— Что бы там с тобой ни было… оно закончилось. Все плохое для тебя закончилось.

Столовая была… как столовая. Только с отдельными отсеками для тех особей, что питаются в водной среде, в безвоздушной , или же не могут поесть, если сами не загоняют жертву до смерти. Отсек для гуманоидных оказался самый маленький и пока свободный, чему я очень обрадовалась — знакомиться с соседками не было ни малейшего желания. Как в общем-то и есть — но Шерша так на меня посмотрела, словно если я не поем, на следующую трапезу она сама пойдет как главное блюдо.

Я зачерпываю вязкую бесцветную массу желобком-ложкой и спрашиваю:

— И что теперь?

— ... кушать.

— Я имела в виду, что дальше? Ты говорила про какое-то лечение...

— Ааа… — Шерша утыкается в планшет. — Так, посмотрим, ух, сколько назначений… ну это очевидно было… Завтра тебе начнут давать к еде препараты для нервной и гормональной систем, для ЖКТ обязательно… потом еще процедуры, извини, но твои кожные покровы…

— Я видела себя в зеркале.

Рахшаса мнется, глаза ее переливаются розовым.

— В общем, график у тебя очень плотный. Утром я буду сопровождать тебя на завтрак в медблок, а вечером забирать. Днем на обед тебя проводит медсестра, а как запомнишь дорогу — можешь ходить сама.

— Прямо санаторий…

— Сана…что? Ааа, есть что-то такое… Ну, ты ешь, а я пока синхронизирую твой коммуникатор с моим планшетом…

Вязкая масса по вкусу похожа на сладко-соленую манку. Я же не подавлюсь и не впаду в анафилактический шок от такого… питания? Ладно, рискнем…

После обеда рахшаса показывает мне медблок полностью, со всеми его процедурными и залами для силовых занятий. Повсюду множество существ, но тем не менее сутолоки нет; все они перемещаются в разных плоскостях и друг с другом практически не сталкиваются. Когда мы проходим мимо, многие вообще застывают, прикидываясь предметом интерьера.

— Шерша…

— Да?

— Ты говорила, гуманоиды большая редкость?

— Да, подобных вам видов очень немного.

— А… все остальные вот эти… виды… они нас что, боятся?

Шерша даже останавливается.

— С чего ты взяла?

— Ну, они так замирают, когда мы просто мимо проходим…

— Ааа… ну… есть немного… Ну ты не бери в голову. Тебя не отправят к таким.

Хорошо, если так. Страха я видела достаточно. Чаще всего в зеркале, но и вне его — тоже...

Под конец экскурсии Шерша ведет меня к технической части станции, "чтобы знала, где не следует гулять". Я успокаиваю её: коридоры так запутаны, что я при всем желании не найду туда дорогу самостоятельно.

Мы останавливаемся недалеко от огромных дверей, контур которых словно бы слегка мерцает.

— Там у нас центр мониторинга всех основных систем, где находится капитанский мостик. Обслуживающий персонал размещается по залам со своим оборудованием и редко их покидает. Группы изъятия еще дальше, в периферических отсеках. Ты вряд ли с кем-то из них пересечешься…

— Ясно… а группы изъятия — это...

… А дальше как в плохом фильме — не успеваю я закончить, как открывается одна из боковых дверей и из нее появляется… ящер. Прямоходящий, с костяными наростами по телу, шипастым хвостом, он ведет угловатой мордой, и уже спустя мгновение в меня впиваются ромбовидные зрачки. Они странно пульсируют, шипастый хвост дрожит и приподнимается над головой. Словно… гадюка…

Шерша издает низкий вибрирующий звук и вся покрывается липкой субстанцией.

— Медленно… не поворачиваясь спиной… медленно идем назад… — произносит она на грани слышимого, не сводя глаз с ящера.

Мы делаем шаг назад — а ящер опускается на передние лапы, низко нагибает шипастую голову, а утолщение на хвосте увеличивается и начинает потрескивать.

— Шерх проклятый… и надо же было ему…

Ящер весь становится больше и больше, словно бы раздувая свои наросты изнутри, и липкий ужас пересчитывает позвонки и склеивает внутренности. Ящер трещит все громче, Шерша не глядя что-то выстукивает на планшете, когда за спиной раздается низкий рокочущий звук — и ромбовидные зрачки вытягиваются в струну, а их хозяин мгновенно сжимается. Секунда, две — и он скрывается за дверью.

