Никита кивнул и, поднимаясь со стула, проговорил:

— Но, советую не пренебрегать указаниями общины. Неплохо было бы их выпроводить. Способы есть разные. Прояви смекалку.

— Знаю, — отмахнулась Ева.

Ей предстояло многое обдумать, многое решить. И, скорее всего, в первый раз в жизни ослушаться общину. Она не хотела выгонять туристов никакими способами. Что-то в глубине души подсказывало ей, что так нужно. По крайней мере, пока.

Если парни решили что-то найти, то пусть попробуют, а она их подстрахует. Втроем веселее расследовать это дельце, чем одной в компании приставучего напарника. Главное, чтобы они были в безопасности…

Ветер взбунтовался. Только что стояла тишь и вот уже непогода. Набежали свинцовые тучи, со стороны озера повеяло болотной тиной и камышами.

— Подожди, что это? — спросил Степан, спрыгнув в разрытую могилу. — Там, что-то есть!

— Где? — спросил Митя, нервы были на пределе, все-таки не каждый день приходится старинные могилы раскапывать.

— Смотри, что-то блестит.

— О, Господи! Ну, цацки это ее лежат! Зарывать, давай!

— Нет, подожди! Что-то знакомое! — настаивал Степан, роясь в земле.

— Может, хватит?! — попытался вразумить его Митя. — Ты…, — он не знал, что сказать ему такого плохого, от гнева не осталось слов, просто одни эмоции.

— Охренеть, — послышалось из-под земли.

— Да, друг. Согласен, — подтвердил Митя.

— Да, нет, мой дорогой, ты еще не хренеешь, — Стёпа выглянул из ямы. — Смотри.

Он протянул Диме серебряную цепочку с кулоном в виде гитары.

Митя взял ее и несколько раз провел пальцами по кулону, не веря глазам.

— А еще там похоже скелет собаки, череп очень похож. Тут кажется все и рыжая ведьма и Влад и Грёза. Дай руку, — попросил Степа и, ухватившись, вылез наверх.

Наступило поистине гробовое молчание.

Даже воронье, беспрерывно галдевшее над ними, замолчало.

Тяжелая пауза затянулась, а Митя, стоял, как вкопанный, не в силах выговорить ни слова. В руке он держал цепочку, которую он и Степан, сами лично дарили Владу на последнее день рождение. В подтверждение, на кулоне, с обратной стороны, была выгравирована надпись — лучшему другу.

Стёпа стянул с себя футболку, вытер ею лоб, и осел на землю. Страха больше было, как и надежды.

— Как он здесь оказался? — безжизненным голосом спросил Митя. — И Греза, значит с ним?

— Да, не бросила хозяина в беде. Не знаю, как, но дед оказался прав. — С трудом выдавил из себя Степан, боль и беспомощность тугим комком встали в горле. — Это что-то невероятное.

Следующие полчаса, оба молчали. Каждый думал о том, что теперь делать.

— Смотри, — наконец заговорил Митя. — Если мы покажем эту могилу ментам, они нас за мародерство посадят, или вообще, за убийство Влада.

— Да, запросто, или сочтут больными, — согласился Стёпа. — Да и как мы объясним то, что труп его так быстро сгнил и что могила такая древняя, и вообще — как мы узнали, что он там?!

— Никак. Ни один человек в здравом уме и светлой памяти не поверит нам. Значит так, сейчас быстро все закапываем, как было, и едем в деревню. Посоветуемся с дедом Мишей…

Поведав рассказ деду Мише, ребята нервно закурили. В доказательство своей истории, они предъявили ему цепочку Влада.

— Они не поверят, — вынес свой вердикт дед. — Упрячут вас или в тюрьму или в дурдом.

— Что же тогда делать?

— А ничего. Езжайте домой, и живите дальше.

— Конечно! — воскликнул Митя. — Эта тварь должна быть наказана.

— Сам-то в это веришь? — спросил Стёпа и его вновь передёрнуло.

— Я уже ничему не верю, или наоборот всему, я уже не знаю, — отмахнулся тот.

— Боязно мне за вас, — проговорил дед. В это время послышался стук двери, и на пороге появилась баба Дуся.

— Ужинать идемте. — Позвала она и снова скрылась в недрах дома.

