Раш крепче прижимает к себе мою голову, закрывая уши, я чувствую вибрацию в груди, но не слышу звуков. Барабанит по стенам — все меньше и меньше, все реже и реже каменеют сдавившие меня руки. Вечность проходит, прежде чем они разжимаются, медленно, осторожно… Тур отстраняется — из темноты появляется его лицо, освещенное слабым светом из разбитого окна. Висок его залит чернотой, руки залиты чернотой — он весь в крови, кровь его на мне, на полу…
— Ты слышишь меня?
Голос его с трудом продирается сквозь облепившую голову вату. Я пытаюсь кивнуть — плохая идея, голову раскрутило и держит на последнем витке резьбы. Щупаю руками уши, подношу к глазам — крови нет, хорошая новость. Меня кружит и тошнит, а я сижу, прислонившись к стене — а вот это плохая новость. Но это все ладно…
— Слышу… Раш… кровь…
Он отмахивается с раздражением.
— Шерхи с ней. Встать можешь?
Я даже не пытаюсь, и он осторожно берет меня на руки. Земля ухает и скачет волнами, я зажимаю рот ладонью, черт-черт-черт… сейчас вывернет… Раш каким-то чудом это понимает, оказывается в санузле быстрее, чем я успеваю сделать вдох — и держит волосы, пока я мучительно расстаюсь с содержимым желудка.
— Тише, тише… тшшш… все хорошо… все хорошо… Сейчас… где-то у него… точно должно быть… зараза…
Гремит шкафчиками, шумит водой у меня над головой, пока я обессиленно полулежу около унитаза. Раш наклоняется, сует мне стакан и какую-то капсулу… я понятия не имею, что это, но готова даже стекло сейчас взять из его рук, если это поможет… Таблетка комом встает в горле, но тур вовремя сует мне еще воды.
— Вот так… умница… сейчас полегчает…
Через пару минут мне действительно становится лучше — тошнота отступает, голова перестает вращаться отдельно от тела… Я по-прежнему очень плохо слышу, но уже хотя бы могу сама подняться на ноги, пусть и держусь на них очень не твердо.
— Что… что это было?
— Похоже на обвал… но от чего… понятия не имею. Давай спустимся вниз… сюда, осторожно…
Лестницу я преодолеваю с опорой на Раша, а внизу он сажает меня в кресло и несколько минут сосредоточенно тыкает в планшет.
— Авария на старом хранилище в горах, — наконец произносит он хмуро. — Похоже, из-за грозы выбило датчики… не сработали на рост давления… вот и рвануло.
— Погибшие?..
— Пока не сообщают… К утру будем знать.
Я устало обтекаю в кресле. Запоздалый шок сотрясает внутренности — не будь его дома…что бы со мной было?.. что бы от меня осталось под этим камнепадом?.. Боже, а если бы я осталась на улице?..
— Я спущусь в подвал, попробую запустить генератор, — спустя пару минут говорит тур, поднимаясь на ноги. — Посиди тут пока…
— Я с тобой.
— ..?
— Не хочу… одна оставаться…
Он медленно кивает. Подсвеченное планшетом лицо его кажется вырезанным из плотной бумаги.
— Ну пошли.
В подвале черно — хоть глаза вынимай и оставляй на полке у лестницы. Раш держит в зубах фонарик и возится с генератором — ящик в полу, не больше микроволновой печи размером. Что-то у него не ладится — он невнятно, но очень витиевато ругается.
— Тебе помочь?
— Фиди фпокойно…
— Да хоть фонарик подержу…
— ...ладно. Иди сюда…
Я как могу осторожно спускаюсь по крутой лестнице — и все равно соскальзываю под коротким приступом головокружения, ойкаю и брякаюсь задницей на ступеньку. Тур подрывается ко мне быстрее, чем я успеваю даже ощутить тупую боль в копчике.
— Ну твою ж мать!.. — восклицает он, обхватив меня за плечи и даже слегка встряхнув. — Смотри под ноги, бестолочь!..
— Да все нормально…
— Ненормально! Рука!..
— А?..
Я отупело пялюсь на ладонь, от которой запоздало идет гудящая волна боли — в попытке удержаться она мазнула по шершавой поверхности стены и теперь наливала кровью россыпь мелких порезов.
