— Я недавно открыла свое дело. Есть небольшой и стабильный заработок, но…
— Ты хочешь солидный куш? — подмигивает и отходит от меня. — Иди сюда, — рукой указывает на большой круглый стол, стоящий в центре комнаты, аккурат под жалким подобием театральной люстры с рваным абажуром-балдахином над ней. — Твое место! — отдает команды, на которые я, что очень странно, как покорная ведусь.
— Спасибо, — бормочу и, отодвинув стул, сажусь напротив женщины, которая уже тасует колоду нестандартных, слишком крупных по размеру карт. — Это что? — киваю на ее руки, перебирающие неясную пока мою судьбу.
Она не отвечает, но добродушно улыбается и глазами указывает на то, что делает, и как будто говорит:
«Тихонечко! Помалкивай и, не проронив ни звука, следи за тем, что я по твоей просьбе покажу».
И я слежу за всем, что эта дама делает. Гадалка раскладывает мою жизнь на темно-красное сукно, затем присматривается к каждому изображению, какое-то бережно скребет ногтем, словно налипшую грязь снимает, несколько раз над каждой картой дует, цокает, покачивая головой, и глубоко вздыхает.
— Что? — я подаюсь вперед и даже зад со своего места поднимаю, чтобы лучше видеть то, что пока от меня сокрыто под всем этим таинственным барахлом.
— Это твое прошлое, Антония, — указывает пальцем на какую-то картинку, — а это отношения, это крепкий дом, твое здоровье, небольшие тяготы, неурядицы, неприятности и странная, будто ненормальная, одержимая, нездоровая любовь…
— А где карьера? — грубо перебиваю женщину и взглядом суечусь по тому, что на столе разложено.
— Этого не вижу, — отрицательно мотает головой. — Красивые, но безумные отношения. Детская игра! Ты, он и… Он? Взрослый и уверенный мужчина, а рядом парень… Возможно, сын? Есть кто на примете? Подходящий, например, по возрасту, м?
— Нет, — быстро отрезаю. — Предпочитаю юношей из своей песочницы. А что там еще?
— Еще? — глупо переспрашивает.
— Считаете, что вся жизнь сосредоточена вокруг двух непонятных мужиков без лиц, фигур и сферы деятельности, один из которых мне то ли в отцы, то ли в дедушки годится? А что, например, с работой? Меня ждет успех? Личное не интересует. Я это сразу обозначила. Видимо, Вы невнимательно слушали?
— Отнюдь. Я ничего не вижу, — пожимает плечами и откидывается на спинку своего стула, но взгляд с карточной мозаики не сводит. Глазами суетится по покрову и то и дело тяжело вздыхает. — По крайней мере, в данный момент.
Замечательный ответ! Очень обнадеживающий и весьма противоречивый. Но, увы, не то. Ей бы постараться и как можно быстрее пересмотреть его.
— Как это? — забираюсь ногами на стул, упираюсь в сидение коленями и всем телом укладываюсь на гадальный стол.
— Не вижу, — она еще раз повторяет. — Судьба скрывается, милая. Нужно немного подождать.
Не понимаю… Этого не может быть — дело-то у меня точно есть. Что еще за игры? Судьба скрывается? А доживу ли я, например, до своих тридцати лет? Зачем мне это все, если пункт назначения не обозначен?
Несколько месяцев назад я открыла магазин с десертными товарами. Новое занятие — молодое и уже довольно прибыльное, во всяком случае, расчет с банком всегда своевременный и согласно договору. Я не добираюсь до штрафов, неустойки или пени — воспитываю осознанность и тренирую дисциплину, заодно создаю благоприятный имидж себе, как рачительной хозяйке и серьезному деловому человеку в короткой юбке или элегантном платье, с подолом чуть выше колен, разливающему шоколад по идеально гладкой прохладной поверхности мраморного стола. Ни один платеж я не просрочила и не подставила репутацию своей миниатюрной фирмы в лице еще двух близких мне людей: родной старшей сестры Юлии и общей подруги детства Сашеньки Морозовой, с последней у меня устная договоренность и исключительное рукопожатие наших отцов на поставки сладкого товара в качестве рекламной продукции в меню одного французского ресторана, одним из соучредителей которого является мой как будто бы влиятельный родитель. Эксклюзивные товары, талантливая ручная работа, и вполне демократичные цены, щадящие кошельки пока немногочисленных покупателей, для которых мы с огромным рвением устраиваем практически еженедельные распродажи, проводим бесплатные мастер-классы по приготовлению вкусных игрушек для всех желающих, в том числе детей, дарим скидочные карты и формируем базу постоянных клиентов с одной лишь целью — еще больше завсегдатаев поощрить, а новичков привлечь в наш маленький кондитерский магазин питательного удовольствия.