— Капитан… — задушено вырывается сбоку.

Я медленно оборачиваюсь — и вижу великана. Огромный, метра два ростом и шире меня вдвое, темно-бурая кожа… Шерша вся подбирается и, кажется, становится еще более липкой чем раньше — капельки вязкой субстанции сочатся по ее форме, оставляя темные пятна. Тем не менее она начинает что-то стрекотать, все быстрее и быстрее, давясь звуками.

Капитан не смотрит на Шершу. Капитан смотрит на меня, и темно-красные глаза его — совсем как человеческие — темнеют еще сильнее, на коже проступают черные завитки. Этого еще не хватало… из огня да в полымя… Еще неизвестно, кто из этих двоих страшнее…

Но капитан явно держит себя в руках лучше, чем ящер — отводит глаза, что-то рычит Шерше, она скулит ему в ответ — и широким шагом мимо нас идет к дверям, за которыми скрылся костяной. Когда они смыкаются и мы остаемся одни, Шерша хватает меня за руку и почти бегом тянет прочь по коридору.

— Мне крышка, мне крышка, он меня убьет, точно убьет, убьет и сбросит в первый же шлюз… — бормочет она.

— Это что вообще сейчас было? — пытаюсь узнать я, но Шерша только скулит какую-то тарабарщину. — Эй! Шерша! Я за тобой не успеваю!

— Ох, прости пожалуйста… — она сбавляет шаг и только тогда замечает, что вся покрыта липкостью. — Шерхи! Что за день такой!

Я жду, пока рахшаса торопливо приводит себя в порядок, и только потом пробую еще раз:

— Кто были те двое? Почему ты так испугалась?

— Уф… — Шерша вся скукоживается, ее мордочку простреливают словно десятки мелких трещин. — Первый — это рорук. Они хоть и считаются разумными, но нравы у них дикие, их держат за охрану, не больше нескольких особей разом, иначе устроят тут шерх знает что. Не спрашивай, почему он так себя повел. А второй… свет звездный, пощади меня… это капитан станции. Тур с планеты Таврос. Он жизнью отвечает за вашу безопасность — и поэтому меня точно вы-вы-выбросят!..

— Никто тебя не выбросит, — я тянусь и сжимаю лапку Шерши. — Если что, скажу, что это я попросила сюда привести.

Перламутровые глаза рахшасы расширяются и расширяются, а потом становятся серебристыми, дрожит крохотная лапка в моей руке.

— Спасибо…

... К счастью, никто Шершу никуда не выбрасывает. На следующее утро она приходит за мной чуть более помятая, но уже расслабленная — "отделалась лёгким испугом". Я этому радуюсь — к новому куратору ещё привыкнуть надо, да и жалко эту немного бестолковую, но очень дружелюбную рахшасу.

На ней дружелюбие заканчивается. Персонал в процедурных безликий — в прямом смысле. Полупрозрачные колбы общаются надписями на экранах, отдавая сухие команды — раздеться, лечь, поднять руки, согнуть колени, открыть рот… боли нет, но и комфортом не пахнет — я подавляю напряжение внутри, чтобы украдкой выплеснуть его потом в каюте. Хорошо, что Шерша не забрала блистер, а у здешней одежды длинные рукава...

…Но случалось это все реже и реже — видимо, начали действовать таблетки, или уколы, или что-то ещё. Первыми ушли приступы, почти сразу за ними — горячие приливы. Чуть позже прошла изжога и боли в коленях. А однажды утром я заметила, что сам собой куда-то делся фолликулярный кератоз, который дерматолог назвал "особенностью кожи, которую не надо лечить". Но все это померкло, когда на двенадцатый день пребывания у меня начались месячные — первые за последние полгода.

Я так отвыкла, что первые несколько секунд тупо смотрела на нижнее белье, и в голове плескалась какая-то дурь: ведь не может такого быть, а где здесь взять прокладки, нет, ерунда какая-то, мне показалось, это что-то другое...

Не показалось — и наверное, именно в этот момент я позволила себе поверить, что моя жизнь наладится. Что все плохое и правда осталось позади.