— Так что случилось, Эмма?
— Мне нужна помощь, рыж… Мюрай… Помощь. Да.
Он колюче посмотрел на Эмму — он неё можно ожидать всего:
— Какого рода помощь?
Девушка решительно сказала, перехватывая его руку и мертвой хваткой цепляясь за локоть — ветер был такой, что и с ног сбить мог:
— Десять ройсов. В долг. — Она говорила громко, стараясь перекричать ветер. Дыхание то и дело перехватывало, и получалось выдавить из себя только короткие фразы. — Хотя лучше двадцатку. И я верну. Не сразу, но верну. Или отработаю любым способом, каким захочешь, — она фривольно повела плечиком.
Брок поперхнулся словами — его подкупали и не раз, но вот так откровенно впервые.
— Ты мала еще, чтобы вот так… Покупать. — Он открыл дверь гаража, снова пропуская Эмму — та уже освоилась с манерами, без напоминаний входя первой и с любопытством оглядываясь. В носу у Брока тут же засвербело от запахов — невыносимо несло керосином, пылью, смазкой. Света почти не было — только пара масляных ламп где-то в глубине гаража за разобранными паромобилями.
Дверь, подхваченная сквозняком, захлопнулась с диким грохотом — из глубины почти пустого гаража вышел на ходу вытирая руки от масла какой-то тряпкой дежурный механик. Сегодня это был высокий верзила, блондинистый и невозмутимый, почти как Неш, Ульссон — выходец откуда-то с севера, причем даже не Тальмы.
— Старший инспектор Мюрай! — широко улыбнулся он. — Вот уж не ожидал вас увидеть. Давненько вы не заглядывали к нам.
— Добрый вечер, Ульссон! Прости, было не до того немного… — пояснять он не стал. — Мне нужен мой паромобиль.
Механик сдвинул кепку на затылок, признаваясь:
— Подождать придется. Щас, заправлю, потом с четверть часа на нагон давления… Сами ж знаете…
Брок кивнул:
— Хорошо. — Он посмотрел на замершую рядом Эмму: таскать её с собой по непогоде — не самый лучший вариант: — Так… Подожди меня тут — я сейчас сбегаю в «Жареного петуха» за едой для вас на время шаррафы. Потом вернусь сюда — довезу тебя до дома, заодно по дороге объяснишь для чего тебе нужна такая сумма. Ульссон, я оставлю Эмму тут, хорошо?
— Эм… Ну дык…
— Она будет вести себя хорошо, — глядя Эмме в глаза, веско сказал Брок.
Эмма послушно закивала, подтверждая его слова.
— Ну лады, — согласился механик. — Пусть от сядет где-нить…
Брок в дверях оглянулся на неё и напомнил:
— Эмма, я скоро вернусь и отвезу тебя домой — подожди чуть-чуть! — Он рванул на улицу, где пришлось давиться тугим ветром, сбивающим дыхание. Первые капли еще прозрачного дождя уже молотили по плечам, по офицерской фуражке, по пыльным тротуарам. Далеко, еще с трудом долетая на крыльях ветра гремел гром. Молнии то и дело возникали над океаном — алые, как и сама шаррафа. Прохожих уже не было. Все лавки на Дубовой были закрыты. Хотелось верить, что «Жареный петух» еще не закрылся, иначе, где искать еду, Брок не знал.
Хвала небесам, трактир, пустой и гулкий, пропитавшийся густыми ароматами жареного мяса и специй, еще работал. За стойкой был только сам хозяин — он, быстро наполняя корзину едой, признался Броку, что остался на всякий случай — вдруг ночью пилоткам понадобится еда или еще что. Брок щедро выписал ему чек — с удвоенной суммой.
— Удачно пережить ураган! — пожелал напоследок хозяин трактира, а Брок, прихватив корзину с едой выскочил под первые алые струи дождя — шаррафа пришла раньше, чем он ожидал. Искать цветы было некогда и уже негде.
На углу Дубовой стоял знакомый до боли паромобиль с эмблемой полицейского управления. Брок удивленно приподнял бровь — Эмма хорошо смотрелась за рулем, словно так и надо. Она открыла дверцу:
— Давай, садись уже! А то можем не успеть… Вон уже, красным-красно все…
Брок сел на пассажирское сиденье, пристраивая корзину с едой у себя в ногах:
— Эмма…
— Я хорошо умею водить, — буркнула она, резко разворачивая паромобиль на Ореховую. — Еще никто из ваших не догнал меня!
Брок не сдержал удивления:
— Забавно, я думал, ты только уличная воровка…
Эмма стрельнула в его сторону глазами:
— Я отсидела. Идо говорит — я теперь обычная.
