Но это не сделает его таковым.

Я легла, вытянувшись рядом с ним, положив голову на его руку и вдыхая его дыхание.

Вечернее солнце проникает сквозь ряд окон в пол вдоль наружной стены квартиры, отблескивая на черной глянцевой краске рояля. Меня тянет к нему, я чувствую ту же тягу, что и к Стерлингу. Даже несмотря на всю одежду, которую купил мне Стерлинг, я все равно предпочитаю носить его футболки и боксеры. Мне нравится быть одетой в его запах. Это не подавляющий запах одеколона, а скорее запах чистоты, мыла и смягчителя ткани.

Я задерживаюсь возле рояля, его рубашка щекочет мои голые бедра. Под моими босыми ногами прохладное дерево. Квартира Стерлинга расположена так высоко, что никто не сможет заглянуть в окна, даже если захочет. Мой указательный палец касается одной из клавиш из слоновой кости, и звук прорывается сквозь тишину в квартире. Я оглядываюсь через плечо на Стерлинга, который спит на кровати, и опускаюсь на скамейку. И снова мои пальцы скользят по клавишам: одна за другой, черная, потом слоновая, слоновая, потом черная, восхищаясь уникальным звучанием каждой из них.

Единственная песня, которую я умею играть, — «У Мэри был маленький ягненок». Знаю, не впечатляет, но в молодости мне казалось, что это впечатляет. Снова нажимая на тонкие черные клавиши, я решаю, что к чему, и расставляю пальцы. «У Мэри был маленький ягненок» раздается в тишине. Я играю ее один раз, а в следующий раз, чувствуя себя более уверенно, немного меняю ее.

Уверена, что то, что я провожу время за чем-то другим, кроме наблюдения за сном Стерлинга, — это хорошо. Стерлинг спит так крепко, спокойно, ведь рвота прошла, а боли утихли. Улыбка кривит мои губы. С каждым днем ему становится лучше, он становится сильнее.

Мое сердце начинает бешено колотиться, когда я чувствую его безошибочное тепло за своей спиной. Я задыхаюсь, когда его пальцы нежно проникают под воротник рубашки, касаясь обнаженной кожи. Я на секунду закрываю глаза, запоминая этот момент.

— Прости меня. Я не хотела тебя беспокоить, — бормочу я, не отрывая рук от клавиш.

Не задумываясь, я снова опираюсь на него, доверяя ему, что он не даст мне упасть. Могу ли я? Довериться этому прекрасному мужчине, чтобы он не разбил мое сердце на миллиард осколков. Он нежно смахивает волосы с моего плеча, и мои глаза снова закрываются, а из губ вырывается тоненький стон, когда его губы следуют по тому же пути, что и его пальцы. Я спала рядом с этим мужчиной, страстно желая, чтобы он сделал именно это… потянулся ко мне.

О Боже, этого парня опасно любить.

Я не могу не реагировать на него, это все равно, что не реагировать на голод — желание обладать им слишком сильно. Именно поэтому я и пришла сюда, не так ли? Чтобы наконец-то высказать то, что я хочу?

А я хочу его.

— Проснуться и увидеть, что ты сидишь за моим роялем в одной из моих рубашек, — его зубы впиваются в мое плечо, теплый язык успокаивает жжение, — это никогда не может быть беспокойством. — Он улыбается, касаясь моей кожи. — Сначала я подумал, что мне это снится, но потом понял, что ты определенно реальна. Я чувствую твой запах на своих простынях.

Он придвигается ко мне сзади на скамейке, так что я оказываюсь между его ногами, а его руки накрывают мои, лежащие на клавишах. Его обнаженная грудь прижимается к моей спине. Я закрываю глаза, чувствуя его губы на изгибе моей шеи.

— Давай. Продолжай играть, — говорит он мне.

— Блистай, блистай маленькая звезда?

— Конечно.

Я пытаюсь сосредоточиться на игре, но пока не могу больше выносить его прикосновения и посасывания моей шеи. Я поворачиваюсь в его объятиях.

— Как я могу сосредоточиться, когда ты так делаешь?

Он не отвечает, просто смотрит на мой рот, а я жду, что он сделает. Он встает из-за моей спины и поворачивает меня на скамейке так, что я оказываюсь лицом к нему. Мой желудок опускается при виде его. Нет ничего сексуальнее, чем парень в одних выцветших джинсах. Я поднимаю глаза на пирсинг в его сосках и замечаю, что их кончики затвердели — то ли от холода, то ли он чувствует, что я хочу взять их в рот. Мой взгляд поднимается выше, к татуировке на его шее, а затем встречается с его взглядом и обнаруживая, что он наблюдает за мной с тем же намерением.

