— Какая прелесть! — Не выдержала, перепорхнула к картине ближе и бухнула в колокол. — Полный отпад!

— Вот и все, — со злорадостным облегчением выдохнул Сергей Мартынов. Меня сносят.

Аркадий Миронович вспомнил все разговоры, которые велись на эту тему. Нате вам, шесть лет не могли решить вопроса, и вдруг за час решили. «А как же картина?» — подумал он с невыразимой жалостью и несколько покраснел при этом.

— Здесь будет новый жилой массив, — с живостью объясняла Наташа Веселовская, еще не привыкшая быть в центре внимания. — И пройдет основная городская магистраль: проспект Победы. Снос начнется на следующей неделе.

Во дворе зарокотал надвигающийся бульдозер. Но выяснилось, что это всего-навсего прибыла передвижка. Операторы входили в мастерскую, расставляя вдоль стен перекальные лампы на тонких штативах.

Голос на дворе взывал:

— Мамаша, где тут врубиться можно?

Старший оператор обратился к Аркадию Сычеву за разъяснением момента. В ответ была получена исчерпывающе ясная команда: технику не включать — и не убирать.

Строй ветеранов сломался. Уловив некоторую нетвердость в оценках, мы все хотели услышать авторитетное мнение, если не окончательное, то хотя бы устойчивое. Полковник Шургин, как уже не раз бывало в эти дни, выразил общее мнение.

— Так что же, Аркадий Миронович, — обратился он к Сычеву. — Будем выводить резолюцию или просто примем для сведения?

Аркадий Миронович степенно откашлялся:

— С одной стороны я считаю так…

Павел Юмашев резко перебил:

— А ты не считай, Сыч, с одной стороны, с другой стороны. Так у тебя сто сторон наберется. Ты скажи без аптекарских весов, от себя.

— Я вам не Сыч, товарищ Юмашев, — обиделся Аркадий Миронович. — И здесь не тир для стрельбы по мишеням. Истина всегда конкретна.

— Слова, слова, — громко сказал подполковник Неделин, ни к кому не обращаясь и не высказывая своего отношения к происходящему.

Вперед выступил Олег Поваренко.

— У меня вопрос, товарищ капитан. Можно? Я из минометного дивизиона. Вы написали бой за станцию Дно. А меня ранило полгода спустя, под городом Алуксне. Нет ли тут художественного противоречия, о котором говорил товарищ Сычев?

— Это не только бой за станцию Дно. Тут все наши бои, — ответил Мартынов медленно и грустно.

— Эй, художник.

— Я вас слушаю.

— Что такое я там делаю?

— Где там?

— Вон у кустиков ты меня поместил. С лопатой.

— Там же нарисовано. Вы копаете.

— Интересно — что?

— Откуда я знаю. Бункер какой-нибудь.

— Что я говорил. Он же бункер себе выкопал, гад нутриевый, это же нарисовано. А вы мне не верили.

Так и есть: старший сержант Григорий Степанов из второго батальона, город Крутоярск, копает под кустиком бункер — ну и ну.

— Аркадий Миронович, — обратился полковник Шургин к Аркадию Сычеву. Что же мы будем записывать?

— Чего теперь записывать, — примирительно сказала Клавдия Васильевна. — Все равно стену ломать будут. Прошу отведать домашнего.

Третий раз проскрипела дверь.

— Кого собираются здесь ломать? Мы не варвары, не дадим разрушить прекрасное творение.

В дверях стоял майор Вартан Харабадзе.

Теперь мы были в сборе, мало того, в удвоенном количестве. В натуральном, так сказать, виде, и в нарисованном.

— Прошу извинить меня, товарищи ветераны: как всегда, не хватает времени, — продолжал Вартан Харабадзе, выходя на середину мастерской. Заполнял карточки. В конце концов сделал все обещанное и хотел бы доложить…

— Простите, товарищ майор, — обратился Аркадий Сычев. — Мы сейчас технику включим.

Вартан Харабадзе сурово оглядел Сычева:

— Кто вы такой? Почему не были у меня на приеме?

— Проблема та же, что и у вас, товарищ майор: нет времени, — покорно отвечал Аркадий Миронович.

— Вы мне не нравитесь, — сказал Харабадзе.

— В каком смысле?

— Исключительно в медицинском. У вас усталый вид, вам надо отдохнуть.

— Увы, — вздохнул Сычев, — техника включилась. Нами управляют высшие силы.

