Я даже не удивляюсь, когда камень под ногами скользит, а рука по инерции хватается за торчащий рядом корень, с силой проезжая ладонью по его бугристой поверхности. Дернув и отняв руку, я онемело смотрю на порез, стремительно набухающий красными каплями. В голове какая-то дурь: вдруг он ядовитый, и мне осталось десять секунд, Рихта опять будет материться, рука отвалится, сделают ли мне протез или так буду теперь жить… кровь сочится по ладони, срываются капли и падают на без того достаточно влажные камни…

— Дай руку.

На лице Мара — ни единой эмоции. Он усаживает меня на какой-то камень, раскрывает судорожно сжатую руку легким давлением больших пальцев… Как он вообще оказался рядом, он же был в десяти шагах?..

— Сделай глубокий вдох, — командует тур, и я послушно втягиваю влажность и запах камней, а он с силой давит на ладонь, заливая её кровью. Перед глазами скачут мушки, но он уже убирает руки, достает из поясной сумки пузырьки и серые бинты… осторожно промакивает кровь, протирает края раны сильно пахнущей жидкостью, чем-то еще смазывает и быстро перематывает.

— Вот и все.

— А…ага…

Он не отнимает рук — в его ладонях моя кажется детской. Они в моей крови — он не торопится её вытирать. Мар сидит передо мной на корточках, и наши глаза на одном уровне. Это так странно, что даже шум воды на мгновение кажется тише. А потом он встает, и передо мной — взволнованное лицо рахшасы.

— Испугалась? Сильно болит?

Я смотрю вслед удаляющемуся туру… спина его ровная и кажется расслабленной — но ладони крепко сжаты.

— …Все в порядке.

В порядке ли?..

… Прощание с Шершей выдается очень эмоциональным. Рахшаса трижды берет с меня обещание отвечать на её сообщения, проверяет контакты в моем планшете столько же, перламутр глаз её переливается всеми цветами радуги. Рихта уже ругается, Секран её увещевает, а остальная команда уже давно скрылась на корабле и готовится к запуску. Одни мы с Маром остались на платформе — после того, как я поранилась, он от меня не отходит, и мне даже стыдно.

— Не забудешь про меня?

Как будто это возможно.

— Конечно нет.

Лапки у нее теплые и немного влажные, когда она меня обнимает, а я осторожно обнимаю её в ответ. Маленькое красное тело чуть вибрирует под моими ладонями… да и сама я… внутри все дрожит и кажется — сейчас обвалятся ребра, посыпятся позвонки… Как будто можно забыть кого-то вроде неё…

Шерша машет с платформы до тех пор, пока мы можем её видеть — я хочу отойти от смотрового люка, но не могу этого сделать, пока маленькая красная фигурка не превращается в едва различимую точку.

— Так, подобрали сопли! Все земляне такие плаксы? Ты же не хоронишь её!

— Ри, ну что ты как…

— А ты чего меня затыкаешь?! Разма… ладно-ладно, молчу...

Перепалка за спиной быстро стихает, Секран уводит ворчащую Рихту, только и слышен голос её да стук протеза по полу. Мар остается рядом, но к счастью ничего не говорит.

Корабль выходит в открытый космос и становится на новый курс. До системы Шерхентас — пять стандартных суток полёта.

Практически всю дорогу до Тавроса я провожу в жилой части корабля — в технической мне делать нечего. От скуки я начинаю читать про родину туров всё подряд — от масштабных исследований, в которых не понимаю половины слов, до совсем простых статей по типу новостных блоков — благо интерфейс планшета настраивается на понятный мне язык.

Оказалось, что на Тавросе совсем не рождаются девочки — последние лет восемьсот как минимум. Примерно в это же время они начали активно осваивать космос при поддержке своих ближайших соседей — дарган. И космос начал осваивать Таврос: в горах в изобилии обнаружили сырье, которое при определенной обработке шло на строительство систем связи на космических кораблях. Но очень немногие виды могли жить на Тавросе постоянно, а уж тем более добывать и обрабатывать металл. Так туры и обрели существенный вес в Объединении и обеспечили себе выживание за счет женских особей других видов — потому что к счастью оказались совместимы с большинством гуманоидных.

