После появления на свет сына я был прикован к дому. Нет, не цепями, конечно, а своим добровольным желанием быть рядом с ними, со своей семьей. Поэтому участвовал практически во всем, что творилось здесь и в том, что мне с опаской поручалось делать на стороне, вне этих стен, словно я был несознательным и вышедшим из доверия пацаном, который мог только за хлебом сбегать, да за пачкой сигарет с отцовским портмоне в кармане и по его же поручению с доходчивой инструкцией по батиной любимой марке. А тут мне выпала большая честь самостоятельно осуществлять семейные покупки, ездить в аптеку, пользоваться услугами интернет-магазинов и сливать баланс карточки в специализированных заведениях для новорожденных младенцев, даже заочно посещать первоклассного педиатра, рассказывая ему в красках, как сын поел, в каком настроении проснулся и какой сегодня у мальчишки был по цвету стул. В этом ничего криминального как будто нет. Обыденность и текучка, но не кадров. А вот то, что моя жена, как оказалось, ежемесячно и тайно, оставаясь неизвестным «попечителем» — как будто Робин Гудом в юбке, осуществляет странные платежи с одной и той же суммой «к своевременной оплате», да с определенной пометкой-уведомлением, сильно заинтересовало меня. Когда прикладывал вынужденно засвеченную перед моими глазами карту к терминалу, чтобы осуществить стандартный денежный платеж, много чего надумал и в качестве рациональных решений этой загадки в мозговых извилинах нашел. Не из жадности или скупердяйства, а из обычного мужского любопытства свои мозги третировал словами:

«Куда? Куда плывут немаленькие деньги Даши? За что и кому этот платеж? Ее шантажируют? Нехорошие людишки вымогают деньги? Или она играет в карты, а это ее стабильный, в силу невезения, проигрыш?».

Смешно и страшно, но я не решался спрашивать у Дашки, какие переводы я произвожу. Берег только-только, с большим трудом, установившуюся молочную кухню и ее покой. Мой сын мог осиротеть на маленькую, но все же налитую драгоценным питанием, грудь, если бы я решил в детектива поиграть. Однако мне любезно помогли с ответом — я кое-что через десятые руки разузнал. Так, например, мне стал известен тайный постоянный получатель небольших финансовых вливаний… Детский дом под номером 222*! До недавнего времени это место жительства нашей Ярославы.

«Так это была моя жена! Тот неизвестный финансовый благотворитель» — подумал я про себя, но подтверждения своей догадки так и не добился. Наверное, я смирился или закрутился в бытовых проблемах с маленьким ребенком и беспокойной женщиной, сдувающей с быстро подрастающего сынишки лебяжьи перья и пушинки…

— Ярослав? — рыбка дергает мое плечо. — Заснул, мужчина? — приложив кулачок к губам, тихонечко хохочет.

— Это была ты? — не моргая и не отводя взгляда, задаю вопрос.

— Где? Когда? О чем ты спрашиваешь?

— Ты осуществляла благотворительные платежи в городской приют для деток? Та женщина, куратор, все мне рассказала. Вернее…

— Ярослав! — шипит, выпучившись на меня. — Цыц, ай-яй-яй! Лучше темы не нашел? Тем более при детворе. Задавай свой вопрос, а то я усну, пока ты сформулируешь, — и демонстративно в широком зевке раскрывает рот.

— Это ты? Вот мой вопрос, кумпарсита. Другого не будет.

— Какая разница? — пальцами песочит мои волосы, упавшие на лоб. — Я или не-я…

— Скажи! — перехватываю ее кисть и убираю от своего лица. — В чем дело?

— Это важно?

— Ты? — подаюсь на нее, при этом своим напором подталкиваю Ярославу, которая от вынужденного направления носом утыкается в женскую грудь.

— Боже мой! Ах, ты ж, моя детка, — Даша бережно отклоняется и задом вынужденно двигается в манежик к сыну. — Тихо, товарищ, подрастающее поколение разбудим.

— Стоять! — обнимаю ее за талию и нижней частью тела прижимаю к себе. — Посмотри на меня, — добавив грозных красок в свой намеренно шепчущий голос, через зубы произношу. — Кумпарсита, Горовая! А ну-ка, быстро!

— Детей побеспокоишь, слишком нервный для ночного времени мужчина, — оскалившись, отвечает Даша, — тогда не успокоим дуэт из юных звонких голосов. Чего ты прицепился?

