«Я не враг и я нисколько не боюсь, не стесняюсь и не чувствую какую-то неловкость от того, что происходит с ней».

«Я хочу остаться твоей женщиной, муж, а не той, которая…» — пищала Даша, зажмуриваясь и закусывая нижнюю губу.

«Всегда ею будешь, la cumparsita. Ты моя жена!» — целуя ее влажные от слез щеки, тихо отвечал. — «Жена, рыбка! Любимая, родная, красивая…».

«Я немножечко боюсь…» — гладила меня по щеке рыбка.

«Все будет хорошо, моя Царица!» — трогая ее вспотевшую от напряжения кисть, с улыбкой обещал.

Я настоял на своем участии и полном невмешательстве в процесс. Стандартные партнерские роды и мое тихое безмолвное, но наблюдательное присутствие возле правого плеча жены вызвали, честно говоря, очевидное недоумение на лицах ее, да и моего отца тоже, но я хотел быть рядом с женщиной, которая многое перенесла ради меня и этого ребенка.

Серьезный сынишка, одаривающий слабым подобием начинающейся улыбки свою нежную мать… Сын, сильный человечек, сжимающий ручки в кулачки и морщащий лобик, когда собирается всплакнуть и напомнить миру о своем присутствии. Только с ней мой ребенок нежен, покладист и умиротворен. Ему так мало месяцев, но он уже знает, как важно поощрение для пока еще не очень опытной и уверенной в воспитательном деле мамочки, как необходима ей его безоговорочная любовь и чуткое внимание. Ему три месяца, а он уже по разуму и своим действиям уравновешенный и мудрый мужик лет сорока, не меньше…

Жена осторожно пританцовывает с сыном на руках, передвигаясь по детской комнате. Ночные бдения с вполне конкретной целью покормить и успокоить не совсем пока стабильное пищеварение грудничка не сильно, откровенно говоря, беспокоят мою Дашу. Мне кажется, что иногда рыбка даже с нетерпением ожидает вызова, сквозь сон прислушиваясь чутко к покряхтывающему писку, раздающемуся почти всегда в одно и то же время из детской рации, которую жена держит возле своей подушки, рисуя своим ноготком на белой гофрированной горизонтальными бороздами поверхности незамысловатые простые узоры в погоне за долгожданным чудом.

— Как вы? — мягко трогаю ее плечо и одновременно с этим целую детский лобик.

Глеб приоткрывает сонный глазик и зрачком, как лазерным лучом, сверкает.

— Тихо-тихо, сынок. Я ведь не забираю маму. Почему до сих пор не спишь?

— Его что-то беспокоит, Ярослав, — Даша переступает с одной ноги на другую. — Не засыпает, хотя уже и наелся, и срыгнул, и даже огоньки на улице посчитал, — жена кивает в сторону незанавешенного вытянутого по горизонтали окна. — Животик болит, детка? — кумпарсита кривится и тихо всхлипывает. — Господи-Господи… А вдруг это зубки?

— Рано для зубов, жена. Идем в кровать, — предлагаю ей. — Идем-идем, — обхватив ее за плечи, разворачиваю лицом к выходу из детской комнаты. — Там со всем разберемся.

— Я… Подожди, пожалуйста, — шипит и мягко упирается.

— С нами положим. Пусть побудет в компании родителей, раз требует к себе особого внимания. Старичок! — пальцем касаюсь носа-пуговки.

— Мне кажется, он знает, что завтра будет… — выдает предположение Дарья.

Возможно… Мы ведь всей честной компанией едем на море! Как будто на дорогостоящий курорт, но с простыми по составу и подаче удобствами и небольшими развлечениями, обещанными старшим поколением. Если честно, то мы намерены переменить обстановку, увидеть что-то новое, морским воздухом в полную силу легких подышать, да просто погулять в свободной от требований городской моды-суеты мешковатой одежде. У меня в запасе оказались выходные заслуженные дни, благополучно наложившиеся на декретный отпуск Даши. Алексей и Оля пригласили погостить в их доме на берегу все еще, не смотря на середину сентября, теплого моря. План достаточно простой, оттого и быстро выполнимый! Детвору они берут в свою гигантскую машину, а мы сопровождаем их транспорт, двигаясь следом и немного подотстав. Тесть неоднократно и крайне настоятельно рекомендовал мне поменять машину. Моя железная лошадка совершенно не подходит для молодой семьи с двумя детьми. Я задумался об этом, но пока воз и ныне там, да и детвора не требует, потому как редко в салоне моего «болида» бывает. Это вот первый раз, когда мы выбираемся дружной когортой на недельный отдых в комфортный по температуре бархатный сезон. Никто из младших моря не видал. Детишкам будет интересно, да и мы с кумпарситой наше время с пользой проведем.

