— Вот… возьми…те, пожалуйста, — бормочет он, пристально изучая что-то над дверным проемом. — Сегодня утром собрал… все спелое…
— Спасибо… и не в тягость тебе по такой жаре?.. Хочешь зайти отдохнуть?
Темнее некуда казалось, но он потемнел еще сильнее.
— Нет, что вы… как я могу… простите… я пойду…
— Может хоть воды тебе…
Бормоча какую-то несуразицу, так и не взглянув мне в глаза, Вереш пятится с крыльца, чуть не падает и стремительно, почти бегом уносится прочь. Я остаюсь в дверях с корзинкой… ничего непонятно. Ладно, у Раша вечером спрошу… больше ведь не у кого…
…
— Еще раз. Что ты сделала?
— Он пришел, принес фрукты. Я предложила зайти отдохнуть от жары. Все. Ну и еще воды вынести.
— И одета ты была… так же?
— Ну да. Что не так-то?
Раш’ар тяжело вздыхает, вспоминает не свою мать и устало прикрывает глаза.
— Все не так. То, что на тебе надето… по улице так не ходят. Это скорее… очень для дома. Для близких. Понимаешь?
— И?
— Ты в зеркало смотрелась?
— Нет, а что… а… ааа… черт возьми… — я краснею, руки взлетают к груди сами собой. Твою же ж мать… — Сейчас… схожу переоденусь…
Раш улыбается, тень прежнего нахальства освещает лицо.
— Ну при мне-то можно.
— Обойдешься.
— Что я там не видел...
— ...скотина ты, — бормочу я себе под нос уже наверху, торопливо стягивая то, что показалось мне легкой туникой, а на деле — почти прозрачное нижнее белье… и правда прозрачное… даже в таком свете… совсем от жары отупела… Получается, я сегодня совершила акт совращения малолетнего? Стыд-то какой, господи…
— Мару только не говори, — усмехается Раш, когда я спускаюсь уже одетая как положено. — Мелкого жалко, он и не пожил еще толком…
— Прекрати. Мар не будет… — я спотыкаюсь. Не будет ли? Точно? Раш читает мои мысли по лицу, ведь они и его мысли тоже.
— Шер-минар — это не про ревность. Это за гранью её… это за гранью всего, что ты понимаешь о себе. Так что серьезно, не говори Мару. Ради него самого в первую очередь.
— ...ладно. А что насчет тебя? — спохватываюсь внезапно и тут же понимаю, какую сморозила глупость. Говорить с ним о ревности? О том, что кто-то другой увидел меня полураздетой? Я идиотка, самая настоящая, мои мозги совсем уже раскисли…
Раш’ар пожимает плечами и смотрит чуть снисходительно, но ничего не говорит, а я от стыда уже не знаю куда себя деть. Черт знает что такое, не день, а сплошной марафон неловких, нелепых ситуаций… Скорей бы он закончился и начался новый…
За окном чуть слышно громыхает, я выглядываю встревоженно — так и есть, ползет… пожирая пока еще бледные звезды, наползает тяжелым брюхом на небосвод огромная туча, в недрах ее то и дело посверкивает, постреливает… Память о прошлой грозе затягивает наэлектризованные внутренности паутиной.
— Шерхи меня раздери, вот это громадина… — раздается над моей головой почти одновременно с долетевшим громом. — Закрой окна, я выйду, опущу щиты.
Раш отходит почти так же быстро, как и подошел — и жар огромного тела лишь слегка касается шеи и спины. Лопатки невольно передергиваются… я стряхиваю оцепенение и бегу наверх закрыть окна.
Возвращается тур спустя пару минут весь встрепанный, но еще сухой — дождь обрушивается на землю спустя несколько минут словно водопад.
— Грида говорила о дожде… — бормочу я, глядя в щелочку на потоки воды, заливающие землю. В гостиной светло — надолго ли хватит?.. за окном так свирепствует, что электричество может пропасть в любой момент.
— Уйримка чует это дело лучше любой гидрометеоустановки, — отзывается Раш, плюхаясь на диван. Я, чуть подумав, сажусь напротив. — С ней никакой прогноз погоды не нужен.
— Ага… А легких дождей у вас что, не бывает? Всегда вот такой вот катаклизм?
— Легких?
— Ну да… когда чуть-чуть капает, медленно…
— Это ж тогда не дождь, это мун-туна, водяная пыль. Бывает, когда холодно становится. Она белая, эта пыль, и не уходит под землю.
