Мужчина останавливается и оборачивается через плечо. Его лицо не выражает эмоций, но я чувствую напряжение, словно он собирается сказать что-то важное.

— Они тогда не сказали мне правду, — продолжает он, — но я потом узнал: я феникс. Или, скорее, что-то вроде него. Я не умираю… не совсем. Каждый раз, когда моя жизнь на грани, я восстанавливаюсь, воскресаю. Но с каждым разом теряю что-то… часть своей души, себя.

Феникс? Бессмертие? Он говорит это так, будто это проклятие, а не дар. Мои мысли путаются, стараясь уложить услышанное в голове. Я же читала про них, вот совсем недавно. «Фениксы — одна из вымерших рас, последний раз наблюдавшаяся около пятисот лет назад. В своей человеческой ипостаси они были могущественными огненными магами, способными перерождаться и жить чрезвычайно долго.» Теперь всё медленно становится на свои места…

— Феникс… — эхом повторяю я, делая паузу. — Теряешь часть себя… Что это значит?

Арэн опускает голову и возвращается к кровати, присаживаясь на её край. Тянется к моей руке, вновь мягко касаясь, переплетает наши пальцы. Я не сопротивляюсь, скорее легко иду на контакт, сжимая его руку. Сейчас он кажется таким… открытым для меня.

— С каждым разом… я теряю часть своих воспоминаний, своих эмоций. Иногда это просто мелочи, иногда — что-то важное. Я могу забыть людей, моменты, чувства. Это как плата за то, чтобы вернуться.

Каково это — терять себя по частям? Жить, зная, что с каждым возрождением становишься немного меньше, чем был? Даже не могу представить этот ужас. В груди сжимается что-то тёплое и болезненное. Хочется сказать что-то ободряющее, но слова застревают в горле. Вопросов становится всё больше, но я не знаю, какие из них задавать, чтобы не ранить его.

— Как ты узнал? — спрашиваю наконец.

— Я увидел, как сгорает отец, тогда и состоялся разговор. Мы — древний род, дар или проклятие передаются через поколения. — Арэн поднимает голову и смотрит на меня, в глазах мелькает грусть. — Но я первый, кто узнал об этом на собственном опыте так рано. Остальные… обычно им проводили посвящение.

Я шумно вздыхаю, переводя взгляд на потолок. Пугает ли меня этот факт? Нет. Удивляет? Определённо. Самое страшное из сказанного — это то, что он каждый раз теряет воспоминания и частичку своей души. Мог ли он забыть о… Нет. Не хочу думать об этом сейчас.

— Раньше нас было много, — продолжает он. — Но ты, наверное, это и так знаешь.

— Да, — я тихо соглашаюсь, вновь переводя на него взгляд. — Но я не понимаю, почему сейчас это не так.

— Много веков назад нас начали истреблять. Алхимики, охотники… Хотели нашей крови, веря, что в ней скрыт секрет бессмертия. Они ловили фениксов, используя золотые сети и клетки, чтобы удержать. Использовали зелья забвения, выкачивали из них кровь, — его голос становится чуть грубее. — Многие теряли рассудок или убивали себя, не выдержав пыток. А те, кто выживал, страдали до конца своего срока и уходили навсегда.

— Срок? — не могу удержаться от вопроса. — Что ты имеешь в виду?

— Срок жизни, или срока “годности” для алхимиков. Мы живём дольше обычных магов, но наше бессмертие условно. Длина жизни в среднем — около пятисот лет. Хотя я не уверен.

Не верю своим ушам, пятьсот лет! Это больше, чем я могла бы представить, особенно в сравнении с собственной, намного более короткой жизнью. Нет, конечно, я понимаю, что существуют эльфы, способные жить до тысячи лет, но чтобы маг…

Я закусываю губу, внимательно рассматривая его — на старика не похож. Хотя откуда мне знать? Ранее я думала, что Арэну около тридцати пяти, но потом оказалось, что он был на войне двадцать лет назад. Спросить или не стоит?

— А сколько тебе? — уточняю осторожно.

Маг тихо смеётся, словно это задевает его, но в то же время забавляет.

— Я уже старик, — шутит он, но потом, заметив мою серьёзность, добавляет: — Мне около трёхсот двадцати, но точно не помню. Перестал считать после ста пятидесяти.

— Триста двадцать? — недоверчиво переспрашиваю я, ощущая, как по спине пробегает холодок.

