8 октября. Иван Селиверстов явно подражает Слепухе: говорит так же медленно, с расстановкой. Двигается так же неспешно, несуетливо. Подобно Слепухе, часто кивает головой в разговоре. А вечером повторил его фразу прямо слово в слово:

— Хорошо сегодня поработал, даже шейные позвонки заболели.

13 октября. Слепуха — секретарь парторганизации экскаваторного участка. Пришла директива — усилить соцсоревнование. Слепуха направился к своему начальнику Федору Павловичу Потапкину.

— Хорошо бы сделать флажки для всех ребят — на день, на пятидневку, на месяц. Как выполнил задание — ему флажок на машину. Тогда каждый будет тянуться за ним, зубами землю грызть. Я свой народ знаю.

Потапкин вызвал снабженца. Тот развел руками:

— Нет красной материи.

Потапкин вскипел:

— Для великой стройки нет материи? Чтоб была.

Слепуха сидит спокойно, покуривает:

— Для великой стройки материя будет.

14 октября. Подводят итоги работы за полмесяца. Слепуха осторожничает.

— Пока рано флажок давать. Надо подождать замера БИКа (бюро инструментального контроля). По оперативным данным не очень-то надежно. По оперативным данным все чемпионы.

После обеда замкнуло линию, на которой «сидят» четыре экскаватора. В управлении уже висит «молния»: «Тов. электрики, сегодня от вас зависят кубы».

17 октября. Интересные выражения: «Деловая земля», «Неделовая земля», «Деловой куб».

19 октября. В комнате для приезжих услышал разговор:

— Знаете, как Слепуха перевыполняет план? Когда МАЗов нет, он кидает землю в сторону, где стоит большой шагающий экскаватор. А тот потом эту землю второй раз выкидывает.

Сказал об этом Слепухе. Он рассмеялся:

— Тот человек, который так говорил, «Уральцев», наверное, никогда не видел. Я же могу отбросить землю не дальше, чем на семь-восемь метров. Если я буду землю так бросать, я через час сам себя засыплю. Кто знает «Уралец», тот понимает, что я могу бросать землю только в самосвал. Глупые это разговоры вокруг меня.

28 октября. Из Калача на водораздел. Был на шагающем, у Слепухи.

Слепуха стоит без дела — перебои с автотранспортом. Так и не удалось задавить «Уральцев» МАЗами. Слепуха выдвигает грандиозный план решения транспортной проблемы:

— Возьму на ноябрь социалистическое обязательство. Вызову на соревнование Кожина. Напишу об этом в газету — там такие вещи любят. А как в газете напечатают, меня не остановишь. Не будет машин, я сразу телеграмму в Калач — срывают выполнение соцобязательств. За такие вещи по головке не погладят.

29 октября. Слепуха пришел сменять Селиверстова. Тот спал, сидя в кресле.

— Эй, Иван, спать иди в Ленинскую библиотеку. А тут работать надо.

Иван проснулся, говорит:

— Я скоро тут избу-читальню открою. Опять самосвалов нет.

— Вот возьмем соцобязательства, тогда пусть попробуют не подать самосвалы.

30 октября. Слепуха придумал ступенчатый график. Соль его в том, что самосвалы должны уходить на пересменку не все сразу, а поочередно. Когда они уходят все сразу, в автобазе образуется давка, шоферы теряют время в ожидании. Надо выводить на работу новые машины, а у диспетчера дел по горло — пересменка затягивается иногда до четырех часов. Экскаватор тем временем, разумеется, стоит. Если же самосвалы будут идти на пересменку партиями, то и экскаваторы простаивать не будут, и у шоферов время ожидания сократится.

На автобазе раздаются голоса против этого предложения. Еще бы, для этого им нужно поработать, обеспечить скользящий график техуходом, заправкой. Боятся лишней работы.

Слепуха говорит:

— Придется пробивать.

В марте 1952 года я снова прилетел на Волго-Дон. Мне хочется привести отрывки из дневника, где говорится не только о Слепухе, но и вообще о том, что происходило на канале в этот жаркий предпусковой период.

