И вдруг осекся, увидев лукавые искорки в глазах Юрия Ивановича. Кому я это говорю? Человеку, который тут с первого колышка, был тут и прорабом, и секретарем райкома партии, сам жил первое время в вагончике.

Честно признаюсь: не верил я, что вагончики могут исчезнуть так скоро, недаром сказано, что временные сооружения являются самыми долговечными.

Неужто мы покончили с времянками? Это же целая эпоха.

— Хотите убедиться? — предложил Петрушин, не вдаваясь в подробности.

Я загорелся. Мы объехали несколько мест, которые я помнил — чистое поле. Только у базы строительной индустрии удалось обнаружить старый керогаз и заржавевший замок: следы исчезнувшей вагонной цивилизации.

— Неужто ни одного вагончика не оставили? — спросил я Юрия Ивановича в чистом поле. — Хотя бы для истории.

— Для истории оставили. В качестве экспоната, — Юрий Иванович засмеялся. — Вообще-то мы вагончики в торговлю передали. Скажем, выезд на природу. Или наш национальный праздник сабантуй. Вывозим вагончики, получается живописный торговый городок. Очень удобно. Однако не думайте, что с вагончиками было так просто.

Итак, с вагончиками покончено. Но то, что я узнал далее, повергло меня в еще большее изумление. Оказывается, временные поселки, состоящие из старых разболтанных вагончиков, уничтожались таким же не вполне легальным путем, подобно тому как возводились незапланированные объекты.

Вот незадача, — где наша самостоятельность? И новое построить — надо изловчиться. И старое, отжившее стереть с лица земли — тем более на это требуется специальное разрешение из центра.

На помощь пришла природа. На Каме был паводок. Вода подступала к поселку Надежда. Ну не так чтобы впрямь подступала, приближалась вода, это точно. Могла и подступить, скажем, залить колеса, на которых стоят вагончики.

Поселок Надежда находился на территории Комсомольского района. Руководители райкома партии понимали, что другого такого счастливого случая может не представиться. В вышестоящие организации полетели тревожные телеграммы: поселок Надежда находится под угрозой затопления.

И два вагончатых поселка были уничтожены. Люди переехали в новые дома, те самые, крупнопанельные.

Согласитесь, переезд из деревянного вагончика, лишенного элементарных удобств, в отдельную квартиру на седьмом этаже с видом на универсам и детский сад, событие в жизни человека исключительное, все равно что переехать из одного века в другой.

Когда же таких переездов не сто, даже не тысяча, а десятки тысяч, то это уже не просто количественная перемена, это качественный сдвиг — и не в жизни отдельного человека, а в жизни всего общества. Потому что в Набережных Челнах за 15 лет было построено и заселено 90 тысяч новых квартир.

Набережные Челны росли такими темпами, каких мы не знали в прошлом. А ведь немало новых городов росло стремительно — и не только в последнем, третьем поколении городов, но и раньше, мы уже приводили примеры.

Набережные Челны

1926 год — 4000 жителей.

1939 год — 9000 жителей.

1959 год — 16000 жителей.

1970 год — 38000 жителей.

1979 год — 301000 жителей.

1981 год — 346000 жителей.

1983 год — 393000 жителей.

1985 год — 435000 жителей.

Город рос при заводе. Все шло согласно генеральному плану. У города был один могучий заказчик — автомобильный завод — КамАЗ, и это во многом способствовало целостности и стремительности роста.

В 1976 году с конвейера автозавода сошел первый грузовик. А 9 мая 1985 года в честь сорокалетия Победы из ворот завода выкатился новый «КамАЗ», на кабине которого красовалась цифра — 600000. Карданный вал для него был сварен Николаем Дмитриевичем Мальневым.

Недалек тот день, когда с заводского конвейера сойдет миллионный грузовик. И это событие уже заложено в план.

Но случилось в Набережных Челнах другое событие. Правда, оно не было запланировано, но, на мой взгляд, последствия его могут оказаться более важными для нашего общества, чем выпуск запланированных грузовиков.

