Скользя взглядом по камням стен и скудному убранству коридора, она сделала замечание плохой погоде и лукаво уставилась на священника, взглядом королевы на провинившегося пажа.

– Милая Марта! Господь с тобою. Я рад приходу твоему, – он покраснел, засуетился, как бы невзначай осенил ее крестным знамением, а она нежно подхватила и поцеловала его руку, и задержала ее в своих ладонях. – Я подумал, нам нельзя так часто встречаться, но ты должна всегда приходить на исповедь, – сказал он, освобождаясь от ее объятий и приглашая следовать за ним.

Они пошли по темным переходам, снопы солнечного света из стрельчатых окон стелились на полу и освещали их путь. В углах сумрачных галерей, по которым они шли, мелькали какие-то тени, за одной из открытых дверей мелькнула тень – Марте стрельнула взглядом, но не подала виду.

Он завел свою гостью в небольшую комнату со сводчатым потолком, сырыми углами и запахом плесени. Однако в огне уютно потрескивали поленья, а перед камином растягивался в ширину низкий диван. В целом комната была обставлена в старинном вкусе, но строго и аскетично. Все стены были голыми, кроме одной, на которой висело распятие Христа внушительных размеров. В этот раз Марте не захотелось прикладываться к нему губами, как раньше, в церкви.

– Тебе страшно? – неожиданно произнесла она, взглянув на него в упор.

Как плохо она его знала, несмотря на то, что она могла знать даже то, что не знал о себе он сам:

– Я думала, мы останемся в той яме, в лесу, и не выйдем из нее никогда. Но твои молитвы – они со мной – они охраняют меня.

Он перекрестился, заметил, что она не повторила за ним ритуал:

– Бог с нами, Марта! И мы должны быть с Богом. Тогда нам ничего не страшно!

– Ты мой священник, но я знаю другого мужчину, с которым я была счастлива на поляне, который спасал меня и обогревал ночью в лесу. А потом лечил вопреки воплям всего города.

«Игра началась. Она незаметно вспоминает инкуба».

– Не я спас… Господь нас спас, Марта!

Она улыбалась и беззвучно шевелила губами.

– Ты мне покажешь то место, на поляне?

У нее загорелись в глазах огоньки.

– И если ходит молва о нашем грехе – я не боюсь этих разговоров, город полнится слухами. Просто каждый должен помнить о своем грехе, – и он стал изучать реакцию Марты, на лице которой не двинулся ни один мускул.

– Мы…

Его откровения прервал детский крик, будто раздавшийся из дальних комнат. Марта вздрогнула.

– …Мы грешны и должны каяться, – продолжал он, умышленно обходя вопрос ее связи с инкубом. – Озабоченный муж истязает тебя и себя. Бегает ночами по лесу. Скоро начнется настоящая охота на ведьм. Но еще можно остановить поднявшуюся смуту…

– Я не за этим пришла…

– Вспомни, Марта, когда ты первый раз пришла ко мне. Да-да, тогда, в зимнюю стужу. Ты просила помощи моей, а получила помощь Господа нашего. И в этот раз не лес укрывал нас от безумцев… Нам есть, кого благодарить, – и он вновь и вновь изучающе посмотрел на Марту. – Ты забываешь о Боге. Человек рожден для жизни небесной, на земле он готовится к ней, пребывая в молитвах и добрых делах. Почему у тебя такая странная улыбка? Я читал тебе истории свя….

Но он не успел договорить, как Марта подошла к нему вплотную и, взявшись руками за одежду, с треском рванула ее. Рубашка брызнула мелкой россыпью оторванных петелек.

Он схватил ее за руки, но она уже прильнула к обнаженной груди своего избранника, лобзая его тело.

– Марта! Марта! Опомнись! – он попытался отнять ее от себя. – Страсть погубит нас обоих! – напрасно он сдерживал ее порывы, напрасно успокаивал ее, дрожащую, как осиновый лист.

– Ты не бросишь меня? – спросила она, всхлипывая. – Поклянись своим Богом! Служи ему, сколько хочешь. Я не буду мешать, – и вдруг затараторила: – …Но твой Бог иногда закрывает глаза и отворачивается от нас от всех, и тогда мы можем встречаться. Я знаю это. Чувствую сердцем. Мы же можем, можем… Не бросай меня…

– Марта, Бог в сердце нашем. Он не где-то, он с нами…

– Я знаю, знаю, – шептала Марта. – Но может это Бог подарил мне право тебя любить?