17 марта. Едем в автобусе «Радиофильм» до Калача. Даже невооруженным глазом видно — обстановка на трассе совсем другая. Повсюду крутятся стрелы экскаваторов — ни одна машина не простаивает. Шлюзы поднимаются ввысь, как башни элеваторов. Пройдет десяток лет, на орошенных землях будут брать хорошие урожаи. Начнут строить в степи элеваторы. Тогда какой-нибудь журналист напишет: «Элеваторы поднимаются в степи, как башни шлюзов». Большой шагающий виден издалека, он тоже крутится, лениво, величаво. А где-то рядом голубой «Уралец». Кто там сейчас за рычагами — Слепуха, Селиверстов?

На водоразделе был гигантский взрыв — заложили 324 тонны взрывчатки (20 вагонов!) Подняли вверх 105 тысяч кубометров земли, однако 35 тысяч упало обратно, и только семьдесят разлетелось в стороны. Чтобы сделать шахты для засыпки взрывчатки, пришлось вынуть вручную тысячу кубов земли. Взрыв был дорогой. Зато быстро. Спешат.

30 марта. На «газике» на водораздел. Снежные волны змеисто перекатываются через шоссе.

Зеркало Карповского моря быстро увеличивается, а уровень повышается медленней. С дороги видно, как в снежной степи разлилось целое море.

Разговор с инженером:

— У нас так. Вся жизнь состоит из двух слов: земля и бетон. Ох, взрыв, лучше не говорите про этот взрыв. Столько намучились. Все окна пришлось заклеивать, как во время войны. А потом подошло время взрывать — нет двух рабочих. Искали их до самого вечера, те спали прямо на динамите. Возились, возились, не говорите.

Повсюду среди отвалов видны экскаваторы. Все брошено на прорыв. Машинам тесно, кажется, стрелы вот-вот столкнутся друг с другом. Ничего, работают.

Висит плакат:

«До навигации осталось 55 дней».

Строители говорят — нашу работу проверит вода.

Слепуха лежит больной. Клавдия поит его горячим молоком. Рассказывает новости — ступенчатый график испытывался, результаты хорошие. Теперь можно считать, что график вошел в жизнь.

25 марта. Георгий Николаевич Мачтет рассказывает о шлюзах. Самое тяжелое сооружение канала — «шестерка», шестой шлюз. Три раза был в аварийном положении — оползень, паводок и кисель на месте нижней головы. Три раза спасали «шестерку», несколько раз меняли схему водоотлива.

— Вторая сложность, — говорит Мачтет, — водораздел. Геологические условия оказались там весьма сложными. Глина насыщена водами, которые даже нельзя назвать грунтовыми, она зыбкая, как болото. И на таком болоте приходится ставить многотонные машины, да еще так, чтобы они хорошо работали.

26 марта. На шлюзе все развезло. Двое мужчин в резиновых сапогах стоят по колено в грязи и, не замечая ни мокрого снега, ни грязи, увлеченно спорят о чем-то.

Кабинет прибранный, вычищенный — видно, тут давно уже никто не работал. Начальник сидит в чистом кабинете, сапоги, плащ, руки — все в грязи.

2 апреля. Двое суток на трассе бушевала небывалая метель. Сегодня 120 бульдозеров вышли расчищать дороги, засыпанные сооружения. В Калач поступают сводки — постепенно все приходит в движение.

Разговоры в столовой:

— Вода поднялась до отметки 29,6. В сутки прибывает по шесть сантиметров, а нам нужно поднять воду еще на двенадцать метров — это за двести дней. Вся надежда на паводок.

— Снегопад — это хорошо.

4 апреля. Прораб докладывает по телефону:

— На правом берегу огрехи в откосах.

— Что вы считаете правым берегом?

— Если встать лицом к Дону.

— Хорошо. Будем принимать меры.

15 мая. Сегодня подписан приказ на заполнение водой волжского склона. Вода подпирает строителей, торопит их. На «девятке» висит огромный плакат: «Строители, вода стучится в ворота вашего шлюза».

В кабинете главного инженера:

— Главный конфликт был между большими объемами земли и бетона и малыми сроками для их решения. Этот конфликт произошел от резкого сокращения сроков строительства на целый год.

— Не верьте оперативным сводкам. Если судить по ним, то канал уже два раза выкопан.

Разговор у главинжа идет уже не о бетоне, не о земле, а о решетках для шлюзов, о фонарях, тумбах, парапетах — как их ставить, красить. Это называется архитектура канала.