— Будете брать билет или нет? А то я закрываюсь.

— Не робей, проходи, — сказал Сергей Мартынов, видя, что Сычев остановился перед дверью с табличкой «закрыто».

Аркадий Миронович толкнул дверь. Она подалась. В баре никого не было, кроме молодой барменши с широким крестьянским лицом. Тихо играла музыка.

— Мальчики, закрыто, — сказала женщина, но тут же увидела Сергея Мартынова и поправилась. — А, это ты?

— Мы посидим, Валя, — сказал Мартынов. — Привет тебе от Ляли.

— Что у нее было? — спросила она.

— Было все, что нам необходимо, — сказал он. — Ничего лишнего не было. — Повернулся к Сычеву: — Что стоишь, Сыч? Располагайся.

Бутылки с пивом выстроились на столе. Два лоснящихся леща довершали картину изобилия. Сычев и Мартынов суетливо двигались вокруг стола, перебрасывались деловыми словами, пытаясь скрыть за ними возникшее смущение.

— Пойду за стаканами, — сказал Мартынов.

Сычев смотрел, как он идет, стуча деревяшкой по зализанному паркету. Почувствовал, что за ним наблюдают, и стал ступать мягче. Он ходил спокойно и довольно уверенно. Ноги не было чуть выше колена.

У стойки возник разговор полушепотом. Аркадий Миронович огляделся. Бар «Чайка» был чист и просторен, столики тянулись в три ряда, в дальнем углу стоял телевизор «Рубин», он был выключен. Две лампочки слабо освещали зал. Музыка продолжала мурлыкать.

И «Степан Разин» по-прежнему блистал за стеклянной стеной бара. Он стоял у причала, но вместе с тем и как бы уплывал в магические дали моей памяти. На средней палубе кружились под неслышную музыку три молодые пары, подчеркивая свою отрешенность от жизни берега.

Сергей Мартынов вернулся со стаканами.

— Что сидишь? — спросил он. — Наливай.

— Я не знал, что у тебя это, — сказал Сычев, кивая в сторону деревянной ноги.

— Я и сам не знал. У тебя, гляжу, все на месте.

— Более или менее.

— А то могу отдать должок. Бери мою почку — хочешь?

— Спасибо, у меня уже есть одна, искусственная.

— А выглядишь хорошо.

— Как говорит моя приятельница Нелли: это уже агония.

Оба старались казаться бесшабашными, делая вид, что обрадованы встречей. А ведь рано или поздно придется заговорить о главном. Кто решится первым?

Сергей Мартынов разлил пиво, поднял стакан. Он и решился первым.

— Ну, Аркадий Миронович, рассказывай, с чем приехал?

— Я за тобой не шпионил, честное слово, — по-мальчишески неумело оправдывался Сычев.

— В сувениры заходил, в книжном был, я наблюдал за тобой.

— Но я же тебя не видел, клянусь, это простое совпадение. И вообще, какой счет между нами, сорок лет прошло.

— А старый должок остался, — продолжал с ухмылкой Сергей Мартынов. За сорок лет знаешь какие проценты наросли? Ого!

Аркадий Сычев постепенно овладел собой, подвинулся к Мартынову, доверительно положил ладонь на его руку.

— Сергей, клянусь тебе, приехал просто так. Даже не просто так — из дома сбежал. С женой поругался — и сбежал. На работе всякие сложности. Ну, думаю, уеду от них. Хоть на четыре дня. Про тебя и не знал ничего — будешь ты или нет?

— Утешаешь голосом? — но уже смотрел мягче и даже улыбнулся одними губами, показав прореженные зубы.

— Ладно. Выпьем за встречу.

Принялись за леща.

Нет, не такой виделась эта встреча Аркадию Сычеву из его военной юности. Аркадий Миронович как бы выскальзывал из собственного образа, в результате чего получался перевернутый бинокль со всеми вытекающими последствиями.

— Знаешь эту притчу? — спросил Сергей Мартынов. — О трех этапах развития русской интеллигенции и вечных вопросах, которые она ставит. Первый этап — кто виноват? Второй этап — что делать? Третий этап — какой счет?

— Уже ноль-ноль, — механически отвечал Сычев. — Что же ты не писал, Сергей? Ведь мой адрес не переменился, во всяком случае тогда.

