«Рвешь поспевший крыжовник, поешь церковные песни. Тебе становится легче, но как без исповеди? Нужно ехать в Зольцен, в монастырь, на исповедь. Ты должен укрепиться в вере. Она же пошатнулась – она нуждается в тебе… Исповедь поможет вернуть веру. Без веры не спасти невинных. Не уберег Марту – она потеряла разум – но она нуждалась в помощи. Шел по следу ее – призывал ее к молитвам – и не дал ей любви человеческой. И явился ей Дьявол. Боже! Но как же быстро она была совращена! Как не увидела она, где кроется зло? И расплата – муж, болтается в петле, объеденный крысами. И остальные, влекомые адской страстью, были истерзаны, как безмозглые цыплята.

…Ларс искал Марту, а потом меня. Эйен тоже увязался за Мартой в лесу. А еще раньше Янек бегал за Кристиной, а потом… Потом он решил, что она со мной и забрался в этот проклятый дом. Значит…, значит…., значит….. Сколько этих «значит»!

Но совершенно ясно одно! Сатана направлял женщин как приманку…».

Все больше раскрывались перед ним двери изощренного плана Дьявола, где люди впадают в разврат и гибнут, и обвиняют в этом ревнителя церкви, где тело священника становится орудием соблазна. Но еще бьется душа в своем порыве к божескому свету. Но это его следующая цель.

«…Янек, Ларс, Эйен – искали женщин, но попадали на место своей казни. Дьявол завладел их мозгами. Он дал им подсказку, что искать надо совратителя, и делал их совратителями. А совратитель боится священника, не может его видеть – поэтому встречали они Беса в сутане! Так Дьявол насмехался над ними.

Идешь за женщиной – а приходишь к священнику. Но тебе не нужен священник – ты не шел к нему – тебе нужна женщина – тогда священник становится оборотнем и выпускает когти и рвет тебя как заблудшую скотину.

Значит, Он отправлял их искать самого себя. Он отвратил их от Бога. Разуверившись в Господе – люди станут служить Сатане».

Он вдруг понял, что ему начинает открываться Истина и Господь не случайно наделяет его этой миссией. Он выходит на единственный путь…., он начинает понимать, как вызвать ЕГО. Того, кто не достоин имени, того, с кем боролись веками истинные приверженцы Церкви Христовой.

«Но есть любовь… земная любовь, в которой я не могу себе признаться. А это грех, пока я его скрываю. Надо признаться… Надо признаться во всем. И нужно любить человека, иначе…, иначе… Нет! Другого пути нет. Но как любить и не предать Спасителя?!»

«Solve et Coagula» – «Растворяй и сгущай» – он вспомнил ту надпись на стене. Кому были обращены эти слова? Что в них заключено? Зачем они были там написаны в заброшенном доме?

На пороге дома своей постоянной прихожанки фру Паулины он вдруг застал Кристину. Двери этого дома всегда были для священника открыты. Обычно он предупредительно стучал, затем входил. Кристина, последние дни переехавшая сюда, не могла знать об этом, если не рассказала ей сама Паулина.

Девушка бросила беглый взгляд – не выражая ни радости, ни беспокойства, и отвернулась. Но он успел увидеть как безмятежно ее лицо, а глаза на удивление прозрачны.

– Слава Иисусу Христу, – приветствовал ее отец Марк, почтительно наклоняя голову. – Почему ты не ходишь в церковь? Фру Паулина приходит постоянно. Пройди за мной!

Если прежде девушка задавала ему вопросы: ей было интересно все, что касалось Земного пути Господа, то сейчас промолчала, равнодушно перебирая в руках разноцветные тесемки, часть которых уже украшали ее волосы, блестевшие неестественным черным блеском. Он прошелся по большой зале, где царила атмосфера затхлости и уныния, где стертая пыль оставляла свой запах, перемешанный с запахом старого комода, сундуков, стола и стульев на толстых ножках. Он растворил окно, и схватил ее за плечи:

– Что с тобой?

Но его сосредоточенный взгляд опять ничего не нашел на ее лице. И снова она прятала свои глаза. Он закачал головой, оглянулся на дверь – догадался, что там кто-то стоит и следующие слова проговорил громким поставленным голосом:

– Я спрошу фру Паулину! Мне она сможет внятно объяснить… Я надеюсь, она ничего не скрывает и тебя не обидит…

Последние события из головы не выбросишь, и в них тоже скрывалась загадка такого состояния Кристины, но в ее глазах было что-то новое. В них появился холодный неуловимый блеск, и это подтверждало его подозрения. Он увидел, как подурнело ее лицо, как она вся похудела. Синяки под глазами, впалые щеки, неестественная бледность кожи – вот что было на прежде свежем юном лице. Она очень похудела после смерти Янека и с блеском глаз неестественно заблестели ее волосы. Она вытирала слезы, значит, у нее сидело что-то внутри, и она не в силах была совладать с этим.

