И смею вас заверить, что мы не предадим нашу память сладкой ложью. Сколько километров от Москвы до Берлина, как вы думаете? Тысяча четыреста тридцать два километра. И двадцать миллионов жизней отдано, пока мы дошли до победы. Значит, за каждую пядь нашей земли, за каждые семь сантиметров заплачено одной человеческой жизнью.

В кадре возникает одухотворенное лицо Аркадия Сычева. Его глаза излучают мысль. Голос то возвышается до вибрирующих модуляций, то ниспадает до шепота наполняясь тоской и скорбью.

Это был Аркадий Сычев эпохи расцвета, которого мы все знали и любили, живя трепетным ожиданием того момента, когда его интеллектуальное лицо возникнет на нашем голубом экране. И оно возникало. И мы узнавали от Аркадия Сычева то, о чем думали сами.

Лицо Аркадия Мироновича остается в кадре. Он продолжает взволнованно.

— Человечество создало колоссальные разрушительные силы, страшно подумать. Сейчас американский президент вышел на новый виток гонки вооружений, установив ракеты первого удара в Западной Европе. В мире накоплено столько термоядерного оружия, что если его пустить в дело и взорвать, то этого вселенского огня хватит для гибели 80 миллиардов человек. Я повторяю — восьмидесяти! А нас на планете всего 4 миллиарда. Это значит, что под нашу цивилизацию заложена бомба, которая может уничтожить нас двадцать раз, таково уравнение смерти. Вчера полковник Шургин рассказывал, мы записали это на пленку, как в 1943 году он потерял за два часа лыжную бригаду, 3500 штыков, когда они попали в ловушку к немцам. Но это же было на фронте, где против нас действовал коварный враг. А сейчас на земле мир, светит солнце, и мы за два часа можем потерять не только лыжную бригаду, но все наше человечество, потому что оно на Земле одно — а может, и во всей Вселенной. Значит, мы за два часа можем уничтожить все то, над чем природа трудилась 20 миллиардов лет — если будут развязаны темные силы и кто-то бесноватый нажмет красную кнопку.

В этот момент у оператора кончилась кассета. Он опустил аппарат и торопливо перезаряжал камеру. Но Аркадий Миронович не сделал паузы. Несколько фраз могли пропасть для истории, но мы не допустим, мы восстановим каждое слово, каждую буковку, запятую.

— Во время последней поездки за океан я участвовал в диспуте с американским политическим обозревателем Гленом Гроссом, который считает себя независимым, хотя всем известно, кому он служит. И этот мистер Глен начал диспут с того, что спросил меня: «Скажите, мистер Сычев, если это не ваша великая государственная тайна: каким образом и с помощью чего вы узнаете о том, что ваши руководители не совершали ошибок?» И я отвечаю этому Глену: «Совершенно верно, мистер Глен, я подтверждаю: у нас ошибок не было, и мы совершенно точно знаем об этом». — «Каким образом? Умоляю вас, откройте секрет». — «Извольте, говорю, мистер Глен, никакого секрета нет: потому что на земле сейчас мир, вот и все!» — «Как вы сказали, мистер Сычев? Что потому что?» — «Готов вам разъяснить. Главная цель политики моей страны есть мир. А вы, надеюсь, согласны, что планета живет мирной жизнью, конфликты местного значения я не учитываю. А если сейчас на земле мир, значит, ошибки в политике у наших руководителей не было». — «Мистер Сычев, браво! Один — ноль в вашу пользу». Уже потом, после диспута, когда были потушены камеры, я спрашиваю его: «Значит, вы согласны с тем, чтобы убрать все американские ракеты?» — «Согласен, — говорит. — А вы?» — «И я согласен». — «Так это же прекрасно. Давайте завтра и уберем». Посмотрел на меня подозрительно и спрашивает: «А кто первый начнет?» В том и секрет, что они не хотят разоружаться. Вот и топчемся вокруг методов о контроле. Но народы никогда не согласятся с гонкой вооружений. Мы не хотим быть мишенями для ракет. Один раз мы уже отстояли мир на земле. И не допустим ядерного безумия. Это обещаю вам я — ветеран второй мировой.

Спасибо за внимание.

Мы были потрясены этой пламенной речью, в особенности солдаты, стоящие в строю, я видел это по их глазам. Кто мог тогда хоть на секунду предположить, что это была лебединая песня Аркадия Мироновича. Какой прекрасный взлет. Мы оглушенно молчали.

