Рассматриваю бледную кожу на груди легкой женщины, которую все еще на своих руках держу. Через какие дебри эта дама протянула и меня, и всю свою семью почти тридцатник с небольшим назад. С Натальей было чрезвычайно, просто-таки невыносимо, трудно, но я все выдержал и даже смог ее «выдать замуж» за себя и сыновей с ней родить. Она живет со мной, клянется в верности, объясняется в любви, ласкает тело, тихо, не тревожа мой сладкий сон, рядом спит, страстно занимается любовью, когда в нужном настроении, делит радости и горести, комфортабельный кров и сытный стол. У нас с ней идеальный быт — счастливая семья — Наташка и два сильных сына. Мой старший…

Петя, Петр, Петр Григорьевич… Первый Велихов, долгожданный — аж до стойкого моего сорокалетия — ребенок. С ним было трудно с самого начала. Если вытащить на свет историю рождения сынка, да что там рождения, истоки зачатия этого мальчишки, о котором тридцать лет назад в гостиничном комплексе «Старый замок», стоя на коленях передо мной, борясь с нервным припадком и орущей о несправедливости ко всему женскому роду истерикой, просила эта женщина. Моя Наташа…

— Люблю, — шепчу ей в шею и мягко опускаю на пол. — Вечером закончим, угу? Отмени встречи со своими героями и читательницами. Довольно виртуального общения, милая.

— Хорошо, — ладонью трогает, словно тактильно изучает, ткань моей рубашки. — И я люблю тебя. Гриш…

— Саша! — поворачиваюсь и следую на кухню, на которой младший усиленно какой-то утварью уже стучит. — Что ты…

— Ма, я пожарю? — пренебрежительно тычет пальцем в миску, в которой жена тесто на оладьи завела.

— Если тебе не трудно, сынок, — Наташа отвечает.

Хм! Так вот на кой нам ляд даны детишки! До седин дожил, а так простую истину и не узнал.

— Что с Новым годом, Велихов? — подхожу к нему и останавливаюсь рядом. Легко толкаю своим плечом, а затем подмигиваю, всем своим видом намекая на формулировку ответа, который бы полностью удовлетворил меня. Пусть этот юноша подключит интуицию и не забудет про такт и солидарность мужика.

— У нас с друзьями зимняя рыбалка, затем банька и катание на санках. Чешем в лес! — подмигивает, словно спрашивает: «Ну как?».

Отлично! Все годится. Как будто то, что добрый доктор прописал. Один убрался в лес, но остался Петька, которому я семейные посиделки непредусмотрительно пообещал. Не мог предвидеть, что захочу все выходные дни с женой под одеялом провести. Давно мы с милой не ворковали наедине.

— А дальше? — широко расставив руки, упираюсь ладонями в поверхность кухонного стола. Слежу за тем, как Сашка ставит на плиту большую сковороду, как размешивает жидкую массу, затем отставляет миску и обращается к Наталье.

— Меня не будет две недели. Если ты об этом? Хочешь больше?

Обворожительный звездец!

«Хочу, чтобы ты семьей — женой и детками, засранец, обзавелся или убрался из родительского дома хотя бы на полгода, если вдруг с избранницей лукавый Гименей не сладит или с будущей супругой тебе, родимый, странным образом не повезет» — выкатываю молчаливое почти рационализаторское предложение.

— Ма, а у нас яблоки есть?

— Да, — жена подскакивает к нему, как курица к выпавшему из гнезда цыпленку. — Я сейчас почищу.

— Сделаем с припеком! — задирает кухонную лопатку, словно клятву о «правде, только правде и ничего кроме этого» в зале судебных заседаний дает. — Отец?

Против этого? Нет, не возражаю… Отмахиваюсь от этих двух и уже в красках представляю, как проведу наедине с Натальей каникулярные девять дней после встречи нового года. А с Петенькой сегодня разберусь…

— Гришаня! — Морозов, одетый в традиционный китель крутого шефа, тянет правую руку и чешет по проходу через весь зал своего ресторана ко мне. — Ты сегодня рановато и вне плана. Решил позавтракать?

— Сыт, Зверь, — хмыкнув, отрезаю и сразу добавляю, — к тому же я не столь меркантилен.

— Угу-угу. А если я предложу фаршированные ракушки? — подмигивает и тут же обнимает за плечо, прижимает и хлопает ладонью по спине. — Ты редкий гость, Велихов. Приезжаешь, чтобы обновить контракты и проверить обстановку? Дона корчишь из себя?

