— Я могу как-то…

— Роди и мне тоже.

Я замираю, глядя на него во все глаза. Он сейчас… серьезно?..

— Роди потом… и от меня тоже. Если… если захочешь потом еще ребенка… роди его от меня.

— Раш… я не знаю… я этого еще не родила… как я могу… сейчас что-то обещать?..

Он прячет глаза на секунду, но боль в них я успеваю заметить.

— Я понимаю. Я подожду. А пока позволь мне улучшить твое кровообращение, твои бедра какие-то холодные…

— А тебе лишь бы… кровообращение улучшать.

— Это мой священный долг. Забота о ребенке — задача всей семьи, не только его родителей.

… Вот только семья у нас стала… еще страннее чем раньше.

Вереш приходил каждый день. От улыбчивого мальчика и следа не осталось — с оплетающей его чернотой он разом стал выглядеть старше. Мы почти не говорили, я просто не представляла, о чем с ним теперь говорить. Одно только радовало — это не было Зовом крови в классическом виде, скорее одна из его разновидностей (название я разумеется не запомнила), глубинный смысл которой заключался в защите слабых — и среагировал он скорее всего даже не на меня, а на ребенка в моем животе. Это стало очевидно еще до результатов его анализов — вены хоть и опухли, но не жгли тело кровью, не сводили с ума безумная ревность и желание убить любого, кто прикасается ко мне.

— Можно… можно мне потрогать твой живот?.. — спрашивает он робко одним вечером. Я беспомощно оглядываюсь на Мара, тот темнеет лицом, долго-долго смотрит на Вереша... и только потом медленно кивает.

— Если ты сама не против. Но ничего, кроме живота.

Облегчение растекается по лицу Вереша, рябью идет по телу, он опускается на колени перед моим креслом и кладет горячие ладони на тугую выпуклость живота. Она уже хорошо заметна, хотя прошел от силы месяц… я хоть доношу сама?.. Вереш поглаживает живот так, словно в нем — его ребенок. Мар сжимает руки на моих плечах, следит неотрывно за его движениями.

— Спасибо… мне… мне намного легче так… когда могу прикоснуться…

— Нагладился? — раздраженно произносит появившийся на пороге Раш. — Тогда убирай руки.

Вереш тенью скользит в сторону, допуская ко мне Раш’ара. Он ворчит что-то, тянет меня к себе на руки и усаживает на колени. В отличие от Вереша, этот с ума сходит от ревности — хотя умом все понимает.

— Насмотрелся? Тогда иди. А то глаза вытекут.

Вереш не двигается с места, и Раш скалится.

— Будешь смотреть, как мы тут… кровообращение улучшаем?

Потемнев лицом от смущения, мальчишка тут же скрывается за дверью.

— Зачем ты его так?

— Предлагаешь мне с ним нянчиться? Он мне не брат и не сын.

— Раш, она не об этом…

— Да знаю я. Не могу. Когда он тебя трогает… хочу сломать ему руки.

— Он спас меня этими руками, идиот. И ничего плохого не сделал.

— И только поэтому ходит с целыми.

— Нельзя быть таким злым.

— Кто-то же должен быть.

Я вздыхаю, позволяя голодном Рашу уткнуться носом мне в шею. Он чувствует не только запах Мара, но еще и Вереша… его колотит, и вибрация разносится по телу жгучими волнами.

— Ты что, без белья?..

— ...

— Марррр…

— Что?

— Мы договаривались. Сегодня моя очередь.

Тот опускает голову ниже, и жаром меня обволакивает с двух сторон.

— Ты задержался.

— Шерхов сын…

— Не ссорьтесь… — у меня между ног уже покалывает, хотя с прошлого раза и часа не прошло. — Можно ведь всегда… компенсировать…

…Компенсировать приходится по полной программе.

... В спальне — полумрак; полуоткрытое окно сочится прохладой и далекими звуками ночного леса. Я едва слышу их и почти не чувствую холода — рядом со мной воздух медленно закипает.

Обнимая и удерживая под грудью, Мар ласково и осторожно накручивает на руку растрепанную косу — чтобы провести носом по позвонкам, обдавая их прерывистым дыханием. От этого касания в спине искрит, она невольно прогибается, тепло стекает вниз... туда, где другой уже растирает жесткими пальцами. Ставшее особенно чувствительным, тело словно гудит изнутри, я чуть подрагиваю, когда Мар прикусывает шею, сжимая пальцами набухший сосок — и от него идёт волна гусиной кожи.