Первым опомнился командир части, поджарый майор. Подскочил к Аркадию Мироновичу, начал трясти его руку, а после дал команду распустить строй. Солдаты возбужденно загудели, собираясь кучками. Один из них, двухметровый верзила с погонами ефрейтора, подошел к Аркадию Мироновичу.

— Товарищ Сычев, а какой был общий счет вашего диспута с этим Гленом?

— Не помню точно, — отвечал Аркадий Миронович, медленно остывая. Кажется, три: три. Да мы и не считали так прямо. Дело ведь не в том, чтобы положить соперника на лопатки, а в том, чтобы сблизить позиции. Кстати, он послезавтра прилетает в Москву, будет новый стратегический диспут.

Подошел Иван Снегирев, сияя синим носом. В руках палочка, плечо перекошено.

— Слушай, Сыч. А где эти слова напечатаны, чтобы их глазом увидеть?

— Какие именно?

— Про нас с тобой: пока мы живы, воевать нельзя.

— А тебе зачем, пехота? — спросил Аркадий Миронович с улыбкой.

— Как зачем? Мне бумажка нужна с данным текстом, хорошо бы в газете пропечатать, я учительнице нашей покажу. Часто мимо школы хожу в ларек, мальчишки меня дразнят. Вот пусть учительница им объяснит: «Смотрите, дети, это дядя Иван идет, которого вся Америка боится».

— Хорошо, Иван, сделаем такой текст. Но с одним условием. Если ты мне ответишь: почему у тебя нос такой синий?

Иван Федорович Снегирев мелко запрыгал перед Сычевым, стуча о землю палкой.

— Хорошо, Сыч, я тебе отвечу, — прострекотал Синий нос, — можешь передать это по телевизору. Отвечу я тебе, отвечу. Потому что это мой собственный нос.

У нас уже появились сопровождающие лица. Сорок четыре ветерана, двое из них отсутствуют, а банкет заказан на 60 персон, да еще три стула пришлось подставлять. Впрочем, сейчас любое мероприятие обрастает сопровождением, мы не исключение.

Столы стояли в виде буквы «П» в большом зале бара «Чайка», где Сычев и Мартынов провели первый вечер. Аркадий Миронович увидел хлопочущую Валентину и тотчас приблизился к ней. Состоялся волнующий разговор полушепотом.

Где Сергей Мартынов, куда он пропал? Ничего подобного, Сережа работает в мастерской, Валентина видела его утром, когда приносила воду и яйца. Но время уже истекает, мы ждем, надо предупредить товарищей. Сережа еще никогда не подводил своих заказчиков, можете пройти к нему, тут недалеко. Нет ни минуты, уже все расселись. У вас тут мило.

— Спасибо, — отозвалась польщенная Валя.

Телевидение было выключено. Синяя гора передвижки отдыхала на площади, операторы сидели за общим столом. На стене висел очередной выпуск «Ветеран» № 3 с воспоминаниями Павла Юмашева о боях на реке Великой. Одноглазый Олег Поваренко пришел с баяном. Словом, обстановка намечалась самая непринужденная.

Полковник Шургин усадил Аркадия Мироновича справа от себя. Александр Георгиевич Неделин сидел слева, но то и дело вскакивал и убегал по делам банкета.

Расселись дружно, с аппетитом поглядывая на салаты и колбасные изделия. И селедочка вкраплена местами.

Семен Семенович Шургин постучал ножиком по бутылке.

— Разрешите сообщить вам, товарищи ветераны. В течение четырех суток ветераны 122-й Стрелковой Дновской бригады вели крупную операцию местного значения. Наша операция прошла успешно, о чем я буду писать мирное донесение в штаб фронта, вернее, в Совет ветеранов. Мы провели 32 встречи, посетили воинскую часть, возложили венки. Потерь в личном составе не имеем, отстающих нет. Правда, два человека пока отсутствуют, майор Харабадзе и капитан Мартынов, они еще не завершили своих дел и явятся в положенное время. Словом, операция развивается по графику. В 20 часов 30 минут посадка в автобус, едем все в одном вагоне. На этом разрешите наш банкет считать открытым, — полковник Шургин сделал паузу и придал лицу строгости. — Мы, воины, никогда не забываем своих боевых товарищей, отдавших жизни за нашу победу. Почтим их память.