У нас их двое с Дашей, а я ничего не перепутал и не оговорился. У нас с рыбкой есть мелкий сын и крохотная дочь! Яся… Ярослава Смирнова — наша старшая красотка. Совсем недавно мы закончили с оформлением огромного количества документов на полноценное опекунство с последующим удочерением малышки. Но все это время — беременность жены, тяжелый родовой и беспокойный послеродовой период, текущие вопросы, сбор справок и пополнение имеющейся уже сопроводительной, характеризующей нас исключительно с хорошей стороны, базы — девчушка проживала с нами, одаривая радостью всех окружающих ее людей.

«Она Смирнова, Ярослав?» — с каким-то странным придыханием шептал Алексей Максимович.

«Так вышло! Не специально…» — на его вопрос я пожимал плечами и утвердительно кивал.

«Пиздец какой-то! А вдруг девчушка — это…» — тесть настороженно оглядывался и мне о подозрениях шептал.

«Увы! Но она прекрасная общительная малышка и с рыбкой у них полное взаимопонимание, детская посильная помощь и даже взрослое сострадание» — я вспоминал, как несколько раз заставал чересчур умилительную картину.

Беременная жена после энергозатратных тяжелых дней перед основным действом нежной барыней отлеживалась на диване, подложив под щиколотку огромную кипу диванных подушек, а Яся, приложив ушко на мерно поднимающийся шар с непоседливой — что очень странно — на последнем сроке живой начинкой, проглаживала руки Дарьи и шептала:

«Мамочка-мамочка, а кто там у тебя живет?».

«Твой братик!» — посмеиваясь, отвечала рыбка.

«Вот это да!» — детка округляла глазки и в изумлении открывала рот…

Сняв один бортик с дневного манежа, находящегося в нашей комнате, подтаскиваю его к стороне кровати, на которой любит спать жена.

— Давай-ка непоседу и полуночника сюда, — протягиваю руку и принимаю сынишку на себя. Культей придерживаю спинку, оберегая все еще иногда гуляющую головку. — Вот так! — перекладываю ребенка в подготовленное место и подаю освободившуюся правую руку Даше. — Ложись в кровать, — подтаскиваю ее к себе и подталкиваю на матрас.

Она упирается, но все-таки идет. Снимает с плеч халат и остается в ночной майке на тонких бретельках и турецких шелковых шароварах, предназначенных для сна.

Слежу за тем, как Дашка умащивается на своем привычном месте, как загадочно улыбается, подмигивает мне, глубоко вздыхает и, подкатив глаза, поворачивается на бок, чтобы приобнять пристроившегося почти рядом с ней трехмесячного малыша.

Кажется, уровень критичности ситуации с никак не засыпающим Глебом снижается до «объективно спокойного» и даже «мирного».

— Я волнуюсь, Ярослав, — вдруг тихо говорит жена, монотонно водя рукой по животику все еще бодрствующего ребенка.

— О чем? — занимаю свое место и, повернувшись на тот же бок, здоровой рукой обнимаю вздрагивающую от этого движения Дашу.

— Это трудно объяснить…

Она странно съеживается и поджимает согнутые в коленях ноги почти к своему подбородку, при этом сильно выгибает спинку и задом утыкается в мой пах. Собой я в точности копирую женский контур, формируя нашими телами две склеенные в одном большом стручке человеческие фасолины.

— Я слушаю. Начинай!

Дарья глубоко вздыхает и утыкается лицом в подушку. Ее что-то беспокоит? Душевно или где-то физически болит? Я каждый божий день прошу жену об откровенности со мной, взращиваю по глупости утраченное доверие и прислушиваюсь к тому, как ровно бьется ее сердце и сверкают теплые янтарные глаза.

— Боюсь быть плохой матерью, Горовой. Я…

— Это глупости, — резко обрываю.

— Послушай, пожалуйста.