Вспыхнули перекальные лампы, до предела залив мастерскую слепящим светом. В раскрытом окне возник телескопический глаз объектива. Вторая камера въехала на колесиках прямо в строй ветеранов. Мы расступились, освобождая ей главное место. Телескопический глаз медленно вращался, нащупывая цель, и остановился на Вартане Харабадзе.

— В прошлом году меня снимали на телевидении, это была пытка, пробовал сопротивляться Вартан Тигранович, ища поддержки у полковника Шургина, но тот лишь плечами пожал: надо, Вартан, надо.

— Мы вас пытать не будем, тут не студия. Внимание, начали! — Аркадий Сычев взмахнул микрофоном, оказавшимся в его руке. — Дублей не делаем. Если получатся накладки, будем убирать их в монтаже.

Рядовой Аркадий Сычев. Внимание, начинаем очередной выпуск телевизионного журнала «Ветеран». Мы ведем прямой репортаж из мастерской народного художника, командира первого батальона 122-й Стрелковой Дновской бригады Сергея Андреевича Мартынова, где собрались все сорок четыре ветерана, приехавшие на нашу встречу. Сергей Мартынов написал картину «Бой за станцию Дно», вокруг которой разгорелась оживленная творческая дискуссия. В этот момент к нам явился майор медицинской службы Вартан Тигранович Харабадзе, начальник медсанбата нашей бригады, который врачевал наши раны в годы войны. Вартан Тигранович, вы хотели рассказать о проделанной вами работе.

Майор Вартан Харабадзе. Товарищ полковник. Товарищи ветераны. Докладываю. Мною осмотрены 42 ветерана нашей бригады из 44. Результаты осмотра личного состава 122-й Стрелковой Дновской бригады таковы:

недостает семи конечностей и трех органов зрения, тогда как с повязкой ходит один человек. Это говорит о высокой технике глазного протезирования в нашей стране, достигнутой за последнее время;

кроме того, зафиксировано и осмотрено 65 пулевых и осколочных ранений, в среднем по полторы раны на каждого ветерана. Раны находятся в удовлетворительном состоянии. Открытых ран и свищей не обнаружено, это свидетельствует о том, что 40 лет назад мы поработали неплохо над этими ранами;

а также в мирные годы личный состав бригады заработал 14 инфарктов, 6 инсультов, 3 язвы, 17 радикулитов, 2 психоза и один корсаковский синдром.

Это все, что я могу доложить вам, не нарушая врачебной этики. Вывод 122-я Стрелковая Дновская бригада находится в отличном физическом и моральном состоянии и готова к выполнению заданий Родины. Докладывал майор Харабадзе.

Рядовой Сычев. Спасибо, товарищ майор, это впечатляющая статистика. Попросим нашего командира полковника Шургина прокомментировать этот доклад.

Полковник Шургин. Я не сомневался в моих верных солдатах и подтверждаю: мы готовы к выполнению задания родины по… (запнулся было, выбирая наиболее приемлемый тип задания, но не настолько, чтобы поперхнуться, и заключил бодро) — по защите мира во всем мире.

Рядовой Сычев. Спасибо, товарищ полковник. Вы что-то хотели сказать, Вартан Тигранович?

Майор Харабадзе. Хотел задать вам вопрос, товарищ Сычев. Вы сейчас в атаке?

Рядовой Сычев. Всегда и везде.

Майор Харабадзе. А вы, товарищ полковник?

Полковник Шургин. Кхе-кхе. Я старый солдат. В атаке до последнего вздоха.

Майор Харабадзе. Что скажете вы, товарищи ветераны?

— Нам покоя не видать.

— Куда пошлют, туда мы и топаем.

— Как двинулись в атаку сорок лет назад, до сих пор остановиться не можем.

— А куда нам деваться?

Наташа Веселовская, рядовая, необученная (заявляет бесстрашно). Я тоже в атаке. С утра до ночи.

Майор Харабадзе. А теперь посмотрите на эту картину. Ветераны сто двадцать второй идут в атаку. Это же мы с вами. У каждого из нас в жизни была или есть своя станция Дно, которую мы атакуем и берем в штыки. Какая сильная и смелая кисть. Непосредственность мысли и свободное владение пространством. Наивность и мудрость. Товарищ Мартынов, я поздравляю вас с крупной творческой удачей. Мы не должны допустить, чтобы эта стена была снесена.