Он кивает, снова усмехаясь. Вижу, что хотел сказать что-то ещё, но замолкает. Затем ложится на спину рядом со мной и закрывает глаза, не отпуская моей руки. Я лежу рядом, ошеломлённая, мысли крутятся вокруг одной мысли: я влюблена в мужчину, который старше меня на столетия. Это полный кошмар.

— Ты… для меня как-то староват, что ли, — бормочу я, чувствуя, как румянец заливает щеки. Не знаю, как реагировать от слова совсем.

Арэн издаёт тихий грудной смешок и, не открывая глаз, отвечает:

— Зато я опытнее сопляков.

Вот теперь мне точно нечего сказать. «Опытнее сопляков» — это он о ком сейчас? Я шумно вздыхаю и поворачиваюсь на бок, устраиваясь поудобнее. Если ещё вчера мне казалось, что Арэн восстановился полностью, то сейчас я замечаю тени под его глазами, бледность кожи и лёгкий тремор пальцев. Не думаю, что самосожжение и возрождение даётся ему так легко, как он хочет показать. Не любит и не хочет показывать слабость.

Помолчав ещё минуту, он продолжает говорить, вновь становясь серьёзным.

— Насчёт отца… Охотники нашли и его, пришли в наш дом и похитили. Я долго его искал, пытался понять, что произошло. В процессе узнавал о том, что делали алхимики — исследования, жестокие эксперименты. В итоге отец оказался мёртв, а… — маг вздыхает, делая паузу. — А мама умерла ещё раньше, когда мне было около тридцати.

Я молчу, сжимая его руку в знак сочувствия. Его жизнь, казалось бы, бесконечная, полна боли и утрат. Внутри меня поднимается волна сострадания и тоски. Хочется утешить, поддержать его, но боюсь, что мои слова окажутся пустыми и неуместными.

— После того как я нашёл нужных мне охотников и убил большинство из них в качестве мести, обо мне все и узнали. Я стал их новой целью. Было очевидно, что фениксов осталось совсем мало, может быть, единицы. Хотя не удивлюсь, если другие просто скрываются. Мир изменился, а мы стали редкостью, мифом.

Арэн открывает глаза и переворачивается на бок, подвигаясь так близко, что я могу видеть каждую ресничку. Сейчас он выглядит иначе, не таким как обычно, холодным и надменным. Теперь он настоящий, уязвимый в своей боли.

— А зачем алхимикам эликсир бессмертия? — осторожно спрашиваю я, пытаясь понять суть проблемы и продолжить разговор.

— Ну… сложно объяснить, и боюсь, что ты не поймёшь. Ты из другого мира, — отвечает Арэн с лёгкой улыбкой. — Насколько я знаю, этого жаждут как минимум несколько правителей других государств. Представь, если бы корона получила такой эликсир: вечная власть, вечное богатство, вечная сила. Кто бы этого не хотел? Это искушение, которому трудно противостоять.

Я киваю, понимая, о чём он говорит. Мир магов и людей оказывается удивительно похожим. Везде одни и те же проблемы: жадность, коррупция, стремление к власти. Мы все ищем способы получить больше контроля над своей жизнью, часто не задумываясь о последствиях. Но мир магов, с его интригами и жаждой могущества, кажется даже страшнее. Ведь если у людей возможности ограничены, то магия открывает безграничные горизонты для амбиций и злоупотреблений. Алхимики, охотящиеся за фениксами ради собственной выгоды, — лишь одно из проявлений этой тёмной стороны. И среди всего этого хаоса и насилия страдают невинные.

Арэн замечает, как я нахмурилась, и тихо просит:

— Не думай слишком много. Тебе не нужно забивать голову чужими проблемами.

— Это не чужие проблемы, — возражаю я, и тут же осознаю, что сказала. Практически призналась, что он мне важен. Спеша сменить тему, я спрашиваю: — Кто-нибудь ещё знает, кто ты на самом деле?

— Нет, — отвечает он после короткой паузы. — Каждый раз, когда появлялась угроза разоблачения, я уезжал. Менял внешность, фамилию, манеру речи, избегал публичности и так далее. Делал всё, чтобы не быть узнанным. Последний раз особенно опасно было после второй темноэльфийской. Если бы кто-то узнал, что я феникс, охотники нашли бы меня быстро. А я уже устал.