Джимми Питт, молодой человек среднего роста, казался ниже из-за широких плеч и могучей груди. Подбородок у него был квадратным и слегка выпяченным. Все это вкупе с атлетически небрежной осанкой и парой пронзительных карих глаз, очень похожих на глаза бультерьера, придавало ему агрессивный вид, вовсе не соответствовавший его характеру. Агрессивным он не был.

Помимо глаз бультерьера, он обладал и его добродушием. А еще, когда его выводили из себя, в нем давали о себе знать решимость и упрямство бультерьера.

Посыпались приветственные возгласы:

– Привет, Джимми!

– Когда ты вернулся?

– Садись же, садись! Места тут хватит.

– Откуда сегодня, вечный странник?

– Официант! Что будешь пить, Джимми?

Джимми хлопнулся в кресло и зевнул.

– Ну, – сказал он, – как дела-делишки? Приветик, Рейкс! Ты вроде был на «Любви и взломщике»? По-моему, я тебя видел. Приветик, Артур! Поздравляю! Свою роль ты провел очень мило.

– Спасибо, – сказал Миффлин. – А мы как раз говорили о тебе, Джимми. Приплыл на «Мавритании», я полагаю?

– На этот раз она рекорда не побила, – заметил Саттон.

В глазах Джимми появилась задумчивость.

– Для меня она плыла слишком быстро, – сказал он. – Не понимаю, чего им неймется, – продолжал он без паузы. – Я люблю, чтобы мне дали возможность надышаться морским воздухом.

– Знаю я этот морской воздух, – пробормотал Миффлин.

Джимми быстро взглянул на него:

– Что ты там шепчешь, Артур?

– Я вообще молчал, – мягко возразил Миффлин.

– Как тебе сегодняшний спектакль, Джимми? – спросил Рейкс.

– Очень понравился. Артур был на высоте. Одного не могу понять: откуда такое курение фимиама у ног взломщика? Судя по пьесам, которые тут ставят, можно подумать, что человеку достаточно быть успешным домушником, чтобы выйти в национальные герои. Скоро мы увидим, как Артур играет Джека-потрошителя под бурную овацию зала.

– Это дань уважения, – сказал Миффлин, – которую тупоголовость платит находчивому уму. Чтобы стать успешным взломщиком, нужен находчивый ум. Если серое вещество под твоей черепной крышкой не бурлит, как под моей, у тебя нет ни малейшей надежды…

Джимми откинулся в кресле и сказал безмятежно, но решительно:

– Любой человек средних умственных способностей может обчистить дом.

Миффлин вскочил, яростно жестикулируя. Какая ересь!

– Мой милый старый конь, что за абсолютная…

– И я мог бы, – сказал Джимми, закуривая сигарету.

Раздались дружный хохот и аплодисменты. Последние недели, пока шли репетиции «Любви и взломщика», Артур Миффлин постоянно нарушал мирную тишину «Клуба любителей прогулок» своими теориями касательно искусства взлома. Это была его первая по-настоящему большая роль, и он купался в ней. Ознакомился с литературой о грабежах и взломах. Расспрашивал сыщиков. И ежевечерне излагал клубным собратьям свои взгляды на вопрос, подчеркивая, какая это ювелирная и сложная работа взломать медведя, пока его слушатели не взбунтовались. Любители прогулок пришли в восторг, когда Джимми, исключительно по собственной инициативе и никоим образом не с их подачи, твердой стопой наступил на любимую мозоль эксперта по взломам уже на шестой минуте их встречи.

– Ты! – сказал Артур Миффлин с испепеляющим презрением.

– Он самый, а точнее – я!

– Ты! Да тебе и яйца не взломать. Разве что оно сварено всмятку.

– Пари? – сказал Джимми. – Что поставишь?

Любители прогулок навострили уши. Мистическое слово «пари», произносимое в этой курительной, практически всегда добавляло перцу в жизнь. Они выжидательно уставились на Артура Миффлина.

– Иди-ка ты спать, Джимми, – сказал воплотитель образа взломщика. – Я тебя провожу и подоткну одеяло под бочок. Добрая чашка крепкого чаю поутру, и у тебя все как рукой снимет.

