— Значит, ты малыш здесь! — прошептала она и задвинула ящик обратно, чуть не сломав пальцы. Охнула, тряся рукой, а затем взялась за соседний, который был в разы больше.

Чувствуя, как бешено, заколотилось сердце, Ева взялась за ручку. Она уже знала, что это то, что нужно, то — что она так долго искала. Отчаянье, живущее до этого в ее сердце, сменилось болью. Она дернула ручку, но ячейка не выдвигалась.

— Открывайся! Ну же! — воскликнула Ева, дергая изо всех сил.

— А ты уверена, что хочешь увидеть то, что там находится?

Ева вздрогнула и замерла, услышав голос. Знакомый до боли. Бывший таким родным.

Обернулась. Никита стоял, облокотившись на дверь и довольно улыбался.

— Что, Ева? — кивнул он. — Не ожидала? А я вот давно уже тебя здесь жду. Долго же ты шла. Совсем нюх потеряла?

Он как всегда ухмылялся и смотрел на неё взглядом победителя.

И что значит ожидал? И как он здесь оказался? У него же новое дело…Лес не мог ее так подставить. Мавка что дура? Отправила ее в его лапы?

Он снова кивнул ей, ожидая ответа, но Ева продолжала молча смотреть на него, чувствуя, как внутри все переворачивается. От такого поворота событий, она даже потеряла дар речи, уж кого-кого, а его здесь встретить она не собиралась. Ждала мёртвых, но не его.

— Молчишь? — недобро усмехнулся Котин.

Ева затравлено смотрела на него, как зверь, загнанный в ловушку и беззвучно то открывала, то закрывала рот, не зная, что сказать.

— Ты все знал! — наконец выдавила она.

Котин в ответ лишь заскрипел зубами и решительно двинулся на нее.

— Ответ верный! — он в два шага преодолел расстояние комнаты и схватил Еву за грудки. — Игра окончена, Ева, ты проиграла!

Он толкнул её в грудь и Ева, отступив на несколько шагов, ударилась спиной о стену.

— Ты думала все так просто? Ты думала, что умнее нас, Ева? Неужели ты и вправду думала, что мы ничего не знаем про эти гребаные миражи?!

Котин шипел все громче и громче, его взгляд становился все злее и яростнее. Он вновь приблизился к ней и обхватил ладонями лицо. От неожиданности она выронила из рук телефон и тот упал в воду, глухо булькнув. Стало снова темно, но от Никиты шел едва заметный свет, словно он был наэлектризован своей яростью.

— Ты проиграла! А ведь я искренне хотел тебя спасти.

— Убери руки! — пропищала она, вырываясь, но Никита ожидаемо был сильней.

Он прижал ее к себе, и она ощутила запах его крепкого тела, духов, его мужской запах. Его руки сжали ее бедра, а дыхание стало рваным.

— Ты должна была стать моей, — прошептал на ухо. — Я жалел тебя, идиот, ждал пока ты сама это поймешь, а ты отдалась другому? А я ведь почти любил тебя. Часто думал, что даже тысячи других не сравнятся с волнением, которое я испытывал, видя твой силуэт. Ты росла в этом гребаном интернате, а я ждал и наблюдал за твоим взрослением. Тебя привели сюда для меня. Но ты оказалась гнилью.

— Отвали! — снова дернулась, но он совсем её обездвижил.

— Дура! Тебе не уйти отсюда живой. И твоему хмырю тоже. Таежные озера навсегда заберут вас. А я тебя не буду спасать. Будешь скитаться как Катька между мирами! Я буду приходить к тебе, когда захочу, а ты не сможешь воспротивиться и выйти. Ты жалкая предательница, Ева! Но ты будешь моим трофеем!

— Как Катерина для твоего отца? Это ведь он её запер? Ты просто сумасшедший болван!

— Она ему не сдалась дура! Он смотрит на нее и потешается. И её жалкие побеги в этот мир нам только на руку. Продалась низшим тварям, да и пусть! Зато в наш портал не лезут. А тебя я буду любить. Не просто наблюдать, нет. Любить буду! И хоть ты не станешь теперь моей женой и не родишь мне сына, но пленницей моей тебе быть суждено.

Он припал губами к ее шее и больно прикусил, руки же скользнули под ее футболку.

— Да пошел ты! — упрямый шепот в его твердую грудь.

— Тебе не выбраться, — он улыбался, она чувствовала это. Больно сжал её грудь ладонью. — Моя. Ты проиграла даже сейчас.