— А вот это что означает? — поднимаю карту и подношу к своему носу почти впритык.
— Я не знаю, — гадалка пожимает плечами, по-доброму улыбается и вкрадчивым тоном задает вопрос. — А на что похоже? Что-то напоминает?
Ну-у-у, как сказать? Кручу карту и так, и этак, переворачиваю и даже нюхаю — все тот же омерзительный кислый запах протухших щей, приготовленных нечистоплотным кулинаром на грязной кухне без соблюдения элементарных правил санитарного порядка. Но при ближайшем рассмотрении я вижу человеческую пару — мужчину и женщину, которые своими нижними половинами где-то на уровне фантомной талии сплелись.
— Тяни-толкай, наверное, — прыскаю и ладонью прикрываю себе рот. — Есть, правда, небольшое сходство с сексуальной позой, но… — тут же осекаюсь, замечая почти осуждающий меня женский взгляд.
Она шипит, словно этим поучает, затем вытягивает картонку из моей руки и укладывает на то же место на столе, откуда я ее взяла.
— Значит, тяни-толкай, Антония, — глубоко вздыхает, ставит локти и кокетливо сложенными кистями подпирает свой немного рыхлый подбородок. Дама телом худощава, но лицом упитана и красива — кровь с молоком исключительно на слащавой роже, зато лошадиная поджарость и жилистость — везде.
«Ния, ты где?» — жужжит мобильный сообщением от сестры.
— Извините, — быстро снимаю блокировку и прочитываю оставшуюся часть того, что мне прислала Юля.
Сестра волнуется и переживает, потому как я, по сути дела, прогуливаю свой полноценный рабочий день, а ей, похоже, нужно отлучиться:
«Тоник, с Игорьком не посидишь? Пожалуйста, цыпа. Люблю-люблю-люблю, моя хорошая. А? М? Ну-у-у-у-у-у…» — и три дебильных скалящихся смайлика в придачу.
Юла не оригинальна, зато находчива, а с некоторых пор манипулятивна и весьма токсична. Ее проблемы как-то слишком быстро переросли в формат шустро нарезаемых задач для всей семьи. Нет, нет и нет! Мелкого мальчишку пусть наша мама караулит или сладкая, но все же отстающая в мозговом развитии нимфетка, мечтающая о карьере приходящей няни в свои ого-го какие трудные шестнадцать лет. Ей будет чрезвычайно познавательно и интересно находиться с сопляком в нашем доме, когда там, например, довольно громко музицирует отец, пытая наши уши неумирающей рок-классикой, которой, наверное, уже не под одну внушительную сотню лет. Он у меня не музыкант, конечно, но все еще из когорты подающих огромные надежды и мечтающих о признании не слишком разборчивой в музыкальном плане толпы. Иногда складывается впечатление, что ему те же шестнадцать, что и девочке «по вызову» для сына воина, бесславно сгинувшего на военном поприще — любвеобильный козел так и не прибыл на побывку с очередной войны.
Зато у родителей с мелкой безотцовщиной установилось исключительное взаимопонимание и устойчивый паритет, а вот у меня, как у молодой, красивой, привлекательной, весьма харизматичной, а главное, свободной от таких вот обязательств девы в жизни есть иные интересы, помимо подгузников, коричневой аварии, «а-а-а», «пи-пи», непрекращающихся довольно полноводных, сильно пенящихся слюней, бесконечного «уа-уа», «чики-пики» и обворожительной беззубой улыбки до ушей. Я бы съела парня, если бы не денежные средства, которые любезно нам выплачивает государство стабильно, месяц в месяц, на содержание приблудившейся к нам, Смирновым, шантрапы.
Обидно, черт возьми! Меня ведь не заждались на рабочем месте и даже не скучают, зато впустую сливают акционный день, когда постоянные покупатели могут приобрести продукцию с пятнадцатипроцентным бонусом, и с небольшим подарком в виде красивого стаканчика ароматного свежесваренного кофе: кому бесплатно, а кому за полцены. Она сейчас серьезно? Я должна с ее маленьким сынком сидеть?
