Он улыбается и притягивает меня к себе. Его губы касаются моих, и я таю в нем. Одно прикосновение — все, что мне нужно, чтобы забыть об окружающем мире. Шон вырывает дыхание из моего тела, но это лишь позволяет мне дышать глубже. Безумие, как сильно я влюбилась в него за такое короткое время. Как только это началось, это было так же легко, как и неизбежно.

— Я же говорил, что умею ухаживать, — говорит он, откидываясь на спинку кресла.

Да, да, да, он говорил, и он был прав. Но я не собираюсь это признавать.

— Итак, ужин?

— А потом десерт.

— Мы успеем вернуться сегодня? Я не взяла сумку, потому что не знала, что она может понадобиться.

— Да, как только закончим, позвоним пилоту и отправимся обратно.

— Хорошо, потому что на следующей неделе у Остина турнир, и он ждет тебя завтра на тренировке.

— Я знаю. Я вчера говорил с Джаспером о команде. Они действительно становятся лучше. Я с нетерпением жду турнира.

— Я тоже. Он такой милый, когда играет.

Он улыбается.

— Нет ничего сильнее, чем любовь мальчика к игре. Особенно когда он хорош в ней.

— Я помню.

— В любом случае, этот турнир — большое дело, и я бы ни за что не пропустил его тренировку. Я знаю, с каким нетерпением эти дети ждут игру со Скаутами, а в той лиге этот турнир имеет наибольшее значение.

Мне нравится, что он так заботится об этом. Мне нравится, что он думает об Остине и ребятах из этой команды, как будто они его. Он был чертовски очарователен на тренировке, когда начал бегать с ними, показывая все свои движения. Машина останавливается перед старинным зданием с красивой резьбой на фасаде. Когда мы выходим, на нас обрушивается теплый воздух, и я радуюсь, что надела это платье. В Пенсильвании мне было бы в нем холодно, а здесь ночь кажется почти жаркой. Люди выходят на улицу только в легких куртках, а не в полном снежном снаряжении, которое мы бы надели, находясь дома.

— Красивое место, — говорю я, любуясь видом.

Мой каблук задевает трещину на дороге, но Шон удерживает меня. Здесь столько всего сразу, что у меня перехватывает дыхание. Здания окрашены в яркие цвета, с балконов свисают зеленые растения. Из-за неоновых огней все кажется живым и теплым. Вокруг звучит музыка, звучат музыкальные инструменты, люди танцуют и смеются на тротуарах. Это совсем не похоже на дом.

— Это один из моих любимых городов.

Я понимаю, почему.

— Знаешь, мне всегда нравилась идея Юга. Люди кажутся добрее, темп жизни медленнее, и там всегда тепло. Не знаю, просто я вижу, как наслаждаюсь этой версией зимы, а не тем дерьмом, с которым мы имеем дело.

Глаза Шона пляшут от радости.

— Тебе нравится более умеренная погода?

О, пожалуйста. Он меня не обманет. Я всегда любила лето.

— Ты же знаешь.

— Во Флориде тепло, — его рука поднимается к моей шее, играя с волосами на спине. — Там солнечно, у нас есть Микки и много других очень привлекательных вещей.

— Например, жуки?

Он смеется.

— Я думал, что там есть я…

Да, он очень привлекательная вещь, которая заставит меня захотеть уехать, но есть причины, по которым я не смогу покинуть Шугарлоуф.

— А еще у вас есть аллигаторы.

Он закатывает глаза.

— Я еще не видел ни одного, который бы просто бродил по территории комплекса. У нас закрытая территория.

— Ты врешь. Эти чертовы твари повсюду.

— Я защищу тебя. Ни один аллигатор не подойдет ко мне. Я их отпугиваю.

Я хочу сосредоточиться на этом, а не на серьезном разговоре, который, как я знаю, предстоит, поэтому я смеюсь.

— Хорошо. По крайней мере, мне не придется беспокоиться о том, что тебя съедят.

Шон открывает дверь, и тут же кто-то бросается вперед, широко раскинув руки и улыбаясь еще шире.

— Шон!

Я отхожу в сторону, пока Шон и мужчина обнимаются.

— Франсуа, рад тебя видеть.

— Я тоже, мой друг.

У него сильный парижский акцент.

— Франсуа, эта красивая женщина, которая слишком хороша для меня — Девни.

