– Чего-чего, босс?

– Он пригласил нас в свой загородный дом, и мы отправляемся туда.

– Чего? Нас обоих?

– Да. Я сказал ему, что ты мой слуга. Надеюсь, ты не обидишься.

– Не-а. Чего тут обижаться, босс?

– И то верно. Ну, за сборы. Мы должны быть на вокзале в четверть третьего.

– Само собой.

– И, Штырь…

– Что, босс?

– Ты приобрел другую одежду, кроме этой?

– Не-а. Один шикарный костюмчик – и лады. Зачем мне больше-то?

– Я одобряю твою спартанскую простоту, – сказал Джимми, – однако на тебе городской костюм, идеальный для Гайд-парка или раута у маркизы, но по самой своей сути столичный. Для деревни тебе требуется нечто совсем иное, что-то неяркое и неброское. Мы сейчас же этим займемся, и я помогу тебе выбрать.

– А энтот в деревне не годится?

– Ни в какую, Штырь. Он ошарашит сельский ум. В Англии к таким вещам относятся строго.

– Ну и дураки, – сказал загнанный в тупик верный последователь Красавчика Бруммеля[21].

– И еще одно, Штырь. Я знаю, ты извинишь мне это упоминание. Пока мы будем гостить в замке Дривер, ты будешь пребывать в близком соседстве со столовым серебром и еще всякой всячиной. Так нельзя ли попросить тебя подавить профессиональные инстинкты? Я уже об этом упоминал в общем плане, но это конкретный случай.

– Дык мне сложа руки сидеть? – осведомился Штырь.

– Ни даже ложечки из солонки, – сказал Джимми неумолимо. – Ну а теперь свистнем такси и поедем тебя одеть.

В сопровождении Штыря, который теперь выглядел почти респектабельным в костюме из синей саржи (прямо с плечиков), Джимми вышел на паддингтонский перрон, имея в запасе четверть часа. Лорд Дривер появился десять минут спустя. Рядом с ним шел человек, на вид – ровесник Джимми, высокий и худой, с холодными глазами и крепко сжатыми узкими губами. Костюм сидел на нем так, как костюмы сидят на одном мужчине из тысячи, и был наиболее привлекательной его частью. Его внешность наводила на мысль, что еда не идет ему на пользу, а размышления – еще меньше. И он преимущественно молчал.

То был высокородный Луис Харгейт. Лорд Дривер представил их друг другу, но у Джимми, пока они обменивались рукопожатием, возникло ощущение, что этого человека он уже встречал – однако где и при каких обстоятельствах, он вспомнить не сумел. Харгейт словно увидел его впервые, а потому Джимми промолчал. Человек, много странствующий, часто видит лица, которые позднее всплывают в его памяти абсолютно вне фона. Он мог всего лишь пройти мимо друга лорда Дривера на той или иной улице. Тем не менее Джимми казалось, что Харгейт фигурировал в неком эпизоде, тогда имевшем немалую важность.

А вот что это был за эпизод, он прочно забыл. И тут же выкинул из головы. Ради него не стоило напрягать память.

Разумные чаевые обеспечили им отдельное купе. Харгейт прочел вечернюю газету и уснул в дальнем углу. Джимми и лорд Дривер, сидя друг против друга, беседовали о том о сем.

В Ридинге лорд Дривер перешел на более личные темы. Джимми принадлежал к тем людям, чей вид располагает к откровенности. Его сиятельство для начала облегчил душу за счет фактов, касающихся его семьи.

– Вы, случайно, не знакомы с моим дядей Томасом? – осведомился он. – «Магазины Башли» вам известны? Так он – Башли. Теперь это компания, но он по-прежнему там заправляет. И женился на моей тетке. В Дривере вы с ним познакомитесь.

Джимми сказал, что будет в восторге.

– Спорю, не будете, – сказал последний потомок рода Дриверов с подкупающей откровенностью. – Он жуткий типус – самый предел. Всегда квохчет вокруг, будто клуша. Жутко со мной обращается, уж поверьте. Послушайте, вам я все могу сказать, мы ведь друзья. Так он намертво стоит на том, чтобы я женился на богатой девушке.

– Ну, это звучит вполне нормально. Бывают мании и похуже. На какой-нибудь конкретной богатой девушке?

– Какая-нибудь все время возникает. То на ту меня науськает, то на эту. И очень даже неплохие девушки, некоторые из них, да только я-то хочу жениться на совсем другой – на той, с которой вы меня видели в «Савое».

