Где красота в возможности урагана, способного уничтожить все на своем пути, как воспоминания о прошлом, так и прогнозы будущего? Разве не поэтому мы возвращаемся в места, которые любим? Ради мира, который он предлагает, и воспоминаний, которые он приносит?

Что происходит, когда все смыто и не на что оглядываться?

Как можно двигаться вперед, зная это?

Ветер усиливается, и я скрещиваю руки на груди, но что-то уводит мои глаза влево. В тридцати футах от меня находится Ной, и он направляется прямо ко мне. Мои ноги движутся еще до того, как я осознаю это, и тут я встречаю его посередине.

На его губах появляется легкая улыбка, и он медленно передает мне одну из двух чашек кофе, которые держит в руках.

С радостью принимая предложение, я использую тепло бумажного стаканчика, чтобы согреть ладони. — Откуда ты знал, что я буду здесь? Я дразню, притворяясь, что причина, по которой он здесь, — это я.

«Ты всегда такой». Он не пропускает ни секунды, и на мгновение мои мышцы сжимаются.

Ной настолько хорошо знал, где меня найти, что сначала зашел в кофейню, зная, что я буду там, где он ожидал, когда вернется.

У меня глубоко сжимается внизу живота, но я дышу сквозь него, и, не говоря ни слова, мы идем к яме для костра, вместе садясь вдоль ее края.

Я поднимаю чашку, вдыхая насыщенный аромат.

"Не волнуйся." Ной поправляет крышку. «Это не карамель».

Моя голова дергается в его сторону, и мягкость его взгляда заставляет меня шептать: «Что это за тип?»

«Мята».

Мой любимый. Ной знает моего любимца.

Он знал, что я буду здесь, рядом с водой.

Внутри меня кружится смятение, и мне кажется, Ной это видит. Он отвечает, разрывая зрительный контакт, и подносит чашку к губам, вызывая у меня любопытство.

«А что у тебя?»

«С шипами».

Из меня вырывается смешок, и его губы оттягиваются в сторону.

— Ну… — Я снимаю крышку со своей и протягиваю ее. "Делиться."

Он изучает меня мгновение и с оттенком веселья во взгляде достает из кармана толстовки маленькую бутылочку, добавляя немного Бейлиса в мою чашку.

Я осторожно перемешиваю и делаю небольшой глоток. — Ничего лучше, чем немного спиртного перед обедом.

— Еще нет даже восьми.

— Да, но обед в рифму.

Ной усмехается. «Удивлен, что ты не ударил меня маленьким Алланом Джексоном и не сказал: «Где-то сейчас пять часов».

Моя улыбка мгновенная, и я признаю. "Я думал, что это."

Его покидает тихое «хм», и что-то теплеет внутри меня, когда его глаза встречаются с моими. — Могу поспорить, что ты это сделал.

Моя улыбка прерывается зевком, а голубые глаза Ноя смягчаются.

— Все еще плохо спишь? Его голос скрипит от собственного беспокойства.

Я вздрагиваю. — Это очевидно, да?

Ной качает головой, медленно и уверенно, шепча: «Нет. Это не."

Он долго смотрит мне в глаза, и меня окутывает столь же незнакомое, сколь и знакомое тепло. Нет, это не очевидно. Он просто знает.

Потому что он знает тебя, Ари.

Я моргаю.

Ты его знаешь.

Я снова моргаю.

Мы смотрим друг на друга, и именно он первым смотрит на воду, поэтому я следую за ним.

Мы сидим молча, наслаждаясь теплотой наших напитков и спокойствием, которое приносит компания друг друга. Я так долго был на грани, но впервые за очень долгое время я почувствовал, что могу просто быть, как будто я могу позволить своей боли проявиться там, где она будет, не беспокоясь о других и беспокойстве. они пытаются спрятаться вокруг меня.

Моя семья пытается делать вид, что все в порядке, и я знаю, как это должно быть тяжело.

Ной этого не делает. Он просто здесь со мной, и все.

Я не чувствую необходимости улыбаться, и одно это воодушевляет.

Только когда я вижу дно своей чашки, я решаю, что хочу поделиться с ним чем-то, даже если я не уверен, что это значит или почему мне нужно, чтобы он знал.

Но мне нужно, чтобы он знал, поэтому я поворачиваюсь к нему лицом.

