Самосвал выползает из-за земляной стены. Шофер беззвучно шевелит губами — что-то кричит.
Слепуха продолжает разговор с самим собой.
— Не зевай, смотри! Не задерживай! Побыстрей давай, веселей вперед! — кричит он в такт своим движениям.
Кто там следующий? Подставляйте свои кузовы, все будут насыпаны земли много. Хорошая земля, она ляжет в дамбу. Она сопротивляется, пылит, залепляет глаза и скрипит на зубах, словно мстит за то, что ее посмели потревожить. Но все равно машина сильнее ее, и земля послушно валится в ковш.
Жара спадала медленно и лениво. Слепуха подвинул ближе небольшой вентилятор, направил свежую струю в грудь и продолжал копать.
Впереди показался кончик флажка, к которому он стремился сквозь толщу земли весь день. Слепуха направил ковш в это место и копнул глубже. Флажок, насаженный на длинную планку, открылся весь. До него было метра два.
До конца смены оставалось еще сорок пять минут, и теперь он был уверен, что миллион у него в руках. У Слепухи появилось неодолимое желание подцепить флажок вместе с землей. Но прежде надо сделать ровной стену забоя, чтобы она вся вышла на уровень флажка.
Черпая ковши, он поглядывал наверх. Флажок обмяк и вяло шевелился под ветром, пыль густо осела на материю, но Слепухе было приятно смотреть на него.
В кабину вошел Иван Селиверстов.
— Раненько ты пришел, — не оборачиваясь, ответил Слепуха на приветствие.
— Не усиделось. Поздравляю с миллионом, Дмитрий Алексеевич!
— Это не только мой миллион, — сказал Слепуха, — а всего экипажа. На все смены поровну.
Флажок стоял на самом краю земляной стены. Слепуха положил ковш, откинулся на спинку кресла и закурил. Селиверстов удивленно смотрел на него. Самосвалы гудели, но Слепуха не обращал на них внимания. Наконец он бросил папироску в окно, позвал из кузова своих помощников и развернулся к дороге. Посмотрев, кто сидит в кабинке очередного самосвала, он окликнул:
— Эй, Григорий, вылезь на минуту!
Шофер Григорий Безгин спрыгнул на дорогу.
— Видишь флажок? — продолжал Слепуха. — Он воткнут в миллионный куб. Сейчас ты его повезешь.
На месте Безгина мог оказаться с таким же успехом любой из других шоферов, работающих в этот день, — подошла очередь, и вези. Безгин знал это, и все же он обрадованно закивал головой, круглое мальчишеское лицо его расплылось в улыбке.
— Давай довезу!
Он поправил полосатую тельняшку, забрался в кабину и стал наблюдать за Слепухой.
А Слепуха, сказав: «Смотрите», — уже поднимал ковш. Он вел его осторожно, словно нежно гладил стену забоя рукой. Продолжая подниматься, ковш незаметно для глаз начал погружаться в землю, и она ровным слоем насыпалась в него. До флажка осталось четверть метра. Тогда Слепуха сделал резкое движение. Ковш словно подпрыгнул вверх, и зубья его легко сломали травяной покров. Флажок, очутившийся в ковше на холмике земли, затрепетал на ветру. Он прочно сидел в земле, и Слепуха начал победно размахивать им в воздухе, поводя стрелой вправо и влево.
Не сдерживая улыбки, он обернулся к Селиверстову, как бы спрашивая: «Видел? Ну как?»
Селиверстов восторженно улыбался.
Когда Безгин увез землю с флажком, Слепуха взглянул на часы.
— Еще целых двадцать минут. За это время я еще сто кубиков выброшу, подкреплю миллиончик.
Он уселся поудобнее в кресло и принялся «бросать кубики». Экскаватор продолжал работать.
5
В последних числах декабря 1950 года во всех газетах было опубликовано постановление Совета Министров СССР о Волго-Доне. С этого момента Волго-Дон стал всенародной стройкой. Сотни заводов страны выполняли заказы волгодонцев, о строительстве писали в газетах, журналах, рассказывали в кинофильмах.
