— Прости. Я не прав. Решать такое… без тебя… неправильно.
— Неправильно?! Это очень мягко сказано!
— Прости меня. Это ужасно. Этого не повторится.
— Дошло наконец-то, — вырывается ворчливое. — Пообещай, что больше никогда не примешь такое решение без меня. Это просто… ааа… не могу поверить, что ты это сделал…
— Прости меня. Обещаю.
— Ладно… — я резко тру лицо, поднимаю на него голову и вздрагиваю невольно — смотреть больно, как будто и правда сейчас умрет… или не как будто, черт его знает. — Это правда? Он правда умирает?
— Правда.
— Он же почти все время был рядом, почему тогда... Мар?
— Ему нужно… спать с тобой. Как и мне.
Твою ж мать.
— А если я буду с ним... то тебе... — я ведь и так догадываюсь уже, зачем спрашивать...
— ... мне тоже будет больно.
Я опускаюсь на камни — держать тело вертикально больше нет никаких сил, вообще больше ни на что нет сил… Вот мы и подошли вплотную к тому, от чего бежали с самого начала. Какой выбор не сделаешь, кто-нибудь да будет страдать… или один, или второй… и я сама, при любом раскладе…
Мар опускается рядом, не касаясь — молодец, правильно понял.
— Мне жаль, что так получилось.
— Ты не виноват… в том, что так получилось.
— ...
— Я бы хотела, чтобы всем было хорошо… но просто не представляю, как это устроить…
— Я пытался… но только все испортил…
— Потому что ты придурок, — раздается хмурое со стороны деревьев.
Раш идет медленно, осторожно, взгляд его цепляется за царапину на моей лодыжке. В руках у него — моя обувь.
— Балда, — плюхается он по другую сторону от меня. — Куда выскочила… босиком…
— ...спасибо, — я не хочу, но краснею, опуская лицо. Видеть его… больно. Особенно когда он… такой.
— Что разнылись? Я же говорил — дерьмо твоя идея. Ничего не вышло. Так что я свалю в туман.
— Раш…
— Что Раш? У тебя есть предложения получше, чем втихую тискать твою спящую жену?
— Эй, ты…
— Я и твоя…
Они замолкают, а я не могу поднять голову — стыдно, больно, страшно, но кто-то же должен… сделать хоть что-нибудь!
— Я и твоя… жена тоже.
— Хах… надо же… вспомнила…
— Если ты не прекратишь…
— Оба прекратите. Сейчас же.
Мы сидим в тишине — одинаково беспомощные, обескураженные… как может не быть нормального выхода, когда мы так стараемся его найти? Не бывает же такого… чтобы не было выхода...
Он есть — и ты прекрасно это знаешь.
— Шерша говорила…
— Это кто еще?
— Ты можешь заткнуться и послушать ее?
— Вы можете оба заткнуться? Это рахшаса, которая была со мной на станции. Шерша говорила… советовала… чтобы я относилась к вам одинаково… Это очень трудно… Раш… я не уверена, что когда-нибудь… буду любить тебя так же, как и Мара...
Дрожь по обе стороны от меня — такая разная… Я знала… что будет трудно…
— Но ты… ты больше не чужой… я не хочу, чтобы ты умер… чтобы ушел… ты важен для меня… и для Мара, думаю, тоже, хотя он и не признается… Поэтому… ох… давайте постараемся вместе… как-то наладить отношения… настроить их так, чтобы нам всем было… ну хотя бы терпимо находиться друг рядом с другом… быть вместе, быть… втроём…
Молчание… долгое, тяжелое… жгучее…
— И что ты предлагаешь? Ты ведь не будешь со мной… без желания…
— Я…
— А я не могу… пока ты и Мар…
— Значит, мы не будем этого делать.
Я вскидываю голову. Он шутит? Он что, серьезно готов отказаться?..
— Если мы с ней не будем… тебе станет легче?
— ...шерх его знает… но хуже стало именно после ваших кувырканий.
— А если, — в голове у меня щелкает, — я буду… ну… одинаково с вами… в тактильном плане? Обнимаю одного — значит обнимаю и второго. Беру за руку… и так далее? Ну, до определенных границ разумеется...
Переглядки над моей головой — мой собственный взгляд как теннисный мячик. Наконец Раш медленно произносит:
— Должно сработать… Во всяком случае, можем проверить.
