Ведущий. Большое спасибо, Григорий Иванович, ваш рассказ весьма поучителен, постараемся его показать, в крайнем случае, используем вас для передачи «Сельский час», как более близкой по тематике. Теперь я хотел бы задать несколько вопросов прославленному ветерану, лауреату Государственной премии майору медицинской службы Вартану Тиграновичу Харабадзе.
Голос. Харабадзе был предупрежден, но не мог явиться. Прославленный ветеран ведет прием пациентов. Пусти меня, Сыч. Два слова.
Ведущий. Сгинь!
Голос. Разрешите мне. Сейчас моя очередь.
Ведущий. Кто вы? Представьтесь нашим телезрителям.
В кадре появляется Олег Поваренко, у него на глазу черная повязка. Заметно волнуется.
Олег Поваренко. Я ранен был в Латвии, так что конец войны встретил дома. Вы спрашиваете, Аркадий Миронович, какой день на войне был самый памятный. Я вам отвечу — это был не день, а ночь. Мы тогда прошли город Дно, наступали по Псковской области. И вот была такая деревушка, не помню названия, почти вся разрушенная. Три избы всего сохранились. А нас две роты, несколько сот солдат. На улице мороз градусов двадцать. Набились на ночь в эти избушки — по сто человек. А тут, значит, девушка наша, русская, которую мы освободили. Мы с ней оказались на печке. Естественно дело молодое, давай целоваться. Свечка горит, солдаты — кто спит, кто штопает. А мы целуемся до помрачения. Она и говорит: «Ну что же ты, давай, не робей». Я солдат боевой, враз лезу под юбку. Вот тут и начинается. Лезу — и чувствую рукой, что трусы на ней не наши, а немецкие. Материя не та. Скосил глазом, так и есть красные, полосатые. Я мигом с печки слетел, скорей на улицу, на снег. Охладился с трудом.
Ведущий (нетерпеливо). Как же ты поступил потом, Олег? Пошел?
Олег Поваренко. Нет, в избу не пошел. Сорок лет прошло, как сейчас все помню. И думаю: может, я зря струсил?
Ведущий. Нет, Олег Афанасьевич, ты поступил как истинный патриот. Только так должен был поступить настоящий воин-освободитель. Спасибо тебе. А сейчас я предоставлю слово Алексею Четверухину.
Алексей Четверухин (появляется в кадре). Какая честь! (Плачет.)
Ведущий Аркадий Сычев. Вы видите святые слезы прославленного ветерана. Алексей Борисович Четверухин. 1918 года рождения, прошел славный боевой путь со 122-й Стрелковой Дновской бригадой от Старой Руссы до Германии, был ездовым в нашем первом батальоне. В бою за станцию Дно его лошадь была ранена, тогда Алексей Четверухин на руках выкатил пушку на прямую наводку и, открыв огонь, подбил самоходную установку противника, расчистив тем самым дорогу нашим наступающим подразделениям. За этот бой сержант Четверухин был награжден орденом Славы третьей степени. В боях за город Тарту он подбил немецкий танк и получил орден Славы второй степени. Сейчас он слишком взволнован, чтобы говорить, я его понимаю. Никто не упрекнет героя за его мужественные слезы. На этом проба закончена.
Голос ведущего сюжет. Где же Сергей Мартынов?
Настало утро четвертого дня.
Пропал наш славный капитан.
С тем и уехали в гарнизон. Командирская машина, автобус, синяя гора передвижки, а впереди кавалькады специальная машина, так называемая «мигалка», прокладывающая нам путь по Белореченску. Мы шли по городу под сенью листопада.
В воинской части нас встретили музыкой. Духовой оркестр играл «День победы порохом пропах». Потом они сыграли «Стройной колонной школа идет» и «На сопках Маньчжурии», исполненной в ритме басановы. Дирижировал оркестром молодой капельмейстер с голубыми глазами навыкате.
Ветераны великой, но давней войны производили смотр современной армии, состоящей из призывников 1965 года рождения — перед нами стояли в строю наши внуки.
Это была общевойсковая часть, но не та матушка-пехота, к которой когда-то принадлежали мы. Во дворе, плечо к плечу, замерли бронетранспортеры, тягачи, самоходки. Суточный переход, сказал майор, до двухсот километров. Огневая мощь стрелковой роты по сравнению с 1945 годом повысилась в 22 раза. На что сержант Снегирев. Синий нос, совершенно справедливо заметил, что тогдашней огневой мощи нам в 45-м году хватало под завязку. Не стало ли с избытком?
В ответ поджарый пружинистый майор подвел нас к решетке, перегораживающей коридор. За решеткой стояли пирамиды с оружием: автоматы, ручные пулеметы и еще что-то такое, чего мы и не видели. Решетка была заперта тяжелым амбарным замком этак с детскую головку.
