– Не вини меня, старикан. Я тут ни при чем.

На лице Билла смущение смешивалось с досадой.

– Я чувствую себя последним подлецом. Все на свете готов отдать, лишь бы выпутаться из этой чертовой помолвки, а бедная девочка словно бы обожает меня с каждым днем сильнее.

– Откуда ты знаешь? – Арчи окинул шурина критическим взором. – Может быть, ее чувства тоже переменились. Очень даже возможно, что ее не устраивает цвет твоих волос. Как, к примеру, меня. Вот если бы ты выкрасился попунцовее…

– Заткнись! Мужчина же всегда знает, когда девушка обожает его.

– Отнюдь, малышок. Когда ты доживешь до моих лет…

– Я как раз твоих лет!

– И правда. Совсем забыл. Ну, если взглянуть на дело под другим углом, давай предположим, старый сын, что мисс Как Бишь Ее Там, вторая сторона…

– Прекрати! – внезапно перебил Билл. – Сюда идет Реджи.

– А?

– Сюда идет Реджи ван Тайл. Я не хочу, чтобы он услышал, как мы обсуждаем эту чертову западню.

Арчи поглядел через плечо и убедился в справедливости сказанного. Реджи лавировал между столиками в их направлении.

– Ну, он-то как будто всем доволен, – завистливо сказал Билл. – Что же, я рад, что хоть кто-то счастлив.

Он был абсолютно прав. Обычно Реджи ван Тайл бродил по ресторанным залам походкой лунатика. Теперь же он прямо-таки галопировал. Более того: обычно лицо Реджи дышало сонной печалью. Теперь же оно сияло улыбками и воодушевлением. Он подлетел к их столику, источая энтузиазм – развернув плечи, держа голову прямо, глядя вперед горизонтально, слегка выпятив грудь, ну, будто он проштудировал все полезные советы «Неотразимой Личности».

Арчи ничего не понимал. С Реджи явно что-то стряслось. Но что? Было бы нелепо предположить, что кто-то оставил ему солидный капитал, поскольку чуть ли не все солидные капиталы в мире были ему оставлены еще десять лет назад.

– Приветик, старый стручок, – сказал Арчи, когда новоприбывший, излучая доброжелательность и радость жизни, завис над их столиком подобно полуденному солнцу. – Мы как раз закончили. Но сплотись вокруг, и мы полюбуемся, как ты ешь. Чертовски увлекательно наблюдать, как старичок Реджи ест. Зачем ходить в зоопарк?

Реджи покачал головой:

– Извини, старина. Не могу. Меня ждут в «Ритце». Завернул сюда, потому что надеялся найти вас тут. Хотел, чтобы вы первыми услышали новость.

– Новость?

– Я самый счастливый человек на свете!

– Оно и видно, черт бы тебя побрал, – пробурчал Билл, потому что этот солнечный луч в человеческом облике неприятно дисгармонировал с серой мглой, в которую был погружен он сам.

– Я помолвлен!

– Мои поздравления, старый товарищ! – Арчи сердечно потряс его руку. – Черт возьми, как старый женатик, люблю, знаешь ли, когда вы, юнцы, остепеняетесь!

– Не знаю, как тебя благодарить, Арчи, старичок, – сказал Реджи пылко.

– Меня? Благодарить?

– Без тебя я бы с ней не познакомился. Ты ведь помнишь девушку, которую послал ко мне? Ты хотел, чтобы я устроил ей маленькую роль…

Он умолк в полном недоумении. Арчи испустил нечто среднее между хрипом и бульканьем, но звук этот абсолютно потонул в потрясенном вопле, донесшемся с другой стороны столика. Билл Брустер наклонился вперед, вздернув брови над выпученными глазами.

– Ты помолвлен с Мейбл Винчестер?!

– Да, прах меня побери! – сказал Реджи. – А ты с ней знаком?

Арчи опомнился первым.

– Шапочно, – сказал он. – Шапочно. Старина Билл знаком с ней шапочно, так сказать. Не очень близко, знаешь ли, но… как бы это выразить?

– Шапочно, – подсказал Билл.

– Вот именно. Шапочно.

– Чудесно! – сказал Реджи ван Тайл. – Почему бы тебе не поехать со мной в «Ритц» и не познакомиться с ней поближе?

Билл пробормотал что-то невнятное. И Арчи снова пришел на выручку:

– Сейчас Билл не может. У него свидание.

