— Мар? — подаю голос практически сразу, как тур укладывается, подтягивает меня к себе и начинает легонько поглаживать по спине.
— Да?..
— Хотела спросить… эм… эти твои выделения… они как-то на меня действуют… это странно, но…
— Я знал, что ты спросишь, — его руки на моей спине не сбиваются с ритма. — Это действительно задумка природы. Мой вид… мы, как ты успела заметить, довольно крупные… и после того, как собственных женщин на Тавросе не осталось, выживали лишь те, кто мог обеспечить комфорт партнерше во время близости… а партнерши были самые разные, вот и выработался такой… универсальный вариант.
— Это… это же не наркотик? Зависимости он не вызовет?
— Нет, не волнуйся. Это скорее что-то по типу афродизиака с обезболивающим… трудно объяснить, я не доктор…
— И он на всех действует одинаково?
— Практически, с учетом биологических особенностей.
— То есть… гипотетически… если другая женская особь…
— Если такое вдруг случится, то да, она тоже будет испытывать возбуждение.
Струится в груди ядовитый холодок — я не хочу думать, не хочу, но уже думаю… а что если… другая женщина…
Мар перестает гладить — и вместо этого тянет, практически укладывая себе на грудь. Голос его звучит тихо и очень серьезно.
— Ты моя Шер-аланах. Другой женщины у меня не будет и быть не может.
— А…
— До тебя были. Ты не первая. Но ты последняя.
Он говорит это так спокойно, так размеренно и ровно, словно живет с этими мыслями уже очень долго… Словно давным-давно принял, что незнакомка с далекой планеты — его единственная женщина на остаток жизни… а ведь она могла быть какой угодно… я конечно то еще чудище лесное, но характер у меня относительно сносный… а ведь могла быть… Ладно. Черт с ним.
Я обнимаю тура — рук не хватает, ноги бы подключить, да не шевелятся, желейные… я прижимаюсь к его груди, залезть бы под кожу, но кажется… кажется, в этом нет нужды.
Кажется, я и так уже там.
…Это была не первая наша близость — но она явно что-то изменила. Что-то не очень явное для меня, но очевидное для всех остальных. Раш на утро не проронил ни слова, но чернота, обвившая его шею, была громче любых слов. Грида улыбнулась и предложила мне по-особенному заплести волосы — “как взрослой”. Я хотела сначала отказаться, а потом подумала — и так ведь всем все становится ясно каким-то неведомым образом — и позволила уйримке заплести от виска вниз тонкую косичку с нитью красного цвета.
— Одна коса — один муж.
— У меня ведь два… как бы…
— Второй еще не муж. Потом заплетем и вторую.
— Не уверена, что будет такое потом.
Грида улыбается в отражении. В ее косе лента синего цвета — уйримка уже вышла из детородного возраста.
— У нас говорят, что сердце подобно океану. Только утонув, познаешь всю его глубину.
— Хорошо у вас говорят.
Женщина снова улыбается.
— Хар’мунра. Так называется эта прическа. Запомнила?
— Хар’мунра. Запомнила.
— Отлично. А теперь давай разберем ее написание…
4-4
— Шин’камрин… шин’камрун… шин’камран…
— Шин’камраан. Последний слог долгий.
Я вздрагиваю.
— А… Спасибо.
Раш’ар молча кивает и возвращает взгляд к своему планшету. Когда он вообще вернулся?.. Я нарезала овощи к ужину и параллельно повторяла глагольные формы, так что в принципе неудивительно, что не расслышала хлопок входной двери…
Мара еще нет, и эхо прежней неловкости и напряжения отнимает проворность рук. Раш ведет себя смирно, практически беззвучно… он просто есть рядом, как тень прежнего своего присутствия, громкого и раздражающего… как оказалось, я даже немного привыкла к этому раздражению, а иначе с чего бы мне так пусто и так… стыдно?..
Это не моя вина. Это не моя вина, что он ощутил во мне Шер-аланах, не моя вина, что его вены чернеют каждый раз, когда он меня видит, это не моя вина…
Пиликает дверь; на этот раз я не упускаю звук, поспешно иду на него встречать Мара, и по лицу его сразу понимаю: что-то случилось, что-то нехорошее — потому что оно совсем ничего не выражает.