— Снег, что ли?
— Снег?
— Ну, белое, холодное, с неба падает… на моей планете это называют снег.
— Наверное...
Раш чуть щурится, подается вперед… я невольно вжимаюсь в спинку кресла… чего он такой серьезный?..
— Скажи… — спрашивает он хрипло… — а ты…
Во рту пересохло, губы пересохли… чего он так смотрит?
— Пробовала есть снег?
Что за черт?
— Я вот пробовал, когда был мелкий, — спокойно продолжает Раш, откидываясь обратно. — Как вода на вкус, только землей отдает.
Я не выдерживаю — фыркаю, глотаю смех и прячу улыбку за ладонью. Все дети едят снег, независимо от расы. Кажется, что-то общее у нас все-таки есть…
Свет все-таки гаснет — а что еще ему оставалось делать, когда за окном бушует стихия? Заняться особо нечем, связь не ловит… я решаю лечь спать, хотя в такую погоду вряд ли заснешь… ну не будет же всю ночь бушевать?.. в прошлый раз гроза довольно быстро ушла…
...Она и в этот раз не задержалась, укатилась куда-то за горный хребет. После дождя наверняка посвежело… но вставать и открывать окно мне уже тяжело, глаза слипаются неподъемной тяжестью нескольких бессонных ночей. Когда Мар рядом… пусть даже мне в разы жарче, пусть даже в постели тесно… я все равно засыпаю куда быстрее и сплю куда спокойнее… А теперь, когда его нет рядом, пустота за спиной кажется живой, кажется молчаливо смотрящей со всех сторон — и сон уходит в постель вместе с потом. Окутанное коконом собственного жара, тело расползается как дрожжевое тесто, все ищет удобное положение и никак его не находит.
В конечном итоге я сдаюсь и тихонько спускаюсь вниз, на цыпочках прохожу мимо Раша — он спит на животе, и в полумраке резкие очертания его хребта кажутся каменными. Он лежит так тихо и неподвижно, как будто и не спит вовсе, но не окликает. И хорошо — я всего-то на крылечко, на пару минут, вдохнуть прохладный, посвежевший воздух, посмотреть на высокое небо с розоватой полосой звездного пути, огибающей Глаз ночи… далекое, страшное и безжизненное пространство, которое каким-то чудом привело меня сюда…
… Я сижу долго — пока прохлада не пронизывает все тело звенящей, дребезжащей легкостью. Открытая дверь — и вот уже в доме легче дышится, даже на втором этаже. Я падаю в постель с намерением использовать эти несколько минут облегчения как возможность уснуть и не просыпаться как можно дольше, даже успеваю задремать — когда откуда-то сверху раздается чудовищный грохот, как будто небо раскололось и обрушилось вниз.
4-7
Я падаю в постель с намерением использовать эти несколько минут облегчения как возможность уснуть и не просыпаться как можно дольше, и даже успеваю задремать — когда откуда-то сверху раздается чудовищный грохот, будто небо раскололось и обрушилось вниз.
И почти сразу же затряслись, задрожали стены, треснули окна, меня дернуло и сбросило с кровати на пол; все кругом завертелось и загудело, словно я оказалась в барабане стиральной машины. Цепляясь за ножку кровати я почему-то хватала собственную руку, а грохот за окном не стихал, он нарастал и нарастал, словно сотни чудовищ неслись на нас, все ускоряясь и ускоряясь, катясь валом, катясь огромной стеной…
— Держись за меня!..
Раш появился из ниоткуда, прижал к себе, закрывая от грохота — и кружение мира замедлилось. Я нашла в теле ноги и подтянула их к себе, нашла руки и обхватила тура за корпус — за единственную опору в разрушающемся мире. Я словно со стороны ощущала и осознавала собственное тело, как оно прижимается к другому телу, как вокруг стоящий грохот и звон пространство режет на куски, сминает и выкручивает… как я сама становлюсь единой с этим пространством, как меня сминает, крутит и режет…
Я хочу закрыть глаза и не видеть, как исчезаю — но глаза и так закрыты. Я понимаю это, когда снова нахожу себя на полу в спальне, зажатой между стеной под окном и туром. Грохот — как будто камни лупят по стенам и окну, стекло разлетается осколками от каждого удара. Сыпется и сыпется стеклянный дождь, а нескончаемый грохот становится как будто бы тише… все звуки приглушаются все больше и больше… но вибрацию и удары я ощущаю по-прежнему… я глохну?.. я уже оглохла?..