– Свидание? – сказал Билл.

– Свидание, – сказал Арчи. – Встреча, знаешь ли. Говоря точнее… ну… свидание.

– Но… э… поздравь ее от меня, – сказал Билл с глубокой искренностью.

– Большое спасибо, старик, – сказал Реджи.

– И скажи, что я в восторге, хорошо?

– Всенепременно.

– И не позабудь сказать именно так, хорошо? В восторге.

– В восторге.

– Вот-вот: в восторге.

Реджи взглянул на часы:

– Эгей! Надо бежать!

Билл с Арчи следили, как он прогалопировал за двери ресторана.

– Бедный старый Реджи! – сказал Билл чуть виновато.

– Не обязательно, – сказал Арчи. – То есть я хочу сказать, вкусы бывают разные, знаешь ли. Что одному отрада, другому отрава и наоборот.

– В этом что-то есть.

– Абсолютно! Ну, – сказал Арчи весомо, – это как будто тот самый, фигурально выражаясь, расчудесный, развеселый день во всем счастливом Новом Году, упомянутый поэтом Теннисоном. Да? Нет?

Билл глубоко вздохнул.

– Еще бы! – сказал он. – Мне бы хотелось как-нибудь это отметить.

– Верный дух! – сказал Арчи. – Абсолютно верный дух! Начни с того, что заплати за меня по счету!

Билл Брустер, не находя себе места от облегчения, не засиделся за столиком. Вскоре после отбытия Реджи ван Тайла он встал и сообщил о намерении немножко прогуляться, чтобы успокоить свой взволнованный ум. Арчи отпустил его милостивым мановением руки и знаком попросил Кус Колбаски, который в своей роли официанта ошивался поблизости, принести ему самую лучшую сигару, какую только может предложить отель. Мягкое кресло, в котором он сидел, было очень уютно, у Арчи не было никаких дел, так почему бы не провести приятные полчасика, мечтательно покуривая и наблюдая, как его ближние вкушают пищу.

Теперь гриль-бар наполнился. Кус Колбаски, снабдив Арчи сигарой, занялся обслуживанием соседнего столика, за который села дама с маленьким мальчиком в матросском костюмчике. Дама погрузилась в содержание меню, но внимание мальчика приковал Кус Колбаски. Он его впивал широко открытыми глазами. Мысли дитяти, казалось, были заняты им одним.

Кус Колбаски занимал и мысли Арчи. Он оказался прекрасным официантом: ловким, внимательным, и свои обязанности исполнял так, словно они ему нравились. Однако Арчи этого было мало. Что-то будто нашептывало ему, что этот человек предназначен для более великих деяний. Арчи не забывал добра. Кусок колбаски после восьмичасового поста оставил глубокий след в его благодарной душе. Рассудок твердил ему, что только человек исключительных нравственных качеств был способен расстаться с половиной колбаски в подобный момент, и он не мог не сознавать, что работа официанта в нью-йоркском отеле не вполне достойна человека столь исключительных нравственных качеств. Разумеется, собака была зарыта в том, что типус не помнил, какова была избранная им стезя до войны. И когда тот удалился с заказом на кухню, Арчи даже зубами скрипнул от досады: почем знать, возможно, на кухню пошел адвокат, или врач, или архитектор, или кто-то там еще.

Из этих размышлений его вывел детский голос.

– Мамочка, – спросило любознательное дитя, провожая взглядом удаляющуюся фигуру Куса Колбаски, – почему у этого дяди такое смешное лицо?

– Тсс, милый!

– Да, но почему?

– Не знаю, милый.

Вера дитяти в материнскую всеосведомленность, видимо, получила сильный удар. У малыша вытянулось лицо, как у искателя истины, зашедшего в тупик. Его взгляд разочарованно шарил по комнате.

– У него лицо смешнее, чем вот у этого тут, – сказал он, тыча пальцем в Арчи.

– Тсс, милый!

– Но это же правда! Гораздо смешнее.

По-своему это был комплимент, но Арчи почувствовал неловкость и поглубже погрузился в мягкие объятия кресла. Вскоре Кус Колбаски вернулся, обслужил даму и дитятю, а затем подошел к Арчи. Его не слишком пленительное лицо сияло.

– Послушайте, вчера у меня был особый вечер, – сказал он, упершись руками в столик.

– Да? – сказал Арчи. – Вечерушка или еще что-то?