Но, к счастью или к сожалению, это не являлось ни иллюзией, ни нелепым розыгрышем. А ведь в это было поверить гораздо проще, чем поверить в то, что происходило на самом деле.

— Хозяин, хозяин, я же хотел как лучше и только, — оправдывался, как мог Розамунд, сдувая волосы с лица, но Марион смотрел и слушал его без единой эмоции на лице. — Вы же приказали этому мерзкому слуге дожидаться вас и юных господ, и я так и хотел сделать, но вот стоило остальным узнать, что я вернулся и вернулся один, они начали допытываться до меня и требовать объяснения.

— Эй, не смей приплетать нас к себе! — воскликнул один из мужчин, в тонких одеждах коричневого цвета с четвертого балкона. — Ты сам сказал нам собираться здесь потому, что должны были придти кто-то очень важные.

Словам этого мужчины вторили остальные и у Розуманда не оставалось ни единого пути на оправдания, да и толку то от этого было, ведь ему не поверил, как ни один из присутствующих, так и не поверил и сам Марион.

— Ну хорошо, что ты сам понимаешь, что ты мерзкий слуга и сказал это сам, — отпустив Розуманда, эльф встал и поправил свои одежды, взглянув на верхние балконы. — Раз уж вы все здесь, то нет смысла отправлять вас по домам. Рассудите все вместе, правильно ли я собираюсь поступить или нет, — и вновь взглянув на Розуманда, приказал. — Принеси стулья для меня и этих юных господ. Живо!

Не медля ни мгновения, слуга поднялся, но не поднимая головы, выбежал из дома и, не прошло и ша, как возвратился назад. Но возвратился назад лишь с одним деревянным стулом и длиной деревянной скамейкой.

Но лишь поставив стул перед Марионом, как сразу уже получил подзатыльник:

— Я же велел тебе принести стулья. Разве я велел приносить скамейку? Разве велел?

— Нет, нет, господин. Но я посчитал, что юным господам будет удобно сидеть на скамейке, а не на стульях.

— А кого волнует, что ты там считаешь, если тебе было велено совсем другое.

И снова громкий подзатыльник обрушился на Розуманда, который тот послушно стерпел и не поднимая, по-прежнему, головы покорно встал за спину Мариона.

Наблюдая за всем происходящим, все ребята просто стояли, не проронив ни слова. Они не верили, что лишь несколько ша назад тот, кто так вежливо разговаривал с ними, сейчас был настолько жесток, что бил собственного слугу лишь за такую малую оплошность.

Но, как бы то ни было, на скамейке, и в самом деле оказалось удобнее сидеть. Но никто не произнес этого вслух.

А между тем, усевшись прямо напротив ребят, Марион несколько ша молча смотрел на них, перебигая взглядом с одного мальчика на другого. И этим действием зараждал в юнух сердцах неподдельный интерес.

Мальчикам было слишком интересно и любопытно, кто это Марион Галлини на самом деле. Почему все привыкли считать его слугой, в то время, как сам он являлся хозяином. И судя по его речи и манерам, да и внешности, навряд ли когда-то он делал черную работу и являлся слугой хотя бы день.

Так много вопросов, но не на один из них нет ответа. Но нет, потому, что не один из вопросов никто не решит задать вслух. По крайней мере, так поначалу все думали, но, к счастью или к сожалению, любопытство — весьма опасная штука. Ведь зачастую именно чрезмерное любопытство толкает создание на верную погибель.

Но куда толкнет любопытство ребят, только предстоит узнать.

Марион продолжал молча смотреть на юных господ, пока Бажан не решил нарушить возникшую тишину и спросил:

— Кто же вы такой на самом деле?

И прежде, чем мужчина успел что-либо ответить, за его спиной, воскликнул Розамунд

— Эй, ты щенок! Кто позволил тебе говорить первым? Что родители не научили хоть каким-то правилам и манерам?

Но внезапно на эти вопросы, вопросом на вопрос ответил Деян, чем удивил всех, кроме Мариона. Тот лишь слегка улыбнулся и продолжил наблюдать.

— Сам ты плешивый пёс! Это тебе кто позволил говорить? Ты лишь жалкий слуга, так как ты смеешь отвечать на вопрос, предназначенный твоему господину?