Я протягиваю руку для рукопожатия, но он подносит ее к губам и целует мои костяшки.

— Очень приятно познакомиться.

— Мне тоже.

— Мы с Франсуа познакомились несколько лет назад, когда он был… — Шон останавливает себя, но Франсуа вступает.

— Встречался с одним из его товарищей по команде, который был ужасным любовником.

Я хихикаю.

— Понимаю.

Шон качает головой.

— В общем, когда он открыл это место, я пришел поддержать его. Сейчас ты узнаешь, почему здесь лучшая еда во всем Новом Орлеане.

Франсуа прочищает горло.

— Во всем мире, мой друг.

— Я уже говорил, какой он скромный?

Я смеюсь.

— Я с большим нетерпением жду ужина

— Великолепно! Пойдемте.

Мы идем за ним к маленькому столику, который стоит прямо перед окном, открывающим вид на улицу, и он наливает нам обоим по бокалу вина, а потом мы остаемся вдвоем.

— Что скажешь? — спрашивает Шон.

— Это прекрасно, и он уморительный.

— Он отличный парень. Но хватит о нем и обо всем остальном, — Шон поднимает свой бокал. — Сегодняшний вечер посвящен нам.

Я делаю то же самое, и бокалы звенят.

— За нас.

Мы оба делаем по глотку, все еще глядя друг на друга поверх бокалов. Он смотрит на меня так, словно я — причина его дыхания. Мы сидим в маленьком ресторанчике после перелета на частном самолете. Все кажется нереальным, но если это сон, то я очень надеюсь, что никогда не проснусь.

— Вот, попробуй.

Я смыкаю губы вокруг жареного теста и стону от восторга.

— Вау…

— Точно.

— Это потрясающе.

— У тебя осталось немного сахара, — говорит Шон, но, когда я поднимаю руку, он ее отдергивает. — Я сам.

Он прижимает свои губы к моим в сладком поцелуе, который не имеет ничего общего с десертом.

Через минуту я отстраняюсь, улыбаясь.

— Думаю, ты поняла.

— Я должна была быть внимательной.

Ужин прошел замечательно, мы поговорили о его планах на бейсбол, о некоторых его друзьях и о том, как мне нравится работать на Сидни. Я видела вопросы в его глазах, но, к счастью, он не давил на меня. Вечер был просто волшебным.

— Прежде чем мы вернемся в аэропорт, я хочу, чтобы мы немного прогулялись.

Несколько человек стоят вокруг, перешептываются и смотрят на Шона.

— Это нормально? — спрашиваю я.

— Что?

Я киваю головой в сторону толпы.

— Они все пялятся.

Он пожимает плечами.

— Да. Через некоторое время к этому привыкаешь. Я молод, обо мне пишут в газетах, и, судя по всему, я очень привлекательный холостяк.

О Боже.

— Так это потому, что ты сексуальный?

— Ты должна перестать делать мне комплименты, Креветочка. Если ты этого не сделаешь, я изнасилую тебя прямо на глазах у всех этих людей, и мы попадем в газеты.

Я отталкиваю его, не зная, шутит ли он.

— Прекрати.

— Я нахожу тебя неотразимой, когда ты говоришь мне, какой я сексуальный.

— Я не говорила, что ты сексуальный.

Он наклоняет голову в сторону.

— Нет? Потому что, если я помню, ты сказала: «Это потому, что ты сексуальный».

— Там был вопросительный знак в конце.

— Я этого не слышал.

Я действительно люблю его, несмотря на его эго, которое размером с Техас.

— Ты полный кретин.

— Но горячий. Скажи это. Он подталкивает меня.

— Ты ничего.

— Просто ничего? Я думаю, ты можешь и лучше, — он придвигается ближе ко мне, на его губах застыла озорная ухмылка. — Не заставляй меня делать это здесь, на улице, милая.

— Прекрасно. Ты очень привлекательный, — я делаю шаг назад, зная, что это ничего не изменит.

— Лучше, но еще не совсем то.

Я пытаюсь отступить, но он оказывается быстрее и хватает меня за руки. Он прижимает меня к себе, и мои руки ложатся ему на плечи.

— Ты идеальный.

Игривость Шона исчезает, когда его руки пробираются по моей спине.

— Нет, это ты. Ты идеальна для меня, и теперь все это увидят.