Оружие на замке, какая прекрасная деталь, деловито подумал Аркадий Миронович. Это станет украшением передачи.
А вслух сказал:
— Товарищ майор, вы не возражаете, если мы снимем ваш замок на пленку? Весьма символическая деталь.
Майор покачал головой:
— Не советую.
— Но почему? Мы оружия снимать не будем, — распалялся Аркадий Миронович. — Оружие будет на втором плане, мы его смажем.
— Дело не в оружии, а в замке.
— ?! — Аркадий Сычев развел руками, равно как и все мы.
— Тут по штатному расписанию должно быть электронное устройство, стыдливо пояснил майор, — но оно в данный момент временно вышло из строя. Вот мы и приспособили замок.
— Понимаю, — сказал Аркадий Миронович, так и не поняв, почему нельзя снимать замок на пленку. Творческий замысел был подрублен на корню.
В казарме нас удивил Олег Поваренко, который одним глазом разглядел то, чего мы не увидели. Смотрите, говорит, у солдат ночные тапочки!
Мы посмотрели. Так и есть. Вдоль стены на выходе из казармы стройными рядами лежали обыкновенные шлепанцы.
Раскрасневшийся Олег Поваренко петухом наскакивал на майора:
— Смотри-ка — тапочки! Это что же получается, вы и воевать будете с тапочками? Много ли навоюете?
Майор косился на Олеговы ордена и безропотно отвечал:
— Штатное расписание, штатное расписание.
Подполковник Неделин знающе пояснил:
— Это, брат, современная армия. Новые возможности и новые запросы.
Аркадий Сычев внес окончательное умиротворение:
— В американской армии в танках установлены кондиционеры. Видел своими глазами.
Олег Поваренко долго не мог успокоиться. Шагал, качая головой.
— Это же надо. Иду по казарме, смотрю — а у них тапочки кругом. Вот те на!
Но эти незначительные эпизоды не могли затмить главного. В этот день все удавалось. Солдаты были построены и совершали ритмичные строевые упражнения на плацу, где были четко размечены квадраты и точки поворотов, причем в знак особого уважения дача строевых команд была доверена восьмидесятидвухлетнему полковнику Шургину, и тот звонким счастливым голосом командовал: шагом марш, напра-во, кру-гом, стой, равняйсь. За 40 лет в армии не появилось ни одной новой команды.
Полковник Шургин был на высоте. Кинокамера стрекотала.
Солдаты построились и прошли мимо нас колонной. Старый полковник дал команду:
— Запевай!
Они запели «До свиданья города и хаты». Я смотрю, что и солдатские песни за эти годы не переменились.
А за плацем выглядывало ракетное жерло.
Аркадий Миронович был что называется в ударе. Операторы с полуслова понимали его указания. Проглянуло солнышко, обеспечив дополнительную контрастность изображения. Если передача пойдет в эфир, это будет лучший репортаж года.
Напрасно Сергей Мартынов пытался утверждать, будто Аркадий Сычев говорит по бумажке, к тому же не им написанной. Аркадий Миронович в этот день взлетел словом.
В кадре единообразный строй солдат на плацу. Перед строем стоят ветераны, чуть в стороне офицеры части. А между ветеранами и солдатским строем Аркадий Миронович — пришел его час.
Аппарат панорамирует вдоль строя, как бы вглядываясь в солдатские лица и пытаясь разгадать: о чем они сейчас думают?
Затем аппарат переходит на группу ветеранов: покрасневшие глаза старого полковника, сосредоточенный взгляд младшего лейтенанта Рожкова, рядового Юмашева — потом мы проверим, кто попал в кадр, того и запишем.
Голос за кадром.
— Вот я смотрю на вас и думаю: какие вы все молодые, красивые, сильные. А мы приехали к вам вроде бы старички согбенные, у кого руки нет, у кого ноги, кто просто перебит осколком, снаружи не увидишь. В нашем ветеранском штабе недавно подсчитали: средний возраст ветерана 63 года. Словом, деды и прадеды. Но мы отнюдь не слабее вас. А какое у вас оружие! Мы на фронте и не видели такого. У вас танки, пушки, ракеты — огромная сила, возможно, ее стало даже слишком много. А что стоит за нашими плечами? Почему я сказал, что мы не слабее вас? Я вам отвечу. Недавно я был за океаном — по делам службы. И государственный секретарь США на одном из приемов сказал буквально следующее. «Войну с Россией, — сказал он, — нельзя начинать до тех пор, пока в России жив хоть один ветеран». Я вам скажу: этот секретарь знает, о чем говорит. Мы ветераны Великой Отечественной. Мы есть носители народной памяти о нашей Победе. И наша память не иссякнет. Вот здесь, на встрече, начал выходить новый журнал «Ветеран», уже вышло два выпуска, в них рассказывается о том, как мы сражались с врагами, в частности, вели бой за станцию Дно.
