Одна из его рук переходит на мою талию, чтобы удержать мои бедра. Я опираюсь локтями на пианино, чувствуя, как дерево царапает мою кожу. Моя голова откидывается назад, и я закрываю глаза, поглощенная моментом.

Ощущения нарастают.

Звуки, о которых я никогда не думала, что они вырвутся из моего тела, проносятся из моих приоткрытых губ. Я хватаюсь за край рояля и разбиваюсь вдребезги.

Я падаю обратно на пианино, смеясь над тем, что это было безумно прекрасно. Я пытаюсь перевести дыхание. Я смутно помню, как он подошел к комоду и открыл ящик. А потом он возвращается. Все происходит быстро. В одну минуту я еще не оправилась от случившегося, а в другую Стерлинг поднимает мои руки, сдвигая рубашку вверх и снимает через голову. Он обхватывает меня за талию с обеих сторон и поднимает со скамьи, укладывая на крышку рояля, причем клавиши теперь впиваются не в позвоночник, а в мясистую часть моей попы. Звуки рояля разносятся по квартире. Я полностью обнажена. Он проводит взглядом по моему телу. Я выгибаю спину, наслаждаясь его взглядом. Его рот прокладывает путь по моей челюсти, горлу и останавливается на груди. Он прижимается поцелуем к ее выпуклости.

— Стерлинг, я… — Его рот проглатывает мои слова, язык ищет вход. Это глубокий влажный поцелуй, который говорит: «Я хочу тебя. Я хочу тебя всю».

Он отталкивает скамейку и встает, не сводя с меня глаз. Его джинсы низко висят на бедрах, демонстрируя плоский живот. Мой взгляд устремлен на его внушительный пресс, крепкую грудь — все, что я могу поглотить своими глазами. Я тянусь к пуговице и молнии его джинсов, судорожно расстегивая их. У меня пересыхает во рту, когда я смотрю на его обнаженное тело. Я смотрю, как он надевает презерватив и двигается надо мной.

Это не то, что мы обсуждали, занимаясь сексом.

— Ты такая красивая, — его голос прорывается сквозь дымку потребности, окружающую нас, и я поднимаю голову, наши глаза встречаются. Другая рука Стерлинга обхватывает мое бедро, его пальцы впиваются в кожу, и без предупреждения он резко шлепает. Ощущение жжения возникает внезапно. Меня словно раскалывает на две части, и вместо того, чтобы выгибаться в его сторону, как раньше, я пытаюсь вывернуться. Стерлинг издает глубокий горловой звук и рушится на меня. Его тело напрягается, когда он прижимает меня к себе. Он впивается несколькими нежными поцелуями в мое плечо.

— Ш-ш-ш, все хорошо, — говорит он. Он скрипит зубами. — Будь спокойна.

Слезы катятся из уголков моих глаз. Мои колени упираются ему в бока.

Он обхватывает мое бедро, прижимая его к себе.

— Я серьезно, детка. Если ты не перестанешь двигаться, я сойду с ума. Я не смогу остановиться.

— Мне все равно, просто покончим с этим, — умоляю я. Мои ноги обхватывают его талию, и я крепче прижимаюсь к нему.

Он отстраняется, наши глаза встречаются, и обе его руки ложатся по бокам моего лица. Подушечками больших пальцев он осторожно вытирает слезы, намочившие мои щеки. Он вдруг стал очень серьезным.

— Если ты хочешь меня ударить, то я тебе разрешаю. Я этого заслуживаю. — Я громко смеюсь над его абсурдным комментарием.

— Почему я должна хотеть этого?

— Твой первый раз должен был быть особенным. Если бы я знал…

— Он был особенным, то есть так и есть. Я с тобой.

— Ты должна была мне сказать.

— Я не думала, что это важно, — лгу я, приподнимая бедра, откидываясь на спинку рояля, побуждая его двигаться. — Он стонет.

— Конечно, это было важно. Я бы обращался с тобой бережно. — Он опускает глаза вниз, туда, где его рука медленно проводит по моей коже, словно любуется каждым сантиметром, запоминая его взглядом и прикосновением. Боль стала терпимой, если не исчезла совсем. Он медленно отводит бедра назад и снова входит в меня. — Я бы обращался с тобой как с чем-то хрупким.

О, внезапно ощущение того, как он заполняет и выходит, стало приятным, просто великолепным.

— Я не хрупкая, Стерлинг, — пробормотала я, наклоняясь и приникая к его губам, убеждая его отбросить свою совесть. Мои губы прижимаются к его губам: «Закончи то, что ты начал».

