улыбка. — Почему тебя волнует, кого я сюда привожу?

Я пожимаю плечом, отклоняясь.

— Мне все равно. Хочешь быть бесчувственной эгоистичной задницей… ну и ладно. Я думаю, это было неаккуратно, раз ты знал, что я буду здесь весь день. И бесцеремонно. И дерзко. И грязно. И вульгарно.

У меня сводит живот, когда я наконец делаю паузу, чтобы взглянуть в серые штормовые глаза. Стерлинг наклоняется ближе, его рот приближается к моему, и на короткую секунду я думаю, что он действительно может быть достаточно глуп, чтобы поцеловать меня. Сердитый злобный поцелуй, просто чтобы доказать, что он может. Я сосредотачиваюсь на пирсинге в его губе.

— Не вымещай на мне свое сдерживаемое разочарование, — рычит он. — У тебя есть парень для этого дерьма. Если хочешь кого-то достать… иди и доставай его.

— У меня нет никаких сдерживаемых… — Дверь захлопывается, и я остаюсь никем не услышанной.

На похоронах всегда идет дождь.

О родителях Колтона заботилось много людей. Вчера вечером в их дом начали приносить безумное количество еды и цветов. Я провела всю ночь, открывая двери и переставляя вещи в доме, чтобы разместить все это. У них будет достаточно еды, чтобы прокормить их, пока они не вернутся в Лос-Анджелес. Странно, но дядя Бентли был полу доброжелателен ко мне и Сойеру; он был своим обычным веселым «я». Колтон тихо сидел в гостиной, уставившись в пространство, почти всю ночь. Я думаю, смерть родителей наконец-то задела его.

— Хочешь поговорить об этом? — Спросила я его.

— Не сейчас, Тори. — Он огрызнулся, уставившись в пространство. — Я просто хочу, чтобы меня оставили в покое.

Такси заехало за Стерлингом, и он появился снова только за десять минут до того, как пришло время, когда он должен был стать поминальщиком сегодня утром. Я потрясена, что он даже нашел время надеть костюм и галстук. Не буду врать, мой желудок повел себя забавно при первом же взгляде на Стерлинга, выглядящего как парень, который держит свое дерьмо вместе. Думаю, дорогой костюм и пара красивых глаз могут обмануть кого угодно.

Я надела простое черное платье для коктейля, которое мама приготовила для меня, с туфлями на шпильках и оставила волосы распущенными, завив их, как я делала в церкви по воскресеньям. Последними похоронами, на которые я ходила, были похороны моей бабушки. Помню, как моя мама приготовила, что я должна надеть.

Я вдыхаю запах цветов, наполняющих вход в церковь, присланных в знак соболезнования семье. Сразу за открытыми красными двойными дверями бетон, ведущий к кирпичной церкви, блестит от дождя.

Я отвечаю за то, чтобы стоять у дверей, приветствовать людей и раздавать карточки с изображением святого. Внутри — молитва, а также имена родителей Колтона и порядок проведения службы. Я не возражаю. Многие лица знакомы; люди, которых я видела вчера вечером, заходя в дом, чтобы проведать Колтона.

— Как дела? — спрашивает мой отец, демонстрируя свои ямочки. Мой отец тоже хорошо выглядит в костюме. Он наклоняется и слегка сжимает мое плечо.

— У меня болят ноги, — тихо признаюсь я ему на ухо.

— Небольшая цена за красоту, — отвечает он, подмигивая. — Я собираюсь пойти найти твою маму. Она скоро начнет. Тебе что-нибудь нужно?

Я качаю головой и киваю на маму, стоящую в нескольких футах от меня и разговаривающую с дядей Бентли. Конечно, Сойер очаровал мою маму своей улыбкой. Мой взгляд скользит к Стерлингу, черной овце семьи. Он снял пиджак и сидит, наклонившись вперед на стуле, положив локти на колени и уставившись в пол. Кажется, он прячется в узком коридоре сразу за ванной. Он выглядит усталым и печальным. Может быть, у него все-таки есть сердце?

Он поднимает голову и смотрит в мою сторону, и я быстро отворачиваюсь, приветствуя следующих людей, входящих в дверь с вынужденной улыбкой. Одна из них — Обри, девушка, с которой Колтон встречается за моей спиной. У нее естественно вьющиеся клубничные светлые волосы и веснушки, усеивающие переносицу. Нервно покачиваясь в своем шелковом лавандовом платье, одна рука у нее прямая, другая свободно сложена на животе, она слабо улыбается мне.

— Привет. Как Колтон? — спрашивает она.

— Хорошо, я думаю. Он не особо много говорил об этом.

— Это нехорошо. Он должен… ну, знаешь… поговорить… с кем-нибудь.

— Да. Должен.

— Я ненавидела слушать о его родителях. — Она смотрит куда угодно, только не прямо мне в глаза. — Если у меня не будет возможности увидеться с ним… ты скажешь ему, что мне жаль? Убедись, что он знает. — Я киваю.

— Да. Я скажу ему.

— Спасибо, Тори. Ты выглядишь очень красиво, — говорит она, кивая на мое платье. По ее щекам расползается краснота. — Черт. Разве это неправильно говорить на похоронах? Я никогда не знаю, что говорить на таких мероприятиях.

По какой-то безумной причине я смеюсь, находя ее, не знаю… может быть, очаровательной? Она надела лаванду на похороны, произнесла слово «дерьмо» в церкви и готова войти в комнату, полную совершенно незнакомых людей, одна и быть вежливой с девушкой парня, с которым она занимается сексом. Она либо сумасшедшая… либо влюблена. Я думаю, что единственный способ заставить ее чувствовать себя более комфортно со своей неадекватностью — это указать на мою собственную.

— Спасибо, — отвечаю я, ущипнув себя за край платья и сделав небольшой реверанс. — Моя мама выбрала это платье для меня. — Мой взгляд устремляется туда, где сидит Стерлинг, когда я слышу негромкое хихиканье. Боже мой! Он смеялся?

Стерлинг встает, накидывает пиджак и исчезает через дверь в туалет, ни разу не взглянув на меня. Ладонь прикладывается к моей груди, где бешено колотится сердце.

Одно я знаю точно… Я хочу снова заставить Стерлинга Бентли смеяться.

Ямочки должны сопровождаться предупреждением

Виктория

— Можно подумать, этот парень хотя бы побреется, прежде чем прийти сюда. — Бормочет моя мама, с гордостью разглядывая жаркое из ребрышек в центре обеденного стола, как будто она действительно его приготовила. Пожалуйста, дайте мне передышку. Весь этот обед планировала и готовила Сесили, наша домработница, а не моя мать.

В этот раз Сесили постаралась на славу, накрыв стол самым изысканным фарфором и хрусталем. Она даже превратила тканевые салфетки в лебедей. Сесили — профессионал в оригами и в том, как сделать нашу обычную столовую более элегантной. Стол покрыт льняной скатертью, в хрустальной вазе стоят свежесрезанные цветы с веточками лаванды и дыханием младенца. Я не буду шокирована, если из нашей кладовой выйдет человек в костюме пингвина со сложенным полотенцем, перекинутым через руку, и спросит: «Будет ли что-нибудь еще, мадам?».