Даже сам Штырь как будто сознавал, что в его костюме имелись недочеты, которые шокировали бы редактора журнала «Портной и закройщик».

– Звиняюсь за шмотки, – сказал он. – Мой слуга куда-то засунул чемодан с моим парадным костюмом, а энтот так – на каждый день.

– Не горюй, Штырь, – сказал Джимми. – Ты выглядишь верхом элегантности. Выпьешь?

Глаза Штыря засверкали, и он протянул руку к графину. Затем он сел.

– Сигару, Штырь?

– Ага! Спасибочки, босс.

Джимми закурил трубку. Штырь после пары изящных глоточков дал себе волю и осушил стакан единым духом.

– Повторишь? – предложил Джимми. Ухмылка Штыря показала, что он одобрил эту идею.

Некоторое время Джимми молча курил. Он обдумывал ситуацию, ощущая себя сыщиком, который напал на след. Наконец-то он узнает фамилию девушки с «Мавритании». Безусловно, одно это сведение далеко его не продвинет, но тем не менее… Вполне возможно, Штырь знает местоположение дома, в который они забрались в ту ночь.

Штырь смотрел на него поверх стакана с безмолвным обожанием. Квартира, которую Джимми арендовал на год в уповании, что обладание постоянным жилищем может привязать его к данному месту, была прекрасно, даже великолепно обставлена. Штырю представлялось, что каждое кресло, каждый столик в комнате обладает собственной романтичной историей, будучи приобретен либо на плоды ограбления Ново-Азиатского банка, либо на прибыль, обеспеченную бриллиантами герцогини Неимей. Он немел от благоговения перед тем, кто сумел сделать домушничество настолько доходным. Ему эта профессия редко обеспечивала что-либо солиднее хлеба с маслом, да иногда – поездки на Кони-Айленд.

Джимми перехватил его взгляд и нарушил молчание.

– Ну, Штырь, – сказал он, – а ведь странно, что мы встретились подобным образом.

– Еще как! – согласился Штырь.

– Просто не верится – ты и в трех тысячах миль от Нью-Йорка. И даже не знаешь, движется ли транспорт на Бродвее по-прежнему в обе стороны.

Взгляд Штыря стал ностальгическим.

– Подумал, что пора бы заглянуть в старый Лондон. В Нью-Йорке жарковато стало. Фараоны принялись за меня больно шустро. Словно бы я им ни на что больше не годен. Вот я и смылся.

– Не повезло, – сказал Джимми.

– Жуть, – подтвердил Штырь.

– А знаешь, Штырь, – сказал Джимми, – до отъезда из Нью-Йорка я много времени убил, разыскивая тебя.

– И-ех! Жалко, что не разыскали, босс. А вам что, моя помощь требовалась?

– Ну да, но не в том смысле. Ты помнишь ночь, когда мы забрались в тот особнячок на краю города, особнячок капитана полиции?

– Само собой.

– Как его фамилия?

– Фараонова? Дык Макичерн же, босс.

– Мак… а дальше? Как она пишется?

– А пес ее знает, – сказал Штырь откровенно.

– Ну-ка повтори! Набери в грудь побольше воздуху и произноси медленно и четко. Уподобься колоколу. Давай!

– Мак-и-черн.

– А! А где находится этот дом? Ты помнишь?

Лоб Штыря наморщился.

– Как тряпкой стерло, – сказал наконец бывалый взломщик. – Где-то на какой-то улице почти на окраине.

– Очень информативно, – сказал Джимми. – Попробуй еще раз.

– Дык оно само собой вспомнится. Только подождать.

– Значит, до тех пор мне придется за тобой присматривать. Из-за этого мига ты для меня самый важный человек на свете. Где ты живешь?

– Я? Да в Парке же. Во-во! На шикарной отдельной скамье, обращенной к югу.

– Ну, больше тебе в Парке спать не обязательно, если сам не предпочтешь. Можешь разбить свой походный шатер у меня.

– Чего-чего? Тут, босс?

– Если мы не переедем.

– Меня устроит, – сказал Штырь, блаженно разваливаясь в кресле.

– Тебе потребуется кое-какая одежда, – сказал Джимми. – Купим ее завтра. Фигуру твою можно обрядить прямо с плечиков. И ты не очень высок, что удачно.

– А для меня, наоборот, босс. Будь я повыше, так дотянулся бы до фараона и уже купил бы особняк на Пятой авеню. На Манхэттене деньги гребут фараоны, вот кто!

