— Ох… извини… — Шерша быстро берет себя в руки. — Я просто очень переживаю за тебя… Я так надеялась, что отпускаю тебя в счастливую жизнь… А оказалось, что бросила в клетку с диким зверьем…

— Что, все и правда так плохо?.. Нет ни единого шанса им поладить?..

Взгляд у Шерши — выразительнее некуда.

— Обычно туры образуют парные союзы, как и у тебя на родине… Представь еще одну женщину рядом с капитаном, с которой нужно мириться.

Ядовитый кипяток ошпаривает внутренности.

— Вот, понимаешь?

— ... то есть, лучше бы я дала Мару умереть, это ты хочешь сказать?..

Шерша вздыхает. Экран чуть рябит — межпланетная связь здесь работает с перебоем.

— Я не знаю, как лучше. Правда, не знаю… В любом случае, теперь тебе придется нелегко… хочешь, я прилечу к тебе?

— Да тебя же тут затопчут…

— Да, ты права… я мало что могу сделать… Ладно, пока дам один совет — постарайся не выделять кого-то из них слишком явно.

Кажется, уже поздно…

— Это будет… очень трудно…

— Поэтому я и говорю — постарайся.

— Просто тот, второй… у него такой паршивый характер! Он постоянно зубоскалит и провоцирует Мара, дразнит его… Ну вот как к нему нормально относиться?

— Это он от отчаяния.

— Что?..

— Он понимает, что капитан… нравится тебе. А он третий лишний. Он по умолчанию в проигрыше… вот и пытается хоть как-то привлечь твое внимание, занять твои мысли…

— Детский сад…

— А что делать? Ты и от нежностей с его стороны будешь шарахаться… а ему страшно остаться за бортом, ведь на кону его жизнь как-никак. Я не оправдываю его, ни в коем случае… но я понимаю его чувства.

В словах Шерши есть смысл — ведь за собственным сумбуром в голове я и представить не пыталась, что творится в голове у туров. Ведь они были друзьями… а теперь между ними все перевернулось с ног на голову. Понять их чувства до конца я вряд ли смогу, но должна постараться хотя бы не осложнять эти отношения еще больше…

Не успеваю я отложить планшет после прощания с Шершей, как мне приходит уведомление о новом сообщении от неизвестного отправителя. Я беспечно кликаю… а там фото хохочущей Рихты и приписка “совет да любовь”. И куча откровенных видео. Очень откровенных видео из категории "мжм".

“На случай, если не разберешься, что куда вставить, пугало ты отсталое”.

Вот… стерва…

“Спасибо большое”.

Почти тут же прилетает:

“Обращайся. Если что, в контейнере есть всякие мазилки. Я как знала, что тебе пригодится. Белая коробка с тройными кольцами”.

Я откладываю планшет, делаю глубокий вдох… нет, ну она же не могла…

Еще как могла, это же Рихта.

…и действительно — на самом дне не одна, даже три означенные коробки, в каждой — по пять тюбиков с вязкой субстанцией… твою же ж мать… Планшет снова вибрирует — ну что там, опять срамота какая-то?

“Если будут обижать — пиши. Кастрирую обоих.”

Да уж… надеюсь, до этого не дойдет… потому что с этой лысой станется и правда кого-нибудь кастрировать…

Я должна злиться — но почему-то улыбаюсь, как идиотка.

Время до вечера тянется чудовищно медленно, словно густая смола деревьев между пальцами, но стоит Шерхентас скрыться за поросшими скалами, как практически мгновенно дом со всех сторон зажимает мрак и холод. Я сижу на полу у кровати, накинув на плечи одеяло и бездумно перетираю пальцами камушек, подаренный Шершей — его тепло успокаивает и согревает. Я сижу и не могу сдвинуться с места и чем сильнее стараюсь себя поднять, тем тяжелее кажется тело, словно с каждой секундой неподвижности силы текут из него и впитываются в пол.

Вставай. Ну же. Встань и спустись вниз. Он сам ни за что в жизни не предложит… прошлой ночью ведь не предложил… Он ждет, и я это знаю. Ждет, когда я приду первой, потому что… почему? Почему сам не придет?.. Не хочет?.. Злится?.. Почему…

Так, хватит. Если я просижу еще минуту, то уже не встану вообще.

Лестница ни звука не издает под моими ногами — но сердцебиение наверняка опережает меня, потому что стоит мне заглянуть в гостиную, как я встречаю взгляд Мара. Он лежит, закинув руки за голову, но расслабленным не выглядит. Все слова, что я сочиняла на ходу, словно льдины повисли на языке.