— Твою мать, твою ж мать, — Раш выворачивает карманы, раскручивает тюбик и роняет крышку, дергает ладонь на себя, чтобы выдавить на нее как минимум половину — в десятки раз больше, чем нужно.
— Это ерунда… ты себя лучше помажь…
— Тоже мне… героическая женщина… — бормочет он, явно меня не слыша, торопливо растирая мазь по ладони, почти причиняя боль. — Почему вас так легко… поранить?.. какого шерха ублюдочного… так много крови…
Это мой вопрос должен быть… Отброшенный фонарик освещает половину его лица — залитую кровью, искаженную, словно все нервы в нем выкрутили, натянули под неестественным углом, лишив всех привычных очертаний. Он ожесточенно замазывает мою ссадину, словно ему…
— Раш?..
— Ну чего?
— Ты что… крови боишься?
— ... сдурела, что ли? Чего это мне крови бояться?
— Моей крови боишься.
Он замолкает, замирают его руки. Окружившая меня тишина пухнет и заползает в забитые уши.
— Не боюсь, просто… — произносит он каким-то незнакомым голосом. — Просто когда вижу ее… или слышу запах… все нутро наизнанку…
А ведь этого... можно было ожидать...
Он отпускает мою ладонь, она практически онемела уже от этой его мази, он отступает на шаг, отворачивается… Я неосознанно тянусь за ним, потому что очень важным, очень важным мне кажется сейчас его не отпустить…
— В тот раз… когда я сама себя поранила…
— В тот раз, — как эхо отзывается тур, — я пожалел, что вообще появился на свет.
Он высвобождает руку, за которую я схватилась, поднимает фонарик.
— Все еще хочешь помогать?
— А… да, конечно.
— Тогда держи.
4-8
Спустя еще десять минут ругани и манипуляций на грани танцев с бубном — я не сильна в технике, так что все это для меня шаманство и эзотерика — генератор все-таки удается запустить, и в доме загорается свет — тусклый и слабый, но все лучше чем темнота. Раш тащит меня наверх, в прямом смысле тащит, от усталости и слабости меня снова начинает подташнивать — но к счастью, больше не рвет.
— Что за таблетку ты мне дал? — спрашиваю я, устроившись за столом со стаканом холодной воды. Раш садится напротив и листает планшет в поисках дополнительной информации об аварии.
— Это все пилоты у себя держат. Помогает при перегрузках.
— А мне точно ее можно?
— ...
— Раш?
— Ну помогло же?
— То есть ты понятия не имеешь, — я не удерживаюсь, и голос звучит слегка укоризненно.
— Шерхи, — он ерошит волосы и смотрит на меня устало. — Тебя трясло и рвало, что еще было делать?
— Не знаю… честно, не знаю…
— Если станет плохо — сразу говори. Но такие капсулы выдают на межгалактических крейсерах, и большинство гуманоидных рас принимает их либо аналоги.
— Ладно… извини, что придралась… и спасибо, что был рядом.
Он кривит губы улыбкой.
— Если надо волосы подержать, я всегда к твоим услугам.
Он отворачивается к планшету, как будто новости обновить, но мне кажется — прячет лицо. Что ты прячешь? Что… и зачем?
— Почему ты… все время это делаешь?
— Делаю что?
— Зубы скалишь? Ну… притворяешься, что тебе все равно, шутишь там, где нужно бы серьезно… говоришь гадости и глупости, когда хочешь совсем другое сказать?
Он молча смотрит на меня, смотрит с лицом непроницаемым абсолютно… что у него в голове? Угадала я или нет? Попала в яблочко или…
Он медленно поднимается, и расстояние между нами сгорает с каждым беззвучным шагом.
— Как думаешь, — произносит он тихо-тихо, — что будет… если такой как я… начнет говорить все, что думает на самом деле? Что будешь делать, малышка, если я перестану притворяться?
— А ты попробуй, — голос почему-то садится, какого черта вообще атмосфера так изменилась? — Попробуй и узнаешь… что будет и что я буду делать…
— Я и так знаю.
— Не знаешь.
Он улыбается снова — она каждый раз разная, эта его улыбка. И сейчас о нее можно руку порезать.
— Давай начистоту. Я честно отвечаю тебе, а ты — честно отвечаешь мне. Идет?
— Идет.
О чем я думаю, господи? На черта мне его честность?