Но еще ему бросилась в глаза маленькая тряпичная кукла, которую он тут же схватил.

– Откуда она у тебя?

– Их полно у всех девушек. А что?

Он еще раз осмотрел свою находку, зажатую в кулаке:

– Но с этим могут играть только младенцы.

– Нет! Эта кукла означает, что девушка стала невестой. Малышам ее не дают.

– А кто ее дарит?

– Ее никто не дарит. Девушка сама должна ее себе сшить. У нас считается, если есть такая кукла, она поможет выбрать жениха.

– А детям их нельзя подарить? – он подумал об Инессе, у которой намедни видел такую же.

– Нет! Что Вы! Это для девушек, которые ждут своего жениха.

Кристина отняла куклу у викария, нежно погладила ее, и стоя к нему спиной, начала что-то ему рассказывать, но он не слушал ее.

«Значит, фру Клара не могла такую куклу подарить Инессе. А Инесса могла ее взять только у взрослой девушки. Откуда же она ее взяла? Откуда?»

– Что с Вами?

– Да нет ничего.

Она отвернулась. Он взял ее за плечи:

– Ты плачешь. Не надо…

И он услышал ее шепот:

– Замолчите…

– Ты не веришь мне, но ты веришь в Бога! Прислушайся к нему! К его голосу. Слушай, что он тебе подскажет, и не бросай свою сопилку, – он понимал в этот момент, какая борьба идет между Богом и Дьяволом за это юную жизнь. Он знал, что теперь ее нельзя оставить, чтобы не случилась беда.

Она встала лицом к окну, и он услышал:

– К черту Вашего Бога!

– Не говори так! Не говори! – он погладил ее волосы, но вышло неловко. Тогда он нежно обнял ее за плечи, потом взял под руку и торопливо вывел из дома.

Они проследовали по узкой улочке святого Генриха, минуя кофейню, булочную и портняжные цеха и провожаемые взглядами зевак, направились к городским воротам.

– Вот этой дорогой в последний раз уходил от меня Янек, – сказала, всхлипывая, Кристина, и в этот момент будто к ней вернулось ее прежнее состояние.

– Говори, говори. Тебе надо выговориться. Не молчи ни о чем. Мы не скроемся от Бога. Доверимся ему. Будем молить его о милости прощения, – не глядя на свою спутницу, священник будто разговаривал сам с собой.

– Замолчите! Прошу Вас.

– Идем, идем. Не останавливайся.

– Я не могу идти так быстро.

– Почему?

– …У меня, у меня заплетается платье между ног.

Он замедлил шаг, и она смогла говорить:

– Я… я хотела спросить Вас… Я ничего не понимаю… Почему покойную тетушку прозвали ведьмой?

Он резко остановил ее, и в упор глядя в глаза, спросил:

– Но ты же не это хочешь спросить? Ты думаешь, что я был там, с Янеком…

– Но Вас все обвиняют, а Вы молчите… на Вас нападали – а вы молчите. И Вас… обвиняют. У Вас уже шрамы на лице…

– Но ты же знаешь правду!

– Нет.

– Ты знаешь правду. Только спроси себя.

– …Священники так себя не должны вести… Я, я боюсь всего этого. И наша первая встреча в Вашем доме в лесу…

– Что?

– Ну когда меня в первый раз привела эта девочка. Вы же видели ее? Она потом куда-то делась. Когда я нашла ее в городе…, я подумала, потерялся чей-то ребенок…, или этого ребенка бросили из-за уродства.

«Инесса! Как же я не догадался!»

– … Я стала спрашивать у прохожих. Один конник остановил свою лошадь, я подбежала к нему, и показала рукой на ребенка, но не увидела его лица – он тщательно его скрывал. И тогда мне показалось, что это какой-то чужак, и он не знает нашего языка, и…, и скрывает свои планы. Я раньше его никогда не видела, весь в черном… И тогда она, эта девочка потянула меня за руку и мы пошли… я подумала, она вспомнила дорогу. Мы вышли из города, свернули на тропинку, по которой вы ходите в город. И так она привела меня к вашему дому. Я решила, что она ищет Вас, постучала, а Вы были в саду и… потом…куда-то пропали. Наступила ночь и Вы появились…