Заметив, как соклассники и Адрастас смотрят на него, Деян сначала сделал вид, что не замечает, но когда Лин слегка наклонился к нему, не выдержал:

— Да что вам надо от меня то? Я всего лишь не люблю высокомерных слуг. Они должны знать свое место, а иначе возжелают встать на место хозяев, а такого допустить нельзя.

— Правда ли всё дело лишь в этом? — слегка насмешливо спросил Марион, скрестив руки на груди и на сколько было только возможно, откинулся назад на стуле.

— А в чем же ещё? Неужели решили, что я защищаю Вирлиона? Да я скорее умру, чем подробное случится!

— Ты уже говорил так, а потом…

— Да хватит вам уже! Ну серьезно. Я живу в первый раз и это моя первая жизнь. И да, я не самый хороший и добрый волшебник. Да, да, я знаю. Но ничего не могу с собой поделать. Я согласен на это, только хватит уже говорить о другой жизни. И почему спрашивается, вы говорите только обо мне опять? Я что-ли единственный здесь такой интересный?

— Нет, не единственный. Но я уже сказал о прошлых жизнях господина Вирлиона и Аларнона, но если расскажу о остальных из вас, то будет совсем неинтересно. Ведь, со временем, вы и сами всё узнаете. Да и для того, чтобы по-настоящему понять некоторые вещи, нужно время.

Но слушая эльфа, Бажан поймал себя на мысли, что, несмотря на то, что тот говорит загадочными и умными словами, он как-то каждый раз уходит от темы и перескакивает на другую, словно избегая. Но мальчик решил докапаться до истины, раз представился шанс:

— И всё-таки, вы не ответили на мой вопрос. Кто же вы такой, на самом деле?

Но Марион, вновь услышав тот же вопрос, сначала пристально уставился на Бажана, не сводя взгляд ни на миг, а затем развел руками и слегка наклонился в их сторону:

— Вопрос уже задан и вероятно ты хотел его задать. Но также ли вероятно, что ты хочешь услышать ответ?

От этого вопроса, всех ребят, за исключением Бажана, прошиб холодный пот. Вернее от той интонации, с которой говорил Марион. Ведь в ней слышались такие ноты, словно Марион пытался их запугать. И если Адрастас схватил Бажана за предплечье и шепнул на ухо:

— Может не так уж сильно нам и нужно знать кто он?

То Бажан лишь отрицательно покачал головой на его вопрос, а затем вновь вернул взгляд господину Галлини:

— Вы по какой-то причине заставили именно нас провалиться под землю. Затем ваш слуга чуть не превратил одного из нас в калеку. Потом вы сами явились к нам и даже отпустили одного из нас наверх. А потом предложили отдать нам Шестикнижие волшебников. То Шестикнижие, которое никто не может найти и, которое считается слишком ценным, но вы хотите отдать его какое-то горстке совсем юных учеников, которые даже и ста заклинаний не знают. После всего этого, у каждого возникнет слишком много вопросов. Но я задал вам лишь один.

— Но ты задал самый важный среди всех, что выделяет тебя среди остальных.

— И всё же, я хочу услышать ответ на свой вопрос.

— В таком случае, не пожалей потом. Ведь что сказано, то сказано. Слов не вернуть назад, как бы нам того не хотелось.

— Я готов услышать любой ответ, какой бы он не был.

— В таком случае, позвольте рассказать вам кое-что, прежде, чем я расскажу вам зачем вы здесь. Много веков назад, когда королевство Анлиссия только объединило все остальные королевства в одно, на свете жил волшебник по имени Палеан.

— Да как ты можешь так спокойно произносить имя этого предателя? — не выдержал Деян и закричал на весь дом, но никто не обратил на него никакого внимания, продолжая слушать Мариона со всем вниманием.

— Истинная история этого волшебника неизвестна, как и неизвестно из какой он был семьи, но известно одно, что по силе с ним не мог сравниться ни один, даже сильнейший генерал, а по уму, с ним не мог сравниться даже старейший и проживший много десятков лет, учёный.

— Но зачем вы рассказываете нам всё это? — спросил Лин. — С тех времён прошло уже двенадцать веков и даже престол Анлиссии занимает не прямой потомок короля Ариадна, так как какой во всем этом смысл?