— Что за тайны, в конце концов?

— Не тайны.

— Я ведь не ругаю и не хвастаю своими дедуктивными способностями, Дарья. Но… В чем дело?

— Ни в чем. Не понимаю, это важно?

— Для меня — да! — тихо отрезаю.

— Сотни благотворительных организаций и добровольных пожертвований из разных уголков нашей страны. Угу? Как слышно?

— Идеально! — посмеиваясь, подтверждаю.

— Ежедневно, ежечасно, ежеминутно, ежесекундно. Чего ты, в самом деле… — внезапно застывает с приоткрытым ртом, так и не высказав до конца свою, очевидно, надменную, издевательскую над глупым мужем мысль.

— Ну-ну? — поднимаю подбородок и чего-то от женского истукана жду.

Похоже, рыбка осознала, с чего я это взял и к чему теперь веду. Ей надо бы поторопиться с нужным выводом и не будоражить слишком «нервного для ночного времени» мужчину. Если бы не ворочающаяся между нами спящая малышка, да наеденный и успокоившийся рядом с Дарьей сынок, я бы показал «инкогнито», как следует выказывать почтение и ублажать, чего греха таить, сильно изголодавшегося по страсти ее упрямством взбудораженного и возбужденного от опасной близости с желанным телом мужчину. Если уж нечаянно выплыла из подсознания, плотская и чересчур развратная мысль по отношению к строптивице, отбрыкивающейся от того, что я уже раскрыл, больше не нуждаясь в подтверждениях, то хочу заметить, что дико прусь и загибаюсь от никак не реализуемого животного желания, которое мы с Дашей пока не рискуем в полной мере демонстрировать в кровати. Сначала профилактически вынужденно береглись и соблюдали сексуальный пост в послеродовой период, а потом… Потом в постели, если честно, мы немного друг от друга отдалились. Горовая моментами постанывает и в открытую причитает, списывая мою типа холодность и отсутствующее возбуждение — о котором она ну ни хрена вообще не знает, — на то, что я, видите ли, присутствовал при рождении Глеба и теперь, мол, смотрю на кумпарситу, как на мать и «половую дырку», через которую просовывается голова и туловище ребенка. Устал ей объяснять, что до чертиков волнуюсь и боюсь ей навредить, и вообще, хотел бы увидеть полноценную справку от ее врача, в которой любезный доктор должен мне, как озабоченному женским здоровьем моей рыбки, описать все, что я могу с ней ночью под одеялом или без такого вытворять. Ее мудрый доктор что-то постоянно пишет, пишет, пишет… Затем осматривает и только головой качает. Поэтому мы выживаем с не в полной мере удовлетворенной женщиной на юношеских ласках и моем минете, но… Все как будто впереди! Мы точно не отчаиваемся. По крайней мере, уже три дня, как кумпарсита мне лукаво подмигивает, выказывая недвусмысленный намек на то, что:

«На море, милый друг, побудем вместе… Там есть старый маяк… Отец купил гостевой дом у Красовых, старых друзей нашей семьи… Сказал, что специально для нас… Попробуем, м? Хочу, хочу… Скучаю, Ярослав!» — я лишь глотнул и стал подсчитывать деньки, часы, и медленно тянущиеся минуты.

А теперь завис с одним вопросом. Соврал ведь, мать твою! По-моему, второй вопрос вдогонку к первому организовался:

«На хрена я вспомнил то, про что своим разумом и так дошел? Дарья, хихикая и измываясь, уплывает в самоволку, а у меня… Откровенный ноль в сухом остатке!».

Сейчас пора, по-видимому, прикладывать небольшую силу и добивать ее корявую защиту имеющимися железными фактами.

— Я платил за тебя. Припоминаешь? Неименная карточка, твоя жалостливая просьба — мой закон и своевременное исполнение. Я даже чеки о переводах тебе приносил, подтверждая электронное передвижение по как будто тайному, — двумя пальцами правой руки изображаю такие себе виртуальные кавычки, — счету. В конце концов, не государственные же деньги я отмывал, переводя их на счет городского приюта. Чем покроешь, Дори?

— Это деньги честные. Перестань! — борется со мной, пытаясь убрать мои фигурные знаки препинания. — Ничего такого… Блин, Горовой! Ты распоясался и стал много себе позволять.