— Да, я очень голоден, — пробормотал Стёпа, и неуверенно побрел в дом.

— Пойдем, на сытый желудок лучше думается, — сказал дед, и уже заторопился в дом, но Митя остановил его.

— Подождите. Как с ней встретиться?

— Никак. Забудь. Если будет суждено, то друг ваш скоро вернется. Вот только он уже никогда не будет прежним. — Дед недовольно отмахнулся и, высвободив свою руку, зашел в дом.

Таких тихих ночей в Москве никогда не бывает. Тишина настолько оглушающая, что слышно каждый вздох, каждое микро движение, каждый стук собственного сердца. Гудящая в ушах тишина.

Митя открыл глаза и уставился в потолок. Глубоко за полночь, но сон не шёл. Из головы не выходила картинка кладбища, разрытой могилы и старых надгробий, которые окружали со всех сторон.

Он шумно вздохнул, откидывая руку за голову, и вдруг замер. Отчетливо показалось что за окном мелькнула тень. Потом еще и еще, словно кто-то неумело прячась, заглядывал с краю окна.

А потом раздались шаги. Маленькие и легкие, едва уловимые. От двери и до его кровати.

Митя напряженно приподнял плечи, заозирался по комнате. Но все было как прежде, кроме того, что в его ногах чуть прогнулась перина и скрипнули пружины кровати.

В его ногах кто-то сидел.

Кого он не видит взглядом, но кожей ощущает исходящий могильный холод…

***

…Как же не хочется умирать…

В том, что сейчас он медленно умирает, Влад и не сомневался. Эта мысль буквально вторглась в его сознание и засела там намертво.

Как же ему хотелось жить!

И пить, и видеть свет, и не чувствовать этой адской боли. Он даже не мог понять, что именно у него болит, болело все: и тело и душа и разум.

Мысли наполняли голову, словно священный сосуд и ни что на свете не могло их вытеснить оттуда. Голова болела от просьб и мольбы — не умирать, а тело от боли — служительницы, по-видимому, той самой мучительной и страшной смерти.

Влад медленно, преодолевая себя, открыл глаза.

Казалось, каждое веко весило тонну, но он собрал всю волю и силу в кулак и справился.

Грязно желтый с белыми разводами потолок, полумрак и прохлада.

Снова темнота — веки сомкнулись, но зато на смену пришел слух.

На уши еще давила тупая ноющая боль, но все же он слышал, как где-то вдалеке орет петух, и завывают дуэтом — ветер и собака. И в собачьем вое он узнал Грёзу.

Голова продолжала раскалываться, внутренний голос продолжал просить и молиться, ноги онемевшие — не чувствовались, Влад попытался пошевелить ими, но ничего не ощутил. Он вновь открыл глаза, медленно повертел головой — чернота, вокруг одна чернота.

— Кто-нибудь! — тихо позвал он и не узнал свой собственный охрипший голос.

Влад хотел потрогать губы, но руки не слушались, стало жутко, и паника сдавила горло.

Может, я умер? — подумал он.

От этих мыслей ему стало еще дурнее, он попробовал пошевелиться и, наконец, почувствовал свою левую руку, точнее острую боль, которая пронзила его кисть насквозь. Сильнейшая боль и судорога прокатилась волной по его телу. Теперь уже невидимая сила пронзала иголками не только его руки, но и все тело.

Влад крепко зажмурился и, стиснув зубы от боли — застонал. Он не знал, сколько времени это всё длилось, но ему казалось, прошла целая вечность, прежде чем его уединение с болью нарушил, появившийся внезапно, дневной свет.

Сначала он подумал — свет забирает его к себе, что, наконец, пришел конец его мучениям и его забирают на небеса, но это было не так. Это был обычный дневной свет, который причинил еще больший дискомфорт. Глаза заболели так, словно тысячи осколков вонзились в зрачки.

И вдруг, тишину нарушили приближающиеся шаркающие шаги.

Кто-то подошел к нему, и Влад тут же почувствовал холодный компресс у себя на лбу.

Он с неимоверным усилием открыл глаза — перед ним в зеленом платье стояла его рыжеволосая Катенька.

Ее лицо выражало недовольство: брови нахмурены, взгляд с прищуром, губы плотно сжаты. Она протянула к нему руки и подложила под голову подушку, теперь Влад мог осмотреться.