— Я не хочу причинять тебе боль.

— Ты причинишь мне боль, только если остановишься.

Его язык проникает в мой рот, вызывая стон из глубины души. Я закрываю глаза, обхватывая его бедра ногами, пятка моей ступни побуждает его двигаться вперед. Я чувствую себя в безопасности. Как будто нахожусь там, где должна быть, — чувство, чуждое мне, но желанное. Его рука пробирается по моей лопатке и медленно скользит вниз по руке, переплетая наши пальцы, когда он достигает моей руки. Он отбрасывает джинсы в сторону и поднимает меня, неся через всю квартиру.

— Мне жаль, — шепчет он мне в губы.

— Перестань просить прощения. Это то, чего я хотела.

— Я не говорю, что сожалею о том, что было раньше… Я говорю, что сожалею о том, что собираюсь сделать. — Его голос глубокий, сексуальный. — Тебе будет больно.

— Мне все равно.

Я провожу пальцами по его плечу, его кожа на несколько оттенков темнее моей собственной. Под влиянием импульса я наклоняюсь вперед и целую его сосок, проводя языком по одному из пирсингов, который очаровывает меня с тех пор, как я познакомилась со Стерлингом. Он вдыхает сквозь зубы, и я замечаю, как он вздрагивает. Я улыбаюсь, радуясь, что могу вызвать в нем такую сильную реакцию. Мой рот медленно поднимается к его, горлу, челюсти, и когда мой рот достигает его рта, я медленно целую его, смакуя ощущение его языка, движущегося против моего.

Я смутно осознаю, что он несет меня назад, к кровати. Мы падаем обратно на кровать, его локти смягчают падение. Но что смягчит мое сердце? После этого ничто не будет прежним. Стерлинг Бентли всегда будет владеть частью меня. Ему всегда будет принадлежать мое сердце.

— Черт. — Он прижимается лбом к моему, приподнимаясь надо мной. Его глаза закрываются. Я чувствую, как колотится его сердце, как его эрекция зажата между нашими телами.

— Я хочу заняться с тобой любовью без презерватива, — говорит он, его голос хриплый от потребности.

Он сказал «заняться любовью»?

Сейчас ужасное время, чтобы думать об иглах и проститутках. Нет. Сейчас самое подходящее время думать об иголках и проститутках.

— Мы не можем, — задыхаясь, говорю я.

— Расслабься, Феникс, я сказал, что хочу. Я знаю, что мы не можем.

Я целую уголок его рта, одна моя нога зацепилась за его бедро.

Через час мы лежим на кровати, обнаженные, кожа блестит от пота, одна его нога просунута между моими под простынями. Его подбородок лежит на моем плече. Его пальцы неторопливо спускаются по моей руке, пока не достигают кисти; он поднимает ее и подносит ко рту, где нежно целует внутреннюю сторону запястья, а затем внутреннюю сторону ладони, потирая ее о щеку. Я потягиваюсь, склоняясь к его теплу, и та же рука, которую он целовал, пробирается к его затылку, пальцы ласково расчесывают его беспорядочные волосы. Улыбка расплывается по моему лицу при мысли о том, что это я привела его волосы в беспорядок. Ну, мы вдвоем, это было совместное занятие. А теперь я не могу перестать прикасаться к нему, и он, похоже, чувствует то же самое, покусывая внешнюю часть моего плеча.

— Твоя очередь, — говорю я ему.

— Ты уверена, что хочешь поговорить? Я могу придумать дюжину вещей, которые мы можем сделать гораздо лучше, чем рассказывать друг другу о нашем дерьмовом прошлом.

Я медленно качаю головой, хихикая, когда он пытается повернуть меня к себе, чтобы получить доступ к моей груди.

— Я рассказала свою историю. Теперь ты должен рассказать мне свою. Это будет справедливо.

Он прижимает меня к себе, прикладывает ухо к моей груди, достаточно близко к сердцу, чтобы слышать его биение. Я тяжело сглатываю, мой желудок вздрагивает, когда я продолжаю расчесывать пальцами его волосы. Он выдыхает долгий вздох, согревая мою кожу.

— В старших классах я пробовал кокаин, — признается он. — Ничего серьезного, просто иногда с друзьями по выходным. На первом курсе колледжа я приобрел репутацию крутого парня и решил, что каждому крутому парню нужен мотоцикл. И я купил его на деньги, которые отец положил на счет — так он покупал мою лояльность. Я был в восторге от власти. Я думал, что мне никто и ничто не нужно. Я был высокомерен. Настоящий болван.