— Мар?..
Он тяжело вздыхает, колет глаза усталая улыбка.
— Не волнуйся. Сейчас расскажу.
— ..Ладно.
Раш беззвучной тенью поднимается и следует за мной на кухонный остров, помогает накрывать на стол… делая избегание близости явным, но не нарочитым, он все время где-то рядом. За столом он почти всегда молчит, но никогда не уходит первым, всегда встает после Мара… Что же он все-таки ему сказал… какое такое чудо так вправило ему мозги, что теперь иногда кажется — лучше бы немного выправило обратно…
Ужин проходит в тишине — я глотаю почти не жуя от беспокойства и выжидательно смотрю на тура; тот наконец поднимает глаза, почему-то долго и очень внимательно смотрит на Раша… а потом говорит:
— По делу о нападении на корабль миртош будет слушание. Через три дня. Меня вызывают в качестве свидетеля для дачи показаний.
Ох.
— Это… надолго?
Снова внимательный взгляд на Раш'ара — тот не отвечает на него, смотрит прямо перед собой, беззвучный и как будто безжизненный… но я хорошо научилась отличать маски от лиц.
— На неделю минимум… пока доберусь до Миртоса, пока слушание, пока обратно… если за одно заседание не решится дело — а оно, скорее всего, не решится — придется остаться подольше.
— А я могу… полететь с тобой?
Опять переглядки… на этот раз уже обоюдные…
— Это не запрещено… но тогда и Раш должен лететь, а у него… сложности с вылетом.
— Почему это?
Молчание — красноречивее любых слов.
— Раш?
— Полгода назад я… — говорит тур неохотно, — проштрафился. Теперь у меня запрет на вылет с планеты на полтора года.
— Проштрафился?
— ... Полез в драку со старшими по званию.
— По поводу?
— Да так…
Настаивать дальше мне кажется неправильным. Подрался и подрался. Как будто я что-то новое узнала о нем…
Я поднимаю на Мара взгляд — и тону в его тоскливом беспокойстве. Взять меня с собой он не может, оставлять тут с Рашем… да мне самой не по себе оставаться с этим туром так надолго одной… а вдруг он опять…
— Хочешь, клятву принесу? — произносит Раш чуть раздраженно, и вместо ответного раздражения я отчего-то чувствую почти облегчение: надо же, ожил.
Мар выдерживает молчание, а потом бросает негромкое, но тяжелое:
— Не надо.
— Когда тебе лететь? — спешно спрашиваю я, предотвращая не начинающуюся даже ссору.
— Завтра утром рейс.
— Уже завтра…
Горечь по языку течет в горло, и желудок сжимается тоскливым холодом. Завтра… и как минимум неделя… когда у нас только-только что-то стало ладиться… Ладно. Это всего лишь одна неделя, разлученные обнимаются крепче…
Увлекая и отвлекая себя мыслями, я все равно ношу камень в груди — не вынуть, не выбросить этот камень, выросший из сердца, охоложённого скорой разлукой. Я почти не сплю ночью, Мар не спит тоже, мы лежим в темноте и переговариваемся мягкими медленными движениями, легкими касаниями… целуя воздух в миллиметре от тела, мы касаемся глубже поверхности кожи, касаемся куда дальше и куда интимнее, чем раньше. Мы словно проваливаемся в подобие транса, в котором руки движутся в ритме синхронного дыхания, мой выдох — его вдох. Мы лежим обнимаясь, пока горизонт не проступает из темноты ночного молчания алой полосой безудержного утра.
— Я буду на связи круглые сутки, если что — пиши или звони.
— Ладно.
— Если что-то экстренное — дор Шаррах поможет, я с ним договорился.
— Хорошо…
— Насчета Раша не переживай, он тебя не обидит.
— Не буду.
— Все будет хорошо. Я вернусь через неделю, максимум — дней десять. Мои показания далеко не самые основные.
— ...почему нам с тобой можно разлучаться… а с ним — нет?
Мар вздыхает тяжело и как будто устало.
— Потому что я еще выдержу такую разлуку… а он уже вряд ли.