— Я искал тебя прошлой ночью. Мой голос звучит ниже, чем планировалось, а голова Ноя так быстро дергается в мою сторону, что воздух застревает у меня в горле. Его голубые глаза смотрят на мои, смесь шока и успокоения, невысказанная боль, омрачающая его собственную.

«Я подумал, может быть, ты ушел с Пейдж».

Его нахмуренный взгляд глубокий и мгновенный. Ной качает головой, облизывая губы, словно сдерживая слова, которые хочет произнести, поэтому я киваю, молча прося их.

«Пейдж — мой друг», — говорит он мне, напряжение на его лице напрягается, и он добавляет: «Из средней школы и из Авикса».

Мой пульс бьется немного сильнее, и я жду продолжения.

— Я знаю, ты этого не осознавал, но именно там ты и встретил ее. В Авиксе. Его глаза перемещаются между моими. "Не раньше, чем. Не летом. В кампусе, недели начала семестра.

Мои губы приоткрыты, плечи втянуты. — Я встретил ее в школе?

Он кивает.

«Зачем мне помнить ее лицо и имя среди всего остального?» Я думаю. «Была ли она важна для меня?»

Он снова качает головой. «Нет, не обязательно».

Меня поражает более глубокий смысл его слов, и за этим следует неожиданное чувство страха. «Она была важна для тебя».

Его лицо искажается, на нем проносится миллион мыслей, прежде чем он говорит: «Не так, как ты думаешь».

— Я даже не знаю, о чем думаю, — тихо признаюсь я. «Как будто у меня есть мысли и беспокойство, или гнев и печаль, но я не знаю, почему и куда их направить. Я все время думаю, не допустил ли я ошибку. Что, может быть, мне следовало позволить всем заполнить дыры, но я не хотел, чтобы то, что кто-то другой думал, что я чувствую, заглушало то, что я на самом деле делал, потому что кто-нибудь на самом деле делится всеми своими чувствами с кем-то другим? Я имею в виду по-настоящему, без отбора?

Ной смотрит мне прямо в глаза и говорит: «Мы это сделали».

Два слова, сказанные так нежно и откровенно, вызывают такую глубокую боль в моих костях, что я понятия не имею, где она заканчивается или начинается, понятия не имею, мою ли я боль чувствую… или его.

Ной наклоняет голову, его улыбка натянута, но его слова искренни. «Кстати, я не согласен. Я думаю, то, через что ты проходишь, — это смело. Любой мог бы сидеть и слушать, как кто-то другой рассказывает историю своей жизни, но вместо этого вы решили прожить ее. Независимо от смятения, которое ты чувствуешь, я знаю, и от боли, которую ты не можешь избавиться. Ты сильная, Джульетта. Он глотает. «Намного сильнее, чем ты думаешь».

Она сильнее, чем думает…

У меня перехватывает горло, и когда я смотрю на Ноя, мой разум вспыхивает.

Вспышки подобны молниям днем, но когда вы следите за ними, уже ничего не видно. Никаких доказательств того, чему вы были свидетелем, никаких признаков того, что было.

"Что ты думаешь?" он задается вопросом.

«О том, как гордилась тобой твоя мама». Боль мелькает на его лице, а грудь вспыхивает. «Должно быть, она была».

Его глаза быстро опускаются, и он кивает, отвернувшись от меня на какое-то время в тишине. «Я видел ее в день ее смерти. Она была… это был действительно хороший день. Она дала мне кое-что, что мы нашли много лет назад, кое-что, о чем я забыл, и мы нашли это прямо там, у того пирса». Он вздыхает. «Я не могу точно вспомнить, где, но где-то рядом».

Это вызывает у меня на лице улыбку, и я смотрю на воду. «Океан всегда преподносит сюрпризы. Надеюсь, пройдет много времени, но я бы тоже хотел, чтобы меня кремировали».

Ной поворачивается ко мне, и впервые у меня такое ощущение, будто он только что узнал обо мне что-то, чего еще не знал. "Ага?"

Я киваю. «Таким образом, мой прах можно будет похоронить или развеять, и это будет похоже на то, что я навсегда останусь в моем любимом месте». Я смотрю на него. — Хотите знать, где это?

"Я знаю, где это."

"Ах, да?" Я усмехаюсь, его ответ быстрый и неожиданный.