...

Маршаллех, капитан станции МКВ.

Перед глазами — отчеты ИС-12 о состоянии всех систем, основных и вспомогательных. Ровный, механический голос зачитывает сводку происшествий за сутки: сбой в блоке А12, восстановлен собственными силам за 3 минуты, блок Д14 перешел на резерв, идут ремонтные работы. Старое корыто, гордо именуемое станцией межгалактического культурного взаимодействия, не развалилось еще только каким-то чудом. Впору ставить алтарь Великому Туру и начать возносить молитвы. Если, не приведи звездный свет, пострадает хоть одна женщина на этой развалюхе, ему отвечать перед судом Объединения по всей строгости военного времени.

Но сейчас его волнует не это. Не это и даже не начавшийся гон у роруков — безмозглых тварей, которых шерх знает кто назначил в охрану станции. Они практически неуправляемы, полуразумны, подвержены резким гормональным скачкам, а здесь, на станции, полной женский особей самых разных видов, крышу у них сносит окончательно. Объявленное почетным назначение больше похоже на ссылку в один конец до сектора Н15Д144 — планета Кракус, пребывание на которой за минуту уничтожает 98% известных видов. Тур к ним не относился — но отправляться на газовый шар рядом с умирающей звездой ему не хотелось.

Но волнует его не это.

Шерх его дернул отправиться с группой изъятия. Молодость захотелось вспомнить, как же… Вспомнил… все вспомнил, и молодость, и зрелость, вся жизнь пронеслась перед глазами, когда на серой и душной маленькой планете он ощутил Зов крови и увидел его источник — крохотная фигурка на крыше огромного здания.

Ощутил свою Шер-аланах — и увидел, как она падает.

Натягивает жилы черная кровь, проступая под кожей. Все бубнит металлический голос, докладывая о состоянии станции. Так нельзя. Нельзя уподобиться роруку, одуревшему от гормонального скачка. Он должен оставаться капитаном, чтобы ни случилось — потому что иначе не может ее защищать. И когда придет время — отпустить туда, где будет ей лучше всего, где её страдания наконец закончатся.

Ведь никто не отправит её на Таврос.

Кровь сжигает вены — скоро понадобятся бинты. Может, оно и к лучшему — хотя бы не придется отвечать перед судом, когда это корыто однажды пойдет по швам.

"Манипуляции завершены. Поднимайтесь и следуйте дальнейшему графику".

Я с трудом встаю — первые пару минут после этих процедур голову нужно ловить. Они что-то делают с моим мозгом: крепят какие-то пластины, и в течение двадцати минут виски слегка покалывает, а в ушах шумит. Первые разы я страшно боялась, даже сопротивлялась — ну а вдруг вылезу обратно уже овощем? Колба долго и настойчиво пыталась начать процедуру, а потом ей это видимо надоело — и в кабине появилась Шерша. Она долго что-то объясняла про высокочастотные волны определенного спектра, которые каким-то образом воздействуют на заданный программой участок мозга, восстанавливая его естественную структуру и устраняя патологии. В конечном итоге я, потея от ужаса, все-таки легла на кушетку.

И вроде как обошлось.

В первые же дни Шерша дала мне планшет — "фиксировать изменения в ощущениях" — и я добросовестно его заполняла. Это быстро превратилось в дневник и очень помогло приводить голову в порядок и следить, что я не становлюсь… не собой. Поэтому на дальнейшие процедуры я хожу почти спокойно — разве что головокружение нужно перетерпеть. Но боже мой, какая же это мелочь… Голова может подводить куда сильнее — я знаю это лучше, чем мне бы хотелось.

Дальше в моем расписании обед — вот уже неделю как я хожу в столовую самостоятельно. В пищевом блоке для гуманоидов никого, и я начинаю сомневаться, что тут действительно есть другие подобные мне особи.

Я как раз зачерпываю ложкой вязкое нечто, похожее на суп-пюре из овощей, когда чувствую затылком легкое покалывание — и обернувшись, вижу у входа в блок… девушку? Девочку? Маленькая, черноглазая, со слегка зеленоватой пластинчатой кожей… она смотрит на меня, склонив голову на бок, и что-то свистит-шипит своей рахшасе. Та понимающе кивает и робко приближается ко мне со словами:

— Тисса Сершель интересуется, можно ли ей подойти для знакомства с вами?

