Сьюзен и чувствовала, и усваивала, и обучалась, впитывая в себя урок Эттвуда. Но только обучалась она не тому, как противостоять мужчине, не тому, как оберегать свою честь или бояться того, что может следовать за непозволительной близостью. Нет, она с упоением училась получать удовольствие от поцелуя и щекочущих усов, усваивала, каково это, растворяться в умелом прикосновении губ Эттвуда, и чувствовала потребность продолжать, продолжать, и продолжать. Все его движения языком вызывали в ней восторг! А как он прикусывал и слегка оттягивал ее нижнюю губу?! Ммм!

Сьюзен наслаждалась властным, но, в тоже время, чувственным ртом Эттвуда. А когда этот рот скользнул по щеке и поцеловал ее в ушко, глаз, щеку, нос, подбородок и опустился ниже, она выгнулась и сама подставила ему шею. Она вцепилась в его плечи и от удовольствия промычала.

Осыпая поцелуями ее кожу от шеи до ключицы, Эттвуд обхватил грудь Сьюзен ладонями и приподнял ее, отчего та еще сильнее уперлась в вырез платья. Он наклонился и впился в выступающие полушария горячим ртом. Сьюзен уткнулась макушкой в спинку кареты, выгнулась ему навстречу, закусила губу и запустила пальцы в волосы. Владевшее ею сладострастие всё сильнее набирало силу. Она буквально горела под поцелуями молодого человека. Внизу живота появилось напряжение и нарастало с каждым мгновением, с каждым новым прикосновением. Сьюзен даже не сразу осознала, что нежная мужская ладонь скользнула в вырез платья и освободила грудь из плена. Но она ощутила острый спазм, когда влажный рот накрыл вершину.

В это же мгновение с ее уст сорвался настоящий стон. Громкий. Неприличный. Стыдный.

И именно он привел обоих молодых людей в чувство. Эттвуд оторвался от Сьюзен и, словно очнувшись от сна, с удивлением смотрел то на ее лицо, то на грудь. Сьюзен же накрывала волна позора и неловкости. Она ловила каждую эмоцию на лице Эттвуда, как он снова и снова возвращался к ее груди и без стеснения рассматривал ее.

Боже! Он видел ее обнаженную грудь! Он прикасался к ней и целовал ее! Он ласкал ее так, как позволено ласкать только мужу!

Как Сьюзен теперь жить?! Как смотреть в глаза людям?! Как Эттвуду смотреть в глаза?!

Она резко дернулась от него и прикрылась ладонями. Тут же внутри нее вспыхнул огонь ярости.

Эттвуду уже давно было пора отвернуться, а не глазеть на нее, но он продолжал сидеть к ней непозволительно близко и наблюдать за ней.

Съедаемая горечью, злостью и сожалением от того, что Эттвуд с ней сделал, Сьюзен оторвала руку от груди и залепила ему звонкую пощечину. Сообразив, что снова оголилась, вновь прикрыла ее. Но клокотавший внутри гнев не хотел утихнуть и был сильнее стыда. Сьюзен поддалась вперёд и обрушила на его лицо множество пощечин.

— Как ты мог?! Как ты мог так со мной поступить?! Зачем ты только вернулся?! Ты опозорил меня! Я убью тебя! Я выколю тебе глаза!

Эттвуд принимал удары не пытаясь увернуться от них. Он лишь закрыл глаза и ждал, когда буря утихнет. И спустя несколько дюжин пощечин она утихла.

Сьюзен отвернулась от него и принялась приводить себя в приличный вид.

— Убирайся из моей кареты и из моей жизни! — с горечью произнесла она.

— Теперь ты знаешь, как легко поддаться искушению и перейти грань дозволенного.

— Теперь я знаю, что ненавижу тебя еще сильнее чем в детстве.

— Сьюзен, не стоит всё принимать так близко к сердцу. Это останется только между нами. Никто и никогда не узнает, что здесь произошло.

Она резко повернулась к нему и гневно сверкнула глазами.

— Только попробуй кому-нибудь рассказать о… о… об этом недоразумении!

— Так я и говорю, что никто ничего не узнает.

— И не смей шантажировать меня или угрожать мне!

Эттвуд выглядел немного опешившим.

— Можешь быть спокойна.

Сьюзен села ровно и уставилась прямо перед собой.

— Прощайте, мистер Эттвуд, — холодно сказала она.

— До свидания, мисс Хейли.

— Нет. Прощайте. Я больше не желаю вас видеть.