Но ещё тысячу лет назад свои женщины на Тавросе были, их было меньше мужчин, но они были. А потом случилась эпидемия вируса, которая дала отложенные последствия на генофонд — и девочек стало рождаться все меньше и меньше.

Сама того не заметив, я переключилась на анатомию обитателей Тавроса — и с некоторым внутренним трепетом ознакомилась с особенностями их телосложения. У туров и правда оказалось два сердца, точнее оно было одно, но разделенное на две секции, как наши лёгкие. Легкие кстати тоже у них удвоенные… Интересно, а там… у них… тоже?..

Краснея и потея, я открываю нужную вкладку… ох… ну… слава богу… что не два… Так, стоп. Зачем я вообще это смотрю?.. Мне это не нужно, не интересно…

Ну и кого ты обманываешь?..

Ладно, одним глазком… ох, боже ты мой… с ума сойти можно…

Вибрирует планшет уведомлением — Шерша. Очень вовремя. Хватит тут… всякое такое смотреть…

…

Подлет к Тавросу я благополучно просыпаю — за мной заходят, когда корабль уже идёт на снижение, приближаясь к пограничным слоям атмосферы. На мостике вся команда, Мар тоже здесь, и я мгновенно краснею, стоит только заметить крупную фигуру. Ну что за черт меня дернул тогда?.. Как в глаза ему теперь смотреть?..

Мы садимся на теневую сторону планеты, и в люки смотрит темнота. Я неловко топчусь у выходов, не зная куда деть руки, куда вообще всю себя деть. Куда мы сейчас поедем? Что меня там ждёт? А вдруг… не знаю, вдруг что-то плохое?..

Вздрагивает пол, и мгновенно становится тише в разы.

— Почти дома.

Я оглядываюсь — Мар мягко мне улыбается, спокойный и тихий, расслабленный. Дома, да? И я тоже?.. Я хочу спросить — куда именно, как, что дальше — но меня прерывает бряцание. Ко мне идёт Рихта, в руках у неё пластиковая коробка.

— На вот, лохматая, на первое время. А то как сирота.

Коробка не выглядит большой, Рихта держит ее легко, но я едва не роняю её на пол вместе с руками. Мар ворчит что-то едва слышно и тут же забирает, удерживая под мышкой. А у него ведь ещё и своя сумка на плече… крупнее и явно тяжелее этой…

— Спасибо…

— Давай, не развались там, — лысая хлопает меня по плечу, я с трудом удерживаюсь на ногах: теперь понятно, почему я не смогла поднять коробку.

— Постараюсь.

— Я заскочу к вам через полгода, проверю, — обращается она уже к туру. — И если лохматая будет без пуза, сама её тра… ммм!..

Боже… Рихта…

Я не знаю, куда деть глаза, Секран вымученно улыбается, зажимая рот этой похабнице, Мар за моей спиной издает не то рык, не то стон. Терпеть повисшее следом молчание невыносимо, и я сдаюсь первой.

— Ну, мы наверное пойдём, да?

Рихта ругается, но никто уже не слушает: Мар и Секран обмениваются каким-то явно традиционным жестом прощания, кто-то из команды открывает люк на выход, и в стерильное пространство вместе с темнотой врывается сухой и очень тёплый воздух. Он пахнет песком и хвоей, немного солью и чем-то еще, пока неизвестным. В животе в который раз сжимается, в висках и горле пульсирует… Мар ловит мой взгляд и чуть кивает, первым выходя на трап.

Я оборачиваюсь на корабль, к которому успела немного привыкнуть. Рихта коротко взмахивает рукой и уходит, а Секран внезапно шагает ко мне.

— Извини, что так внезапно… одну минуту можно?

— …Конечно, — выходит как будто вопросительно, и удивление я свое не скрываю: это первый раз, когда он обращается ко мне напрямую.

— Мар нам очень помог, без него мы бы не пробрались на шерхов корабль. Мы очень ему благодарны… я благодарен. Без Рихты я… не суть. Мар — достойный тур, сильный. И я прошу тебя — не стань его слабостью.

— Что ты…

За спиной — тяжелое жаркое присутствие.

— Секран?

Дарган поднимает руки.

— Прости. Не бери в голову. Удачи на новом месте.

Я киваю, глядя ему в след… Не стать…слабостью?