— Так куда едем? — дипломатично поменял тему Брок. Шарлотта в чем-то права. Наверное.
— Ломбард Галли знаешь?
— Обижаешь. Кто же не знает Скорпиона? И что ты ему сдала? — Уточнять, у кого она это украла, Брок не стал. Эмма сама скривилась как от зубной боли и призналась:
— Я сглупила. Нашла камею…
Брок лишь выгнул бровь, и Эмма призналась, доказывая, что воровка всегда остается воровкой:
— Хорошо… Я украла у Идо камею. Украла, потому что дура. Потому что не верила в её честные намерения. Дурака, сам знаешь, надо учить — украсть у дурака незазорно.
— Ага.
Эмма сбавила скорость: потоки воды с небес усилились, так что дождевые щетки не справлялись — дорога то и дело исчезала за тугими струями воды. Грохотало уже где-то над головой. Молнии то и дело прорезали небеса алыми лентами, превращая город в филиал пекла.
— Дура была. Сейчас хочу все исправить, но у меня нет десяти ройсов, чтобы выкупить камею обратно. Верну камею, расплачусь с тобой и… Можешь вязать обратно за кражу — заслужила.
Брок молчал, не зная, что сказать. С одной стороны, его выводы о преступниках в который раз подтвердились. С другой стороны — Эмма могла промолчать и не пытаться вернуть камею, тем самым скрывая факт воровства.
Кровавая вода дикими потоками неслась отовсюду: с небес, по улице, из-под колес паромобиля. Она скрывала город, дома, сужая мир до салона машины и пары ярдов перед капотом, с трудом разрезаемыми светом фар. Казалось, что в мире ничего, кроме крови, не осталось.
Эмма совсем побелела, вцепившись пальцами в руль, и словно приговора ждала его ответа.
— У тебя сохранились связи с «Отпетыми»? — наконец спросил он.
— Своих не сдаю, — отрезала она. — пусть я дура, но дура с понятиями.
Брок спокойно пояснил, доставая из портмоне двадцатку:
— Надо сдать моих.
— Чаво⁈ — опешила Эмма, паркуясь у ломбарда.
— Моих. — снова повторил Брок. — Надо сдать моих. Точнее, не совсем моих.
— Ну… Да… Эт поворот. Это все меняет… — неуверенно ответила Эмма, принимая деньги. — Я это… Быстро. Ага?
Брок кивнул. Она выскочила под дождь, тут же промокая до нитки, и буквально взлетела по высокому крыльцу под защиту козырька над дверью. Впрочем, от косых струй дождя, летевших по воле бурного ветра почти вдоль земли, это не спасало. Брок не был уверен, что Эмме откроют дверь, но появилась небольшая щель, и охранник, оглядев Эмму, все же запустил её внутрь. Шаррафа шаррафой, а дела должны идти. Прижать бы Скорпиона, но, во-первых, пока нечем, а во-вторых, иногда он был удобен, сдавая самых наглых воров. Тех, кто ему мешал, конечно. Брок передернул плечами, но все же решительно выбрался из паромобиля — вдруг Эмме потребуется помощь. Впрочем, счастливая Эмма выскочила почти сразу же, зажимая в ладони что-то мелкое.
Промокший до последней нитки Брок сел на водительское сиденье. Эмма обиженно обошла паромобиль и села рядом:
— Не больно-то и хотелось… Смотри, не заблудись в улочках Ветряной гряды.
— Я там с детства не блуждал, Эмма. Так… — он осторожно поехал, чувствуя, как колыхается тяжелый паромобиль под порывами ветра. — Все получилось?
— Ага… — Эмма разжала кулак и показала маленькую камею. — Теперь можно и того… Самого… Ну, ты понял.
Брок спокойно сказал:
— Спрячешь камею где-нибудь в щель на полу — под полками или под шкафом. Потом кто-нибудь случайно найдет. Сама же знаешь, как это бывает — закатилась вещь куда-нибудь, что сразу и не найдешь.
Эмма удивленно сказала:
— И ты не выдашь?
— Не выдам.
— А… Ага… Поняла… — она поморщилась. — Так… ты ж говорил — своих сдать. Точняк. Хозяина меняешь, да? Нууууу… Я поговорю с Пауком, только не уверена, что он возьмет бывшую пилотку к себе. Ты приметный, сам понимаешь.
Брок возмутился:
— Знаешь, говорят, что рыжие — бесстыжие, но не до такой же степени, Эмма! Я полицейский, я никогда не предам закон. — Пришлось скрестить пальцы на левой руке, чтобы Эмма не заметила — закон он как-то все же переступил. С тем же потенцитом.