– Человек осведомленный! – сказал Джимми. – Расскажи-ка поподробнее, Штырь. Видимо, в полицейских силах Нью-Йорка очень многие богатеют на взятках?

– Само собой. Поглядите хоть на старика Макичерна.

– С большой бы радостью. Так расскажи мне про него, Штырь. Сдается, ты с ним близко знаком.

– Я? Само собой. Во всей их шайке самый обдирала. Только о деньгах и думает. Но слышь, вы его девочку видели?

– Что-что? – сказал Джимми резко.

– А я дык разок видел. – От восхищения Штырь стал почти лиричен. – И-ех! Вот уж птичка, так птичка. Персик, и ничего боле. Ради нее я бы бросил свою счастливую родину. Кликуха – Молли. Она…

Джимми смерил его бешеным взглядом.

– Прекрати! – прикрикнул он.

– Чего-чего, босс? – сказал Штырь.

– Хватит! – сказал Джимми свирепо.

Штырь в изумлении уставился на него.

– Само собой, – сказал он с недоумением, однако понял, что его извинение не удовлетворило великого человека.

Джимми раздраженно грыз мундштук трубки, а Штырь, исполненный наиблагимейших намерений, сполз на краешек кресла и печально попыхивал сигарой, гадая, чем он провинился.

– Босс? – сказал Штырь.

– А?

– Что тут деется? Введите меня в игру. Все по-старому? Банки и слезы герцогинь? Вы ж меня к игре допустите, а?

– Совсем забыл, что не сказал тебе, Штырь. Я ушел на покой.

Страшная правда медленно дошла до Штыря.

– Послушайте! Как так, босс? Вы что, завязали?

– Вот-вот. Абсолютно.

– И больше слез не тырите?

– Ни-ни.

– И не пользуетесь этой, как ее там, горелкой?

– Я продал мою кислородно-ацетиленовую горелку, раздарил прочие атрибуты и, открыв новую страницу, намерен вести жизнь законопослушного гражданина.

Штырь охнул. Мир рухнул ему на голову. Тот поход на дело с Джимми, мэтром взлома, был самым светлым и гордым воспоминанием его жизни. И вот теперь, вновь встретившись с ним в Лондоне, он уже предвкушал долгое и плодотворное сотрудничество на преступной стезе. Штыря не тревожило, что его доля в таковом будет самой мизерной. С него было бы довольно самой скромной роли в обществе Мастера. Перед его глазами уже громоздились все богатства Лондона, и мысленно он повторил за Блюхером: «Какой прекрасный город для разграбления!»

И вот его идол разбил вдребезги эту мечту единым словом.

– Выпей-ка еще, Штырь, – сочувственно сказал Отрекшийся Вождь. – Для тебя ведь это потрясение, я понимаю.

– Дык я же, босс…

– Знаю-знаю. Таковы уж трагедии жизни. Мне тебя крайне жаль, но что поделаешь!

Штырь сидел молча, повесив нос. Джимми хлопнул его по плечу.

– Взбодрись! – сказал он. – Откуда ты знаешь, вдруг честная жизнь окажется в высшей степени развеселой. Многие люди ведут ее и просто наслаждаются. Вот и тебе следует ее испробовать, Штырь.

– Мне, босс? И мне тоже?

– Более чем. Ты – мое единственное связующее звено… Я не хочу, чтобы адрес всплыл у тебя в памяти на втором месяце десятилетнего срока в Дартмуре. Я намерен приглядывать за тобой, Штырь, сын мой, как рысь. Мы вместе будем наблюдать жизнь в разных развлекательных заведениях. Выше нос, Штырь! Развеселись! Улыбнись!

После краткого раздумья Штырь улыбнулся, хотя и слабо.

– Так держать! – сказал Джимми. – Рука об руку, Штырь, мы вступим в высшее общество. В высшем обществе ты будешь иметь бешеный успех. Тебе для этого достаточно иметь бодрый вид, причесать волосы, а руки держать подальше от серебряных ложек, ибо в лучших домах их обязательно пересчитывают, едва дверь закроется за последним гостем.

– Само собой, – понимающе кивнул Штырь, как специалист, воздав должное такой вполне разумной предосторожности.

– А теперь, – сказал Джимми, – пора и на боковую. Ты согласен провести одну ночь на диване? Конечно, некоторые ребята уступили бы тебе свою кровать. Однако завтра я позабочусь о кровати для тебя.

– Для меня! – восхитился Штырь. – И-ех! Я ж всю последнюю неделю дрых в Парке. Будет в самый раз, босс.