Проблемы на пустом месте не возникают. Они рождаются в результате наших ошибок.

Можно сказать и так: проблема рождается вместе с нашим движением вперед.

Последний раз я был в Братске полтора года назад. Ведомственные силы оказались сильнее градостроительных. Каждый хозяин тянул город в свою сторону. Братск раскидан в тайге неумелой рукой. Разбросан, взлохмачен. По сути это шесть самостоятельных разрозненных поселков, соединенных общим именем. Надо совершить путешествие, чтобы попасть из одного Братска в другой. Эти поселки так и называются: Братск-один, Братск-три, Братск-шесть… Вот что получается, когда у одного города шесть нянек.

А ведь поначалу Братск хорошо шел в рост, это видно из следующей таблицы.

1959 год — 43.000 жителей.

1970 год — 155.000 жителей.

1979 год — 214.000 жителей.

1981 год — 222.000 жителей.

Семидесятые годы вызвали к жизни третье поколение молодых городов. Вот он передо мной, этот город: на чертежах, в макетах, в натуре. С XVI века по 70-е годы нашего века городок нажил 38 тысяч жителей. И вдруг вспыхнул яркой звездой в созвездии новых городов.

Городу дал ускорение грузовик, рождение которого было определено в этом месте.

Палаток здесь не было. Вместо них сиротскими рядами тянулись вагончики. Журналисты были научены предшествующим опытом — романтику вагончиков никто не воспевал.

Новый город рос, поспешая за корпусами автомобильного гиганта. Мы недоумевали: почему Новый город так далеко отодвинут от Старого города?

Но проектировщики, составлявшие генеральный план Набережных Челнов, смотрели дальше нас, не посвященных в тонкости градостроительного мастерства. И вот результат. Осенью 1984 года было открыто первое движение по Набережно-Челнинскому проспекту, дорога между Новым и Старым городом сократилась на много километров, началась встречная застройка. Новые жилые кварталы шагают навстречу друг другу.

Названия Старого и Нового города сделались чисто номинальными и, надо полагать, скоро исчезнут из обихода.

— Сколько времени прошло, а мы до сих пор не можем решить проблему центра, получить субсидии, — Вячеслав Нилов не оставлял свою тему, и мне пора оторваться от высоких материй, опустившись на землю в центре заданной точки.

— Может, пройдем на натуру, — предлагаю я. — А то все у макетов, у макетов…

Нилов охотно ведет меня по широкой улице, в конце которой уже громоздится глыба нового здания городского Совета.

В старой записной книжке сохранился рассказ о том, как выбирался этот центр. Это было 15 лет назад. Шесть архитекторов во главе с Борисом Рафаиловичем Рубаненко шли прямо по пшеничному полю и вдруг увидели с пригорка зеркальную гладь Камы.

— Какая мощь! Красота! — воскликнул Рубаненко. — Здесь и будет центр нашего города.

Если сейчас встать на это место и повернуться к реке, зеркальной глади Камы не увидишь. Горизонт перекрыт панельными плоскостями. Тем не менее центр города избран на основе правильного признака — эстетического. Так выбирали наши далекие предки места для своих городов, в которых ныне живем и мы. Выбор шел по красоте. А центра и сегодня нет в помине, только в макете, только «с птички». Огромный концертный зал, череда двадцатитрехэтажных зданий, торговый дом. Таковы задумки.

Но что такое 15 лет, если взглянуть издали. Ни один город в нашей стране не рос с такой стремительностью. Мы говорили, писали: медленно строим, надо строить еще быстрее, чтобы люди не жили в вагончиках, малосемейках.

А вот теперь, стоя в центре не существующего еще центра, я думаю нечто противоположное. Может, и не следует торопиться? Не лучше ли подождать еще немного, но зато возвести в Набережных Челнах такой центр, чтобы он был достоин нового города?

У архитекторов есть такое понятие — «резервная зона». Это означает, что на территории застройки намеренно оставляются свободные площади, чтобы застроить их позже, когда появятся новые строительные возможности. Так делали планировщики в Москве. А здесь?