— Мар? Ты не против?
Он качает головой.
— Пока ты в порядке… всё хорошо.
Лжец.
Ничего ему не хорошо… я же вижу, как вены опухли, за одно только утро… придется держать баланс, прямо-таки идеальный баланс, чтобы эти двое не ощущали себя обделенными… чтобы не страдали…
Легкое касание к макушке, давление на плечо — тур прижимает меня к своему боку и едва заметно улыбается, мягко, безрадостно.
— Не волнуйся. Тебе не нужно слишком сильно стараться… Просто не отталкивай… ни его, ни меня… каждый придет и попросит то, что ему будет нужно… сам попросит. Просто не отталкивай… и не убегай. Хорошо?
— Предлагаю начать прямо сейчас, — на талию ложится рука Раша, Мар вздрагивает, напрягается, но свою не убирает. Мне странно… очень странно, когда с двух сторон вот так обнимают… словно я изнутри раскалываюсь на части… Я знала, что будет нелегко...
— ...ладно…
Но в этом нелегко я хотя бы больше не буду одна.
4-14
Первые трудности начинаются уже вечером. Я сижу на постели, скрестив руки, пока снизу доносятся негромкие голоса.
— По очереди?
— У меня ночные смены бывают… Как тогда…
— Тогда…
О господи… они и правда делят ночи со мной как вахту?
— График на следующий месяц есть?
— Сейчас гляну…
Нет, так не годится. Я оглядываю постель, прикидываю габариты туров. В теории должно хватить…
— Идите сюда.
Я говорю негромко — турам не нужен крик, чтобы меня услышать. Они появляются в дверном проеме: огромные, почти под самый потолок, и моя идея уже не кажется такой гениальной. Она кажется абсолютно идиотской — но отступать уже поздно.
— Я подумала… ммм… может, чтобы не ссориться… просто ляжем все вместе? Места тут хватит… ну что уже не так?
Они смотрят так выразительно, что впервые за долгое время кажутся похожими.
— Спать…
— Мне — с ним?
— А что такого? Или у вас это что-то такое значит? Я буду между вами лежать… и никто не будет чувствовать себя обездоленным.
“И пусть никто не уйдет обиженным”.
— Ну… давай попробуем, — первым сдается Мар и, не дожидаясь Раша, вытягивается на боку у стены. Я выжидательно смотрю на второго.
Раш вздыхает, трет лицо ладонями… А затем гасит свет и опускается на кровать ко мне спиной.
— Расскажешь кому… — произносит он в опустившейся темноте.
— Издеваешься? — мгновенно отвечает Мар.
— Нет.
— Ау, — практически зажатая меж двух огненных тел я очень, очень жалею о своем предложении, но идти на попятную уже поздно. — Это что, все-таки что-то крамольное?
— ?
— Что-то постыдное? Неприемлемое?
— Не то чтобы…
— Скажи ей.
— Ты скажи.
— ...
— Мне кто-нибудь объяснит?
— Лечь в одну постель, неважно с кем — показать готовность к интимной близости.
— Ох…
— Только попробуй распустить лапы…
— Нужен ты мне.
Я лежу между ними, вяло переругивающимися… пот расплывается по лбу, вискам и загривку… я смогу так заснуть? Я смогу вообще пошевелиться, когда можно случайно коснуться любого из них и тогда…
Что тогда?
— Надо поставить тебе холодилку… у меня знакомый занимается… сделает скидку…
— Давно пора… скинь контакты…
— Поддерживаю, что бы это ни было, — бормочу я тяжело.
— Может, постелить тебе внизу? Там прохладней будет.
— И оставить вас тут вдвоем? — несмотря на жару, во мне назревает нехорошая шутка. — А если утром окажется, что жена вам уже не очень-то и нужна, когда есть крепкая мужская дружба?
С обеих сторон — возмущенное бульканье. Хах… хотя бы в чем-то они солидарны…
Я медленно погружаюсь в вязкий полусон; в нем все еще слишком много мыслей, слишком много тревоги от неопределенности… мы стоим в самом начале очень большого, очень долгого пути, такие разные и так крепко связанные, бросить одного — потерять всех. И все что мы можем — это падать, подниматься, снова падать и надеяться… надеяться, что когда-нибудь мы сможем оторвать глаза от дороги, поднять голову…