— Видишь что-то, что тебе нравится? — Он усмехается.

— Вот это. — Я поднимаю руку и провожу кончиком пальца по контуру ласточки на его шее.

Он тяжело сглатывает.

— Мне нравится, когда ты ко мне прикасаешься, — хрипло произносит он. — Тебе следует делать это чаще. У меня от этого мурашки по коже.

Он раздвигает мои ноги коленом и опускается на колени, помещая свое тело между моих ног, а его руки обхватывают мое лицо по бокам, большой палец проводит по нижней губе. Он наклоняет мою голову назад. Я делаю глубокий вдох, зная, что сейчас произойдет. Мы не целовались со времен полета на воздушном шаре. Все мое тело пылает от интереса.

Я наклоняю голову, опускаю ресницы, глядя на серебро его нижней губе. Мои руки ложатся на его шею, притягивая его к себе.

— Стерлинг, я…

— Ш-ш-ш. — Его рот накрывает мой, его теплый язык проникает внутрь. Он целует меня глубоко, его язык знакомится с моим ртом.

Мои пальцы скользят по его талии. Он пахнет так, как пахнут многие дни, проведенные в постели, когда он потеет в одну минуту и замерзает в другую.

Что-то в том, что я вижу Стерлинга в его худшем виде: немытые волосы и сонное оцепенение в глазах, заставляет меня прижаться к нему, стараясь быть как можно ближе к нему. То, что он теряет всю свою надменность и развязность, борясь с желанием, становится уязвимым и настоящим, растапливает мое сердце так, как я и представить себе не могла.

Мое тело гудит от предвкушения.

Он отстраняется, и я вижу, как вспыхивают его ямочки, когда его пальцы спускают боксеры вниз по моим бедрам. Когда хлопок проходит по моим лодыжкам, Стерлинг поднимает на меня глаза, проверяя, не против ли я. Я держусь за его плечи, выходя из них, мышцы на внутренней стороне бедер подрагивают под кожей.

— Положи эту ногу на скамью, — приказывает он, касаясь моей «хорошей» ноги.

Я делаю, что мне велено, и поднимаю левую ногу, упираясь ступней в скамью, не отрывая взгляда от его глаз. Мне нужно видеть его. Мне нужно знать, что я с тем, кого ждала. Он опускает ресницы. Его большой палец нежно проводит по шраму на моем правом колене. Я напрягаюсь, пока его глаза снова не находят мои, уже не на шраме.

— А теперь откиньтесь назад, — мягко приказывает он.

Мои локти слишком сильно ударяются о клавиши рояля. Он тихонько хихикает, когда мое тело напрягается, испугавшись громкого звука.

— Расслабься, — говорит он.

Руки Стерлинга опускаются к моим бедрам и успокаивают их. Он прижимает меня к краю скамьи. Я задыхаюсь, сердце колотится в груди. Дневной свет, льющийся в окна, не скрывает того, что я сейчас раскинулась так, чтобы он видел, но есть боль, пульсация, которая заставляет стыд и смущение, которые я обычно испытываю, отойти на второй план. Я смотрю на него снизу вверх. Чувствую, как его пальцы касаются моей внутренней поверхности бедер. Наблюдаю за тем, как его большой палец поглаживает те места, где я для него мокрая. Не знаю, чего я ожидала. Мы с Колтоном экспериментировали. Секса не было, но было много прикосновений. Но с Колтоном никогда не было такого ощущения.

Я хочу этого.

Мне нужно это.

Мне нужен Стерлинг. Я могла бы жить, наслаждаясь его возбуждением, до тех пор, пока не умру от недоедания. По крайней мере, я умру, зная, что такое настоящая неоспоримая страсть.

Его глаза поднимаются к моим, тяжелые и заманчивые. Мои пальцы перебирают его волосы, ногти царапают кожу головы.

— Я хочу попробовать тебя на вкус, — рычит он, и по моему позвоночнику пробегают мурашки. Это пять слов. Пять слов, собранные вместе, они — самое грязное, что когда-либо говорил мне парень.

Его голова опускается, и язык следует за пальцами. Я извиваюсь на скамейке и хнычу.