– Так почему не сказать об этом дяде?

– С ним бы родимчик приключился. У нее за душой ни пенни. И у меня тоже, если не считать той мелочи, которую я получаю от него. Разумеется, это строго между нами.

– Разумеется.

– Я знаю, все воображают, будто к титулу прилагаются деньги, а их нет, ни гроша. Когда моя тетя Джулия бракосочетнулась с сэром Томасом, вся эта жуткая показуха была заложена-перезаложена. Так что сами понимаете.

– А вы никогда не думали о том, чтобы самому заработать? – спросил Джимми.

– Зарабатывать самому? – раздумчиво повторил лорд Дривер. – Знаете, я бы не прочь зарабатывать, но, черт меня подери, я же понятия не имею, чем и как. Ведь теперь от типуса требуется жутко специализированное образование и так далее. Но скажу вам вот что: от дипломатической службы я бы не отказался. На днях пойду напролом и попрошу у дяди необходимые деньги. По-моему, у меня получилось бы совсем не плохо. Я ведь по временам бываю на редкость сообразительным. Это многие типчики говорили.

Он скромно прокашлялся и продолжал:

– И дело не в одном дяде Томасе, имеется еще тетя Джулия. Она самый предел, еще почище его. Помню, когда я был ребенком, она на меня все время наседала. И сейчас тоже наседает. Погодите, вот увидите ее и сразу поймете. Из тех бабищ, которые смотрят на тебя так, будто руки у тебя помидорного цвета и величиной с баранью ногу, если вы меня понимаете. А говорит – будто зубами тебя грызет. Жуть!

Облегчив душу этой критикой, его сиятельство зевнул, откинулся на спинку и тут же уснул.

Примерно час спустя поезд, который уже некоторое время перестал соблюдать суровое достоинство, останавливался подряд на всех станциях, даже не имеющих ни малейшей важности, и вообще проявлял тенденцию тянуть время, взял и снова остановился. Указатель с надписью «ДРИВЕР» большими буквами свидетельствовал, что они достигли цели своего пути.

Начальник станции поставил лорда Дривера в известность, что миледи приехала на автомобиле встретить поезд и ждет на шоссе.

Челюсть лорда Дривера отвисла.

– О Господи! – сказал он. – Наверное, она приехала забрать дневную почту, и, значит, в малолитражке места хватит только двоим из нас. Забыл протелеграфировать про вас, Питт. Послал телеграмму только про Харгейта. Черт подери, придется мне топать пешком.

Эти опасения полностью подтвердились. Возле станции его поджидал уютный автомобильчик. Он, бесспорно, был рассчитан только на четверых.

Лорд Дривер представил Харгейта и Джимми величественной даме на заднем сиденье, после чего воцарилось неловкое молчание.

И тут к ним с журналом в руках подошел Штырь, весело посмеиваясь.

– И-ех, – сказал Штырь. – Слышь, босс, тип, намаракавший эту лабуду, как в лесу живет. Вот послушайте, фраер, значит, нацелился слямзить слезы героини, так тип энтот, что, по-вашему, он сделал? – Штырь коротко усмехнулся с профессиональным презрением. – Да он…

– Этот джентльмен твой друг, Спенни? – вежливо осведомилась леди Джулия, меряя рыжеволосого критика холодным взглядом.

– Да нет…

Его сиятельство умоляюще посмотрел на Джимми.

– Мой камердинер, – сказал Джимми. – Штырь, – добавил он вполголоса, – сгинь! Исчезни! Стушуйся!

– Само собой, – отозвался поставленный на место Штырь. – Без задержки. Вмешиваться в разговоры никак не годится. Звиняюсь, босс, звиняюсь, джентльмены, звиняюсь, леди. Так я потопал.

– Вон тележка для багажа, – сказал лорд Дривер, указывая на нее.

– Самое оно, – благодушно отозвался Штырь и зарысил туда.

– Залезайте, Питт, – сказал лорд Дривер. – А я пройдусь.

– Нет, пройдусь я, – сказал Джимми. – Хочется прогуляться. Надо поразмять ноги. В какую сторону мне идти?

– Жутко мило с вашей стороны, старина, – сказал лорд Дривер. – Но вам правда хочется? Честно говоря, я не любитель пешего хождения. Ладненько! Идите все прямо и прямо.