— Не помню, наверное, боялся, что ты не ответишь. Ведь я еще долго оставался окопным романтиком.

— А я, по-твоему, нет? — с вызовом спросил Сычев.

— Не знаю, — просто ответил тот.

— Ну что ты от меня хочешь? — вскричал Сычев, распарывая молнию на куртке, потому что ему вдруг сделалось жарко.

— Я ничего не хочу, — кротко отвечал Мартынов. — Не я же тебя позвал.

Но Аркадий Миронович уже владел собой, не привык он быть перевернутым биноклем.

— Я вижу, капитан, за эти сорок лет твой характер не переменился в лучшую сторону.

— Повода не было, — отрезал Мартынов.

с чувством продекламировала Валя, подойдя к столу и ставя перед друзьями тарелку с бутербродами.

— Откуда вы знаете? — удивился Аркадий Миронович.

— Познакомьтесь, — сказал Сергей Мартынов. — Это Валя, сестра моей жены. Она знает все и даже немного сверх этого. Незамужняя. А он от жены сбежал, — кивок в сторону перевернутого бинокля.

— Я на стих удивился, — виновато поправился Аркадий Миронович. — Они известны несколько в другом контексте, в качестве неудачного примера…

— Какая разница, Аркаша, — и глаза его перестали быть настороженными. — Главный смысл жизни — в леще.

— Дамы вас уже не интересуют? — спросила Валя, поводя плечиками. Почему бы вам не угостить меня пивом? — она присела за стол и смело посмотрела на Сычева. — Мы вас знаем, Аркадий Миронович. Вы из этого ящика. Голос так похож. И все остальное тоже. Пойду Клаве позвоню.

— Ее нет дома, — отозвался Мартынов. — Сиди и внимай.

— Но что-то давно вас не видели, Аркадий Миронович. Наверное, в командировке были…

Сергей Мартынов хрипло засмеялся:

— Ты разве не слышала, Валюша, его задвинули на вторую программу. Давай выпьем, Аркадий, не все ли равно, какая программа, это все суета. Выпьем за вечное, нетленное.

— Старик, ты прав. Ты просто не представляешь, как ты прав, — с чувством говорил Аркадий Миронович, ибо ему предстояло понять в эту ночь, что смирение не унижает, но очищает.

— Вот и встретились, — сказал капитан Сергей Мартынов, комбат-один.

Мощный гудок огласил окрестности, накрывая прочие звуки. Сквозь стеклянную стену было видно, как сахарная глыба величаво отваливала от причала, потом вывернулась на чистую воду и долго продвигалась мимо окна своей нескончаемой длиной, набирая ход и сверкая розовой светящейся лентой заднего салона.

Аркадий Сычев облегченно засмеялся:

— Укатил. Укатил без меня.

Сергей Мартынов провожал теплоход сосредоточенным взглядом.

— Скажи, Аркадий, — спросил он, и это был его главный вопрос. — Ты мог бы сейчас человека убить?

— Не знаю, — чистосердечно признался Сычев. — Не думал.

— А я не смог бы, — твердо сказал Мартынов. — Рука бы не поднялась.

— Это абстрактный вопрос, — с живостью отозвался Аркадий Миронович. Тут надо разобраться. А если он на тебя нападет? Что тогда?

— С оружием? — Мартынов в упор смотрел на Сычева.

— Предположим. У него автомат. И у тебя автомат.

— Это уже война. Сейчас мирное время.

— Ну хорошо, у него нож. И у тебя нож. Встретились на темной дорожке не разойтись. — Аркадий Сычев смотрел торжествующим взглядом.

— Все равно убивать не надо.

— Что же делать?

— Надо попробовать договориться.

— Ишь, какой миротворец, — Аркадий Сычев засмеялся. — Сорок лет договариваемся. А воз и ныне там. В сто раз наросло на том возу.

— Мальчики, зачем вы печетесь о том, что вам уже не придется делать? — сказала Валя, продолжая искоса поглядывать на Сычева.

— Но если меня позовут в атаку, я пойду, — сурово заявил Аркадий Миронович, хмелея от пива, и тут же вспомнил о телеграмме. Но думать о ней было лень.