Он дернулся, и её одежда затрещала по швам. Футболка растворилась в его руках и повисла лоскутами, белый лиф лопнул, и обнаженная грудь оказалась свободна. Никита тот час изловчился и обдал ее жаром своего дыхания, припал губами к соску.

Ева завизжала, брыкаясь. Черная вода пошла рябью и волнами от ее ног, но она не смогла высвободить руки, что сжимал он за ее спиной.

— Вспомни Ева, ты всю жизнь проигрывала! — он снова больно укусил её. — Помнишь, нет?

Ева отрицательно замотала головой, извиваясь.

— Вспомни себя! Кем ты была? Малолетней шлюхой? Ребенком, которого всем продавали?! Благодаря нам ты стала человеком, а не помойной ямой и чем ты нам отплатила?

Он выпрямился, глядя ей в лицо. Ева не сводила с него глаз, часто глотая слюни, чтобы сдержать этот комок, который подкатил к горлу. Ее тошнило от себя, от этих воспоминаний, которые тут же оживились в памяти, стоило их только позвать. Ей ужасно хотелось кричать и плакать, бить руками по полу, по лицам всех этих мужиков, один за другим всплывающих перед ее глазами. Когда мать возвращалась с очередной попойки, с ней всегда кто-то приходил. И эти кто-то заставляли Еву или раздеваться или танцевать. А потом их руки беспрепятственно трогали ее и издевались.

А она почти забыла.

Тошнота подкатила к горлу, и Ева закашлялась. Никита позволил ей согнуться пополам, чуть отпустив хватку.

Старые страхи оживали. Ева затряслась всем телом, а Котин тем временем продолжал:

— А помнишь, детка, как ты боялась, что я могу убить тебя? Помнишь, Ева? Говори!

— Да.

— Твои страхи стали реальностью. — Он усмехнулся, обнажая белоснежные зубы. — Верно, люди говорят — мысли материальны.

Котин поднял ее и снова припечатал к стене, опустил руки на ее шею, и Ева почувствовала, как его пальцы обвились вокруг, словно змеи и начали сдавливать.

— Ты должна меня благодарить — твоя смерть будет легкой, совсем не такой страшной и мучительной, как у других — кто лез не в свое дело. — Никита облизнул пересохшие губы. — Хотя у тебя был шанс стать моей, но ты решила разменяться на этого кретина.

Его глаза нездорово засветились, лицо исказилось гримасой.

Ева закрыла глаза, чтобы не видеть этого ненавистного лица и почувствовала его горячие липкие губы на своих губах. Это стало решающим моментом, и Ева резко дернулась вперед, сгибая ногу в колене. Она надеялась попасть ему в пах, но Никита быстро и ловко среагировал, сильный точный удар пришелся ей в живот. Дыхание перехватило, туловище инстинктивно согнулось, но Котин расправил ее и снова припечатал к стене, прижимая всем своим весом.

Ева попробовала набрать в легкие воздуха, но пальцы бывшего напарника вновь сплелись вокруг шеи, сжимая с такой силой, что послышался хруст.

Ева попыталась вдохнуть, но ничего не получалось. Она чувствовала, как начало гореть ее лицо. В ушах заложило и теперь, она не слышала ничего, кроме биения собственного сердца. Перед глазами поплыли картинки: она видела озлобленное лицо матери, одновременно ухмыляющееся и смеющееся, словно та радовалась ее концу, видела лицо Степана, умирающего на диване в гостиничном номере, видела себя жестокую и циничную со стороны, а Котин тем временем продолжал что-то кричать, разбрызгивая слюни. Ева в последний раз увидела его искривленное злобой лицо и провалилась в темноту.

Митя сидел на кухне за столом и уже почти десять минут пил чай — цедил по капельки. Голова безумно болела, давило на виски и глаза.

Ева ушла, а он как баран позволил ей это сделать. Прошло три часа, даже чуть больше, а он так и не решил что делать — искать общину или ждать на полигоне? Да и как она выберется, если этот проход все-таки есть? Там же всё затоплено! Уж лучше бы он смотался в город за снаряжением! Но был и второй вариант, на который он возлагал надежды…

Митя вновь сделал глоток чая и понял, что тот уже совсем остыл. Отодвинул от себя кружку и посмотрел в окно — баба Дуся топталась около колодца, набирая ведро воды. По дороге шли волонтеры в ярких жилетках и опрашивали сельчан — поиски пропавшего начались.