Осенью 1951 года я впервые поехал туда. Мне повезло на Волго-Доне: я познакомился с Дмитрием Слепухой. Случилось это, разумеется, на экскаваторе. Я стоял до конца смены в кабине, смотрел и не мог насмотреться, как работает Дмитрий Слепуха. Потом мы пошли гулять по степи. Слепуха привык к корреспондентам, держал себя с достоинством и в то же время удивительно чистосердечно. Он не говорил заученных фраз, как делают многие, когда им приходится отвечать на вопросы представителей печати. Он говорил со мной так, будто бы я был его товарищем по работе.
— Вчера кончили первый миллион, — сказал он между прочим. По тому, как он сказал это, я понял, что вчерашнее событие было важным в его жизни, и мне захотелось узнать о нем поподробнее.
Потом он рассказывал, как работал на третьем шлюзе, где случился оползень, как приехал на Волго-Дон, как вернулся после армии на Магнитную гору — кинолента раскручивалась в обратном порядке, но не становилась от этого менее интересной.
После мы много встречались со Слепухой, и постепенно его жизнь стала для меня раскрытой, но еще не написанной книгой. Перелистываю торопливые записи тех лет, сделанные в кабине экскаватора, в комнате гостиницы, в гостях у Слепухи, и мне хочется привести их в том виде, как они были записаны тогда, когда я только узнавал своего героя.
27 сентября 1951 года. Полдня стоял в кабине Слепухи. Вдруг он оборачивается и говорит:
— Видите, человек сидит на отвале. Это мой отец.
На фоне гигантских отвалов, насыпанных большим шагающим, фигурка человека кажется совсем крохотной.
— Почему же он там сидит?
— На машину идти не захотел, — Слепуха засмеялся. — Как увидел экскаватор, говорит: я лучше здесь посижу.
Отец сидел на отвале до конца смены. Мы подошли. Он спустился вниз. Ему около восьмидесяти лет, но выглядит бодро. Узкие глаза в морщинах, седая бородка. Ходит всегда с палочкой, но не опирается на нее, а держит под мышкой.
Отец сказал:
— Как же ты работаешь там в такой пыли?
Слепуха посмотрел на меня и засмеялся.
— Я же казак.
— Хорошая машина, — с довольной улыбкой сказал отец, он все удивлялся и качал головой.
Пошли к ним домой. Слепуха занимает полдома, две светлые комнаты с верандой. Обстановка весьма скромная.
29 сентября. Перед концом смены заехал к Слепухе. Постоял немного смотреть на его работу можно без конца. Пришел сменщик, молодой чернобровый парень Иван Селиверстов.
Интересное выражение.
— Привет заслуженному деятелю экскаваторного искусства, — это Слепуха так сказал, обращаясь к Ивану. Тот заулыбался. Селиверстов — его ученик.
Поехали в диспетчерскую, где во время пересменки собираются шоферы. Случилась занятная сценка. Водители принялись спорить, с кем лучше работать.
— Под Слепухой лучше всего работать, — сказал молодой румяный парень.
— Под Кожиным тоже можно.
— Нет, под Слепухой лучше.
Тут Слепуха (он стоял у двери) и говорит:
— Подумаешь, Слепуха. Под ним и стоять страшно. Все время спешит, того и гляди ковшом по кабине съездит.
— Много ты знаешь, — обиделся румяный.
Водители смеются вовсю. А Слепуха продолжает:
— Я-то хорошо его знаю. А вот ты сам не знаешь, кого хвалишь.
Румяный обиделся, чуть в драку не полез. Наконец кто-то его пожалел:
— На кого же ты лезешь? На Слепуху лезешь.
Тот застыл с раскрытым ртом.
Однажды Слепуха сказал так:
— У меня сегодня сорок МАЗов крутились.
Еще один разговор. Слепуха высунулся из кабины и кричит водителю:
— Сергей, что-то тебя три дня не видно было?
— Возил бетон на девятку.
— Ну, как там?
— Порядок. Вошли в график.
Так передаются на канале новости.
5 октября. Слепуха сказал:
— Героизм у нас массовый, и поэтому отдельных героев нет.
Потом:
— Экипаж сказал — пока канал не выкопаем, с машины не уйдем.
И еще:
— Без машины я никто. И она без меня сирота.
6 октября. Начальник водораздельного строительного района Разумный говорил на оперативке:
— Первая задача автотранспортников — задавить МАЗами всех «Уральцев», особенно таких, как Слепуха.