— Если это как-то тебя утешит, то прошу прощения за свой поступок. Я не хотел тебя унизить.

Сьюзен поджала губы и осталась сидеть не шелохнувшись, всем своим видом показывая, что ждет ухода Эттвуда. Он поднялся и покинул карету. Она тут же крикнула кучеру, чтобы тот возвращался и быстрее вёз её домой. Сьюзен вспомнила слова, которые несколько часов назад с умным видом говорила Эшли. Она наставляла ее, что потерянную честь ничем не вернешь. Она учила подругу тому, чему сама не следовала. И хотя вначале ее гнев был направлен на Эттвуда, на самом деле сильнее всего злилась она на себя. Если бы она не позволила ему прикасаться к ней, если бы сопротивлялась, то всё бы не зашло так далеко.

Две недели как затворница Сьюзен провела дома. Она притворилась больной и ни с кем кроме отца не общалась. Каждый день Эшли присылала ей записки, но на все из них она отвечала, что пока не может с ней встретиться. Сьюзен считала себя предательницей. Развратницей. Коварной искусительницей, соблазняющей чужих женихов. Никому не будет хуже от ее отсутствия на вечерах и приемах. Она не составит Эшли конкуренцию за внимание Эттвуда, Уолтер успокоится и перестанет присылать ей цветы с открытками, в которых всегда содержались одни и те же слова, а Эттвуд… Эттвуд не взглянет на ее грудь, пусть даже та будет скрыта лифом платья.

С того самого дня Сьюзен плохо спала. Ее то мучили кошмары, то она получала во сне удовольствие от плотских утех. И всегда ей снился Эттвуд. Он был героем всех её снов. Причиной всех её страхов и переживаний. Она боялась снова встретиться с ним. Боялась увидеть в его глазах презрение к себе. Насмешку над ее слабостью. Боялась ещё больше замараться. Эшли готова была отдать ему себя хотя бы по причине желания выйти за него замуж. А она, Сьюзен, позволила ему откровенные ласки не имея даже обычной симпатии! Да, у него получилось научить ее опасаться не только мужчин, но и саму себя, но вместе с этим она приобрела постыдный опыт и угрызения совести. Теперь ей никогда не отмыться от этого позора.

Спустя еще неделю обеспокоенный состоянием дочери мистер Хейли, собрался уже вызвать из Лондона какого-то профессора, чтобы тот осмотрел Сьюзен. Ранняя потеря жены наложила на мужчину отпечаток сильного беспокойства за здоровье последнего близкого ему человека. И чтобы успокоить отца, Сьюзен сказала, что ей уже лучше и уже сегодня она собирается пригласить Эшли в гости. При нем она написала записку подруге и отправила ее со слугой. Через час девушка сообщила, что скоро приедет.

Когда мистер Хейли увидел повеселевшую дочь в компании мисс Барнс, то наконец успокоился и оставил подруг одних делиться местными новостями.

— Как жаль, что ты столько всего пропустила, — смотрела на нее с сожалением Эшли. — Я была на всех вечерах, где присутствовал мой Кристиан. Там, где устраивались танцы, он обязательно приглашал меня стать его партнёршей. О, Сьюзи, я еще сильнее в него влюблена!

— Он хоть раз позволил в отношении тебя какую-нибудь вольность? — зачем-то спросила Сьюзен.

— Нет, нет, что ты?! Он настоящий джентльмен! Он очень внимателен в обращении с другими и всегда обходителен со мной. Он никогда не забывал справиться у меня о твоем состоянии и всегда выражал сожаление, что тебе всё ещё нездоровится.

Сьюзен не понимала, как относиться к словам подруги. Хорошо это или плохо, что Эттвуд интересовался ей.

— Но как по-твоему, ты нравишься ему?

— Несомненно! — уверенно заявила Эшли. — Из дам он больше всех выделял меня, всегда старался завести беседу и, как я уже говорила, не пропустил ни одного вечера, чтобы не потанцевать со мной. Мне кажется, после того поцелуя у меня дома, он заинтересовался мной и с каждым днем его интерес только крепнет.

Снова Сьюзен чувствовала внутри смятение и не знала, что думать. Если всё так, как говорила Эшли, то это должно ее радовать. Но не радовало. Получается, Эттвуд развлёкся с ней и тут же переключился на другую. Почему-то Эшли он не преподал урок скромности, хотя та тоже поцеловала его. Подруге он выказывал большее уважение и относился к ней как к приличной девушке, позволяя себе лишь танцевать с ней и вести светские беседы.