Мы и сейчас еще не разобрались как следует в случившемся.

Я говорю о событии, которое в обиходе получило название: «вспышка рождаемости».

Об этом много говорили, но, по-моему, опыт еще не изучен досконально. Это же подтвердил и Юрий Иванович Петрушин. Городским властям некогда заниматься изучением явления. После вспышки рождаемости пошла вспышка по детским садам, затем вспышка по школам. Требовалось срочно строить новые детские сады, школы — ведь они не были запланированы. Как бывает в нормальных школах? 1-й класс «А», 1-й «Б», 1-й «В»… А тут была опасность, что и алфавита не хватит — 1-й «Р», 1-й «С»… Пробивались незапланированные ассигнования, заседали сверхплановые штабы строителей, родители выходили на воскресники.

Первая вспышка рождаемости была зарегистрирована в 1976 году, это был год первого грузовика. С тех пор вот уже десять лет рождаемость остается примерно на прежнем уровне, значительно выше, чем в целом по стране.

Вспышка обрела стабильность, стала нормой. В чем тут секрет?

Не знаю, я не специалист по демографии. Полагаю, что такое объяснение: понастроили отдельных квартир и пошли дети — по меньшей мере поверхностно. В других местах тоже строят крупнопанельные квартиры с видом на соседнюю панель. А население не растет. Падение рождаемости наблюдается прежде всего в городах. Тем более стоит изучить опыт города Набережных Челнов.

— Вы правы, — говорит Юрий Иванович Петрушин. — Надо нам уходить от текучки. Проводить семинары, социологические исследования. Если хотите, это тоже наша традиция. Загляните в любой дворик: он же полон детьми. Сто тридцать тысяч наших жителей — это дети до десяти лет. Обходимся, так сказать, собственным приростом.

На свет явилось первое поколение людей крупнопанельной цивилизации — и они преданы ей. Моя дочь родилась в крупноблочном доме на Рублевском шоссе, росла в этом доме до 12 лет и ни за что не хотела уезжать оттуда, когда пришло время перебираться на новую квартиру. Крупноблочное единообразие казалось ей последним словом техники, а кирпич это XIX век.

Ринат Насыров восемь лет был главным архитектором Набережных Челнов. Недавно Насыров был переведен в Казань председателем Госстроя республики. А дети не захотели уезжать из Челнов, Казань показалась им старым городом. Так и разделилась семья: дети остались на старой квартире в Челнах, будут здесь поступать в институт и учиться. Отец с матерью переехали в «старую» Казань.

Приведенные примеры могут показаться анекдотичными, но родителям, пытавшимся повлиять на детей, было не до смеха. Эти истории говорят о новых явлениях в нашей действительности, и значение их будет нарастать.

Жители влюблены в свой город. Им тут вырастать и растить своих детей. Лишь бы город не стал спальным местом при заводе.

Но город уже растет и развивается по своим законам, он живет и действует как самостоятельный организм. Вырастают в городе стадионы, парки, фонтаны, памятники, то есть элементы культурной архитектуры, без которой город еще не является городом.

Стоим с Юрием Ивановичем Петрушиным на берегу водохранилища, отросток которого в этом месте забирается в самые глубины городских кварталов.

— Здесь будет парк, место для гуляний, — отрывисто говорит Петрушин, словно не мечту свою он рассказывает, а зачитывает резолюцию по проекту. Вот устроить бы здесь духовой оркестр. Тогда люди придут слушать. Где оркестр лучше разместить, как вы думаете?

— Пожалуй, на том берегу, там места хватит… — отвечаю я.

Но у Петрушина все продумано заранее, он резко бросает:

— Вот и нет. Прямо на воде. Это лучшее место.

— Как на воде? — удивляюсь я.

— На воде плот. На плоту духовой оркестр. А берег как амфитеатр. Два раза в неделю — концерты духового оркестра на открытом воздухе. По берегам десятки тысяч людей…

Вот о чем думает председатель горисполкома — о духовом оркестре, играющем на воде. Но недаром говорится: у каждого времени свои песни.