Я перевожу взгляд на зеленушку, и та наполовину скрывается за дверью. Познакомиться, да? Я не горю желанием, но обижать маленькую тиссу не хочется. Знакомство же ни к чему меня не обяжет?..

Тисса двигается неловко — вместо ног у нее шупальцы, но верхняя половина тела практически человеческая. Она осторожно подходит ко мне, свистит что-то на своем и выжидательно на меня смотрит.

Ну и как нам знакомиться?..

Видимо, тисса это тоже понимает и зовет свою рахшасу, которая сразу же судя по всему извиняется и куда-то уходит, чтобы вернуться с двумя коробочками. Тисса достает из одной две круглые блестящие пластинки и аккуратно помещает их в маленькие уши, жестом предлагая мне сделать то же самое. Я с опаской повторяю ее манипуляции, но уже спустя секунду слышу в ушах нежный, практически детский голос.

— Негаснущих звезд тебе, тиссая. Могу я узнать твое первое имя?

— ...и тебе того же, — растерянно отвечаю я. — Таня.

Тисса на миг замирает, а потом медленно произносит:

— Тиссая Ти’Анна. Красивое имя. А я Сершель с планеты Верхарес. Давно тиссая Ти’Анна здесь?

Я не поправляю — пусть будет Ти’Анна. Понемногу преодолевая жгучую неловкость, я поддерживаю разговор и немного рассказываю Сершель о себе, она рассказывает тоже. От ее рассказа в сочетании с детским голосом и лицом меня мороз продирает от шеи до копчика: на ее планете женские особи считаются не ценнее домашнего скота, их продают и убивают, насилуют невзирая на возраст. Любой тиссай может сделать с ней что угодно и остаться безнаказанным, а за попытку сопротивления все ее сестры и мать будут убиты. Моя собственная история теперь кажется насмешкой над маленькой и почтительной тиссой.

Хотя своя рубашка и ближе к телу.

Едва я заканчиваю свой обед, как Сершель тут же откладывает ложку, и мы вдвоем с рахшасой едва уговариваем её доесть, пока съежившаяся от неведомого ужаса тисса бормочет что-то о том, что она не стрижа и не будет есть последней. Кто такая стрижа, почему нельзя есть последней, я понятия не имею и не хочу, наверное, этого знать. Соглашается Сершель только после того, как я возвращаюсь за стол со второй порцией и через силу пихаю в себя, пока она заканчивает.

… Вот так у меня появилась… подруга? Сершель неизменно обращалась ко мне тиссая, что дословно с ее языка переводилось как “старшая женщина”. Видимо привыкшая подчиняться старшему, на станции тисса растерялась и невольно потянулась к тому, что мог заменить ей резко оборванные отношения с матерью или старшей родственницей. Странно, что ее рахшаса не смогла дать ей необходимую замену — вот тебе и хваленое психологическое мимикрирование…

Пострадала на своей родине Сершель намного сильнее меня, и первые недели ее не выпускали из регенерационной капсулы — поэтому мы встретились только теперь. Не сразу, но я заметила шрамы на ее боках, симметричные выступающим впереди шупальцам… покрутила в голове, осторожно спросила, не надеясь на ответ… А она взяла и ответила.

Я потом под каким-то предлогом отошла в санузел, долго умывала лицо ледяной водой и тряслась, как контуженая собака — потому что шупальцев у Сершель раньше было четыре.

...

— А тиссаю Ти’Анну как сюда забрали? — спрашивает она спокойно. Что ей дают, то же, что и мне? Или у них просто психика более стабильная? Ааа… это другой биологический вид… разумный, но совершенно другой… Что я вообще знаю о ней с анатомической точки зрения?...

Сершель выжидательно смотрит на меня, я смотрю на стакан с витаминной смесью.

— Стыдно говорить. Извини.

— Стыдно. Понимаю. Про стыдное тяжело говорить.

Она не расспрашивает больше, а у меня перед глазами — голодная бездна.

Однажды увидев её… как высоко не задирай голову… уже никогда не забудешь, что у тебя под ногами.