– Марта…

Она засыпала его поцелуями. Ее глаза были закрыты – колени ослабли, и она сползала на пол, увлекая его за собой.

Но он не поддался. Невидимая сила следила за ним всюду, и ее всевидящее око, казалось, надзирало со стен, выглядывало из темных пустоватых комнат, а в храме через витражи церковных окон, ловило по темным местам леса.

– Ты не должен быть только священником. Ты мой… Ты меня сводишь с ума. Я счастлива от этого…

– Счастлива… От безумства?!

– Молчи.

Но он с новой энергией взялся ее разубеждать:

– Марта, ты встанешь на путь истинный. Ты вкусишь радость материнства.

– С тобой, да? – спрашивала она с ехидцей.

– Не избирай меня в любовники. Моя плоть не стоит того. Что взять с засохшего дерева, у которого нет, и не может быть плодов?

Марта хищно взглянула на него и ловким движением сорвала узелки своего платья. Легкий шелк скользнул по телу на каменный пол. Священник, ошарашенный ее поступком, припал к стене, закрывая ладонями лицо, как от ослепляющего света.

– Вы спросили про поляну… Я хочу позвать Вас, господин священник на поляну, сегодня ночью. Мне никогда не было так хорошо, как в ту ночь. Вы, я, юная Олина…

Он сидел на полу, недвижим, как статуя.

– Ты знала про Олину…

– Что?

– Ты все знала про Олину?

– Мы пойдем на поляну? Пойдем? Пойдем? – Марта протянула ему руки.

– Постой! Ты говоришь о грехе. Марта!

– Мы все грешны…

– Ты вспомнила Олину. Но вспомни, кто ее привел? В ту ночь…

– О, Вы не хотите…

Но священник перебил ее, схватил за плечи и тряс со всей силы.

– Ради Господа нашего, Марта, почему ты не рассказала на исповеди…? Не пошла к родителям девочки?

– Чтобы Вас не заковали в цепи, господин священник…

– Меня…Что за чушь? Ее родители поседели за одну ночь.

– Я Вам напомню… Вы ласкали меня. А потом…, – она сделала паузу. – Потом Вы подняли на руки тело Олины, окутанное в белый саван, и унесли в лес. Я исхлестала все ноги, но Вы просто исчезли с бедной девушкой.

– Я? Я никогда не был с тобой на поляне. Я встречал Олину лишь в храме. С тобой… с вами был кто-то другой. Или это тебе приснилось…

– Вы напрасно все отрицаете. Я никогда Вас не выдам. Мы должны быть откровенны друг с другом…

– Марта, Господь мне свидетель… Я не лгу перед тобой. Скорее ты сны рассказываешь… Да? Твои сны.

– Я не дура! Умею отличать сон от яви, – она заметно начинала нервничать.

– Ты уверена, что той ночью с вами, с Олиной, с тобой, был именно я. Подожди, помолчи, я попробую объяснить… Тебя соблазнял тот, кто не имеет своего обличья, тот, кто похож на меня. Он хочет сгубить меня, но губит и тебя.

– Как много слов…

– Это был не я! Марта! Почему ты не веришь мне? Я же честен перед тобой.

– Не ищите оправданий, мой настоятель. Мне безразлично, в каком вы были состоянии. Я благодарна Вам за то наслаждение, которое я получила от Вас. Мне даже показалось, не осуждайте, мне показалось…

– Остановись! – он набросился на нее, и с силой швырнул от себя как прокаженную. Марта распласталась на полу. Раздался дикий смех.

Он опомнился, подбежал к ней, в страхе сжал в пальцах ее голову и услышал: «Простите, Отец мой. Я больше не могу так. Я люблю Вас и не могу жить с человеком, которого ненавижу. Это он приводит всех сюда… Я убью его. Он не стоит Вашего мизинца. Я убью…».

– Ты с ума сошла, Марта, – перебил ее священник и тряс за плечи. – Ларс здесь ни при чем. Он заблудший! Ему надо помочь! И если он будет искать меня для мщения…

– Простите, Отец мой…, – шептала она.

– Марта! Ты меня не слышишь! Как много я мог бы тебе объяснить… Прости меня, Марта. Но ты меня не слышишь! Что ты со мной делаешь? Что с твоим разумом? Зачем ты наговариваешь? Если кто-то был с тобой, пусть он был похож на меня. Но ты же не слепая! Ты должна отличить этого беса от меня. Иначе он завладеет не только твоим телом, но и душой, – на глазах его стояли слезы. – Надень платье. Давай помогу подняться.