— У нас тоже имеются резервные зоны, — отвечает Вячеслав Сергеевич. В частности, набережная Камы, бережем ее для лучших домов. А какой бой пришлось выдержать…

Вячеслав Нилов озабоченно посмотрел на часы.

— В нашем распоряжении пятнадцать минут. Юрий Иванович Петрушин просил доставить вас к нему на семнадцать тридцать. Пора двигаться.

Историческая необходимость

— Что же такое, по-вашему, город? — спрашиваю я у председателя горсовета.

— Прежде всего, город — это традиции. Протяженность во времени, убежденно отвечает Юрий Иванович Петрушин.

Что ж, можно принять и такое определение: в нем нравственная сторона преобладает над градостроительной. Но ведь город для людей, а не люди для города — не так ли?

— А как вы относитесь к городскому центру?

— Центр нам нужен. Посмотрите, где мы сидим. Поэтому начали центр строить. Но полагаю, исходя из прошлого опыта, что строительство центра растянется на много лет.

В самом деле, еще подъезжая к городскому Совету, я обратил внимание, что он находится в жилом здании. Так и оказалось, когда я увидел планировку. Кабинеты работников горсовета располагались в жилых квартирах.

Работать в таком здании неудобно, весь день приходится бегать по чужим квартирам. Понятно стремление Петрушина построить отдельное общественное здание для городского Совета.

А сколько было утверждений, согласований, поправок?

Сейчас мы много говорим о централизации и о том, как она должна меняться в соответствии с новыми условиями.

Вопрос о расширении прав руководителей — директоров предприятий, начальников строительств возник на апрельском Пленуме ЦК, на июньском совещании по ускорению научно-технического прогресса не случайно. Этот разговор возник из требований современного момента. Ускорение научно-технического прогресса немыслимо без оперативности принимаемых решений, без самостоятельности на местах.

На согласование проекта уходит порой больше времени, чем потом отпускается на само строительство. Появился даже термин: «обходной вариант», когда приходится строить что называется в обход.

Что же прикажете делать? Руководитель приспосабливается к существующим условиям и пускается во все тяжкие.

Знаю десятки примеров. Генеральный директор одного из московских заводов решил построить новое здание заводоуправления. Но его никак не желали вставлять в план. А стоял в плане какой-то нелепый «лабораторный корпус». Сказано — сделано. И на московской улице под видом лабораторного корпуса выросло прекрасное здание заводоуправления. Прошло еще пять лет. Сработала старая заявка. Вышестоящие организации включили в следующую пятилетку заводоуправление. И что же? Под маркой заводоуправления вырос лабораторный корпус.

На другом заводе решили построить самый что ни на есть современный пансионат для рабочих. А проходил он по графе: «ночной профилакторий».

В одной Прибалтийской республике я однажды попал в сауну, которая была построена как объект гражданской обороны. В соседней области под видом коровника построили ткацкий цех.

В центре, разумеется, знают, когда объект строится по обходному варианту, но смотрят на это сквозь пальцы — были бы соблюдены формальности.

В Набережных Челнах тоже умели строить под псевдонимом — какой строитель этого не умеет. Ставили в городе безлимитные стадионы, бассейны, цветочные магазины, гимнастические залы. Получали за это выговора, инфаркты — кто скажет им за это спасибо.

— С новыми объектами более или менее ясно, Юрий Иванович, — продолжал я. — Теперь хотелось бы перейти к объектам старым, так сказать, отжившим.

— Слушаю вас, — с живостью отозвался Юрий Иванович Петрушин.

— Хотел спросить: как же с вашими палатками, вернее, с их челнинским вариантом — вагончиками? Где они?

— О каких вагончиках вы говорите? — удивленно вскинул брови Петрушин. — Не имею ни малейшего понятия о вагончиках.

Я с жаром принялся доказывать: ну как же вы не помните, поселок Надежда состоял из вагончиков, другой поселок при БСИ, базе строительной индустрии, кажется, три тысячи вагончиков, мы же против них всей прессой…