Раш отрывает руку, я приоткрываю глаза — и встречаюсь с ним взглядом, когда он медленно-медленно проводит языком по ладони.

— Совсем... нет стыда?

Он ухмыляется.

— Продал в детстве за кулёк сластей.

Нахальная морда... мне хочется стереть выражение самодовольства с его лица, я тянусь рукой, обхватываю его член у самого основания — я уже знаю, где у них самое чувствительное место — и наслаждаюсь выражением беспомощности на его лице. Потираю кончиками пальцев выпуклость, с которой сочится вязкая жидкость, обволакивающая ладонь... он закатывает глаза, стонет в голос, и меня пробирает с ног до головы от искренности этого звука.

Мар... куда сдержаннее, куда спокойнее... а иногда мне хочется видеть, как под моим прикосновением теряют голову...

— Все, хватит, хватит, — бормочет он, убирая мою руку.

— А что такое? Боишься слишком быстро...

Он наклоняется ко мне, обхватывает щёки и шепчет:

— Это тебе надо бояться.

— Ой боюсь-боюсь...

— И у кого из нас нет стыда?

Фыркает за спиной Мар — его забавляют наши перепалки. Он тоже возбужден, но не плавится, как Раш’ар — тот разве что не дымится, мелко подрагивает, глаза его поблескивают... он хочет,

очень хочет — и я знаю, чего именно.

Лёгкий толчок в грудь — и он послушно опускается на спину. Огромный... будет ли это как с Маром?.. каким он будет ощущаться внутри?.. от возбуждения течёт по бёдрам, и когда я прижимаюсь к нему промежностью, между нами сразу горячо и очень скользко... я медленно покачиваюсь, кончиками пальцев поглаживая его дрожащий живот... ладони его — на бедрах, и с каждой секундой они сжимаются все крепче, крепче...

— Руки, — звучит тяжелый голос, и хватка на бедрах мгновенно слабеет. Мар рядом, не касается меня, только смотрит — словно пёс, готовый по команде вцепиться в горло... но ничего мне сейчас не угрожает.

Сипло постанывает Раш, глядя на меня снизу вверх. Ослабив хватку, руки его стали беспокойно бродить по телу, словно желая натрогать все и везде... Я все покачиваюсь на нем, влажное тепло между нами быстро становится колющим, рождает слишком громкие, слишком откровенные звуки... он закатывает глаза и тут же возвращает взгляд, дрожит подо мной и бормочет сбивчиво:

— Сколько... хах... сколько ж я ждал... мать вашу... сколько ждал...

Я наклоняюсь, чтобы поцеловать, дотягиваюсь только до груди — и он внезапно тянет меня выше, тянет к себе, обхватив ладонями голову и запустив волосы в пальцы... он целует так, как никто и никогда раньше не целовал. В этом поцелуе всё его ожидание, всё его отчаяние, вся его боль... я позволяю ей течь в меня, принимаю всю без остатка... принимая без остатка его самого.

Он шумно дышит, когда я медленно-медленно опускаюсь на него, упираясь ладонями в живот, не сводит глаз с места соединения наших тел, тяжело и часто сглатывает. Руки у меня дрожат уже от напряжения, дрожат бедра... плывет перед глазами от этого напряжения пополам с возбуждением, шумит в ушах. Если я сейчас... опять отключусь...

— Иди-ка сюда.

Мар за моей спиной, Раш протестующе рычит... и сразу умолкает, когда тот поднимает меня за бедра. Он прижимает меня спиной к своей груди, а я только беспомощно всхлипываю, ухватившись одной рукой за его шею... Раш очень быстро все понимает, он приподнимается, оглядывает меня, словно до конца не веря, что действительно можно.

— Тебе что, еще и там помочь? — раздражанно произносит Мар. Его терпение стремительно иссякает, я как могу успокаивающе глажу его по лицу... он целует мою ладонь, чуть потирается о неё и внезапно прикусывает. И правда, словно пёс...

— Иди к шерху, — выпаливает Раш и берет себя в руки. Обхватив за талию, он прижимается ко мне и за один неполный вдох оказывается внутри.