— М… может… хочешь подняться?..

— ...Хочу, — звучит хрипло и низко спустя мгновенную заминку.

О Господи…

Он поднимается бесшумно, бесшумно приближается — или я просто не могу услышать его шагов?.. Гора надвигается на меня в темноте, в глубине ее — море скрытого огня, мне кажется, я вижу отблески его в полумраке. Я же… не сгорю в нем заживо?..

Хотя может… я хочу в нем сгореть?..

…Вдвоем на постели, какой бы большой она ни была — тесно. Тесно от воздуха, ставшего резиновым и душным. Расцветает темнота миллионом огней, они словно глазницы покалывают, все тело покалывают, отовсюду текут и капают на кожу невидимые разряды электрического тока. Под моей щекой — тяжелые, плотные звуки, бьются огромные сердца, сильно и яростно перекачивая темную кровь. Мне страшно шелохнуть ладонью, лежащей тут же: кажется, одно единственное движение способно выбить сотни искр… и тогда не миновать пожара.

Но я все равно делаю это движение.

Я медленно веду ладонью по шершавой плотной коже… ритм подо мной сбивается, а потом практически мгновенно удваивает скорость… вдох мне послышался? я едва слышу за собственным. Я веду выше и ниже, медленно-медленно, вбирая в мякоть ладони эту шершавость, эту крепость… впитываю вибрацию сердечного ритма, пока сама не начинаю гудеть, как электрический провод.

Если я… опущу еще ниже… на каменный живот… мне ведь можно это сделать?.. Руки леденеют или это кожа его разогрелась?.. контраст температур вышибает мозги, превращая все тело в комок путаных-перекрученных нервов… что будет… если я коснусь еще ниже?... легко, кончиками пальцев?..

Рука на моей спине твердеет, пальцы на плече сжимаются… Сиплый вдох мне не мерещится, вся твердокаменная тяжесть подо мной словно собирается в одно пульсирующее, голодное, жадное…

Я опускаюсь ладонью до паха — и рефлекторно одергиваю пальцы, ощутив под тканью штанов огромную, чудовищно горячую твердость.

Твою мать.

Паника ледяными пальцами перебирает внутренности. Это в жизни у меня не поместится… это невозможно, это нереально чисто физиологически, это… боже…

Я хочу… это потрогать…

— М..можно?..

Хриплый нервный смешок.

— Не спрашивай… о таком… тебе все… можно… — отвечает он прерывисто и сам рывком стягивает штаны.

В темноте мне видны лишь очертания — и хорошо, наверное, что я не вижу полностью… Осторожно веду пальцами вниз… господи-боже-твою-ж-мать… это что за выпуклости на нем?.. как будто наросты… пульсирует под пальцами, словно просится в ладонь, да моей ладони не хватит на него… К головке он чуть сужается, сильно и резко расширяясь у основания… но эта твердость и тяжесть… сколько длины в нем да и вообще… господи, с ума сойти можно… он не войдет, да ни за что в жизни… а пахнет как, я сглатываю запах все чаще и чаще, рот полнится слюной, а грудь — все нарастающим покалыванием…

Я словно очумелая вожу вверх-вниз… вверх-вниз, и пульсация под моими пальцами усиливается, выпуклости становятся влажными… скользко и влажно под пальцами, скользко у меня между ног, и я безотчетно прижимаюсь пахом ближе… теснее... ну еще капельку теснее… вот так… и незаметно…

Все заметно.

Рокочет в груди у тура — лопается натянутая пружина. Я не успеваю ни охнуть, ни вдохнуть даже — а под лопатками уже постель, а надо мной — живая и жадная тяжесть.

— Я осторожно… только потрогаю… не бойся, — шепчет он хрипло в самое ухо, рассыпая мурашки по шее, я трясусь под ним и стону бессвязно, что я хочу сказать, неважно, неважно, черт возьми…

Его ладони сухие и шершавые, они слегка покалывают и словно царапают кожу. Они обводят бока, собирая не оставляющую меня дрожь, они сжимают бёдра — и в груди задыхаются птицы, чтобы вырваться из нее испуганными стонами… Мар ловит эти стоны у самой шеи, горячим языком размашисто ведёт от ключицы и выше, но этого недостаточно, мало ему и мало мне — и за языком следуют зубы. Словно одержимый, он почти вгрызается в шею, и я сама становлюсь одержимой, трясусь не переставая, вьюсь под ним, а между ног горячо, горячо, горячее...