— Как дела, Макс?

Морозов, мой друг детства, широко расставив руки, вращается вокруг себя, рассекая верхними конечностями, как лопастями вентилятора, обставленную со вкусом обстановку:

— Сам не видишь, что ли? Не понял! Ты зачисления на счет нерегулярно получаешь?

— Ма-а-а-а-кс… — обиженно гундошу. — Чего ты?

— Да понял я! — прищурив один глаз, смеется. — Жена, детишки неспокойные, тяжелые в законном плане дни? Тебе некогда?

— Как ты? — зеркально хлопаю хозяина ресторана по спине.

— Прелестно, Гришаня! Лучшего грешно желать. Внук очень радует, дочь, слава тебе господи, не огорчает, сын нехило зарабатывает себе на жизнь, жена рисует, фотографирует, иногда танцует. Друзья вот только… Смирняга растворился в своих внучках, а Велихов… Ты, сука, сюда, по-видимому, дороженьку забыл. Один Серж — чрезвычайно постоянный посетитель, словно по-нехорошему приобретенный триппер. Деловой козел, а самое чудное, что с возрастом, пиздец как, стал неугомонный. Все что-то делает, делает, делает… Как его Женька терпит? Он меня очешуительно задрал, а она все-таки женщина.

Похоже, Морозов Макс завелся, присел на благодатные и растопыренные Велиховские уши, и решил поведать мне о том, что я и без его сводки знал.

— Любит идиота, — присвистнув, выкатываю обоснование и тут же пошленько облизываю губы и загоняю глаза себе под веки. — Законный брак делает свое дело.

— Кстати! Все хотел спросить, это ведь была твоя работа?

— Хм! — вскидываю подбородок. — Обижаешь, мальчик. Это была помощь. А выручить товарища, попавшего в беду по досадной неосторожности — девиз моего гордого рода. Особенно круто я разбираюсь со случайно, по ошибке женившимися или по херне расставшимися приятелями. У меня постоянная клиентская база, между прочим, — Смирновы, да Морозовы. Таким задротам предоставляю скидки.

— Иди ты! То, что прекрасной женщине пренеприятно услужил, дрянной ты адвокат, ты это хоть понимаешь?

— Там дети, Максик, — скулю, как баба.

— Которым почти тридцать лет. Девчонки — умнички. Ния — звезда сладкого стола в этом вот, — топочет и указывает руками на каменный пол, — заведении. А Серж не мальчик, чтобы такое изображать.

— По глупости расстались — по моему благословению сошлись. Они все выяснили, если не ошибаюсь. По крайней мере, новоиспеченный муж и возрастной жених мне так сказал, перед тем как я ему документы на Эухению всучил.

— Боженька, ты ли это? Поборник чертовой морали.

— Спустился к грешникам, Зверина. Чего бухтишь и желчь пускаешь? Береги желудочно-кишечный тракт смолоду, Максюша, а то язв на кишках с возрастом не разберешь.

— Ты мою сестру не обижаешь?

— О-о-о-о! Я сейчас уйду.

— И все-таки?

— Она не жаловалась?

— Это не в ее стиле.

— Может быть, ты ее последние творения читал? — подмигиваю другу. — Она там жестковато прошлась по мужикам.

— Вот же с-с-с…

— Уймись, дружище. Помни, что говоришь о моей жене.

Макс постарел или все-таки решил с некоторых пор ни в чем не сдерживать себя? Какая страсть, какие жуткие описания и уничижительные определения: «Дрянной адвокат, вечный триппер, с-с-с-с…». Ну чересчур дебильное и очень грубое сравнение привел.

— Тебя, Максимка, Серый обидел или кто другой завел?

— Наоборот. Младший Смирнов — мой, как выяснилось, самый лучший и преданный друг.

— Потому что у него…

— Не надо объяснений, старичок. Итак? — рукой указывает направление в свой кабинет. — Пока кухня строчит заготовки, обсудим новую стратегию?

— Согласен.

Морозов… Старший сводный — хотя никто уже не помнит причину вынужденного родства — любимый брат моей жены, веселый, а главное, вкусный дядька моим пацанам, а мне товарищ еще со школьной скамьи. Энергия — хоть ковшом черпай — прет и прет. Художник в своем деле, отличный бизнесмен, талантливый предприниматель, родственник и… Деловой приятель!