Общество испустило вой неодобрения. Негодующие голоса обвиняли Артура Миффлина в поджатии хвоста. Ободряющие голоса убеждали его не увиливать.

– Видишь! Они тебя презирают, – сказал Джимми. – И с полным на то правом. Будь мужчиной, Артур! Что поставишь?

Мистер Миффлин поглядел на него с жалостью.

– Ты не понимаешь, Джимми, какую берешь на себя задачу! – сказал он. – Ты на полвека отстал от времени. Ты убежден, будто взломщику всего-то и требуются маска, сизый от щетины подбородок и потайной фонарь. Так послушай меня: ему необходимо специальное образование самого высшего порядка. Я разговаривал с сыскарями и знаю, о чем говорю. Возьмем тебя, жалкий червь. Обладаешь ли ты глубокими познаниями в химии, физике, токсикологии…

– А как же!

– …электричестве и микроскопии?

– Ты проник в мою тайну.

– Умеешь ли ты пользоваться кислородно-ацетиленовой горелкой?

– Из дома без нее не выхожу!

– Известно ли тебе, как давать наркоз?

– Более чем. Мое излюбленное занятие на досуге.

– А суп ты приготовить сумеешь?

– Суп?

– Суп, – неумолимо повторил мистер Миффлин.

Джимми поднял брови.

– Обжигает ли архитектор кирпичи? – осведомился он. – Черную предварительную работу я оставляю корпусу моих помощников. Мой суп готовят они.

– Тебе не следует думать, будто Джимми – один из твоих взломщиков-плебеев, – сказал Саттон. – В своей профессии он занимает ведущее место. Вот откуда у него деньги. Недаром я никогда не верил этой басенке про наследство.

– Джимми, – сказал мистер Миффлин, – не сумел бы взломать и детскую копилку. Джимми не смог бы вскрыть банку сардинок.

Джимми пожал плечами.

– Что поставишь? – сказал он еще раз. – Ну же, Артур! Ты теперь гребешь вполне приличные деньги. Так что поставишь?

– А почему бы не обед для всех присутствующих? – предложил Рейкс, человек ушлый, принципиально обращавший в свою пользу любое событие на обочине жизни, если выпадала такая возможность.

Его идея снискала общее одобрение.

– Ну хорошо, – сказал Миффлин. – Сколько нас тут? Раз, два, три, четыре… Проигравший оплачивает обед на двенадцать персон.

– Хороший обед, – мягко вмешался Рейкс.

– Хороший обед, – сказал Джимми. – Значит, договорились. Какой срок, Артур, ты мне даешь?

– А сколько тебе требуется?

– Необходимо установить точный срок, – сказал Рейкс. – По-моему, такой эксперт, как Джимми, форы не требует. Почему бы не сегодня ночью? Такая приятная безоблачная ночь. Если Джимми не взломает медведя сегодня ночью, он проиграл. Тебя это устраивает, Джимми?

– Более чем.

Тут вмешался Уиллет. Он весь вечер усердно старался утопить свои печали, и это обстоятельство давало о себе знать в его речи.

– П-послушайте, – сказал он, – а к-как Д-д-джимми докажет, что сделал это?

– Лично мне, – сказал Миффлин, – достаточно его слова.

– Эт-то по б-б-боку. Что ему помешает с-ска-зать, что он эт-то сд-д-делал, если и н-не сд-д-делает?

Любители неловко переглянулись. Впрочем, это касалось только Джимми.

– Так вы же в любом случае получите свой обед, – сказал Джимми. – Обед, кто бы им ни угощал, благоухает равно аппетитно.

Уиллет с пьяным упрямством стоял на своем:

– Эт-та… не в том суть. Тут важ-жен п-п-принцип. Чтобы никакой к-к-комар н-носа не подточ-ч-чил. Вот ч-ч-что я говорю.

– И то, что ты это выговорил, делает тебе честь, – сердечно сказал Джимми. – А теперь попробуй «на траве дрова…».

– А говорю я вот ч-ч-что. Джимми факир. И ч-ч-что, говорю я, ему помешает с-сказать, что он эт-то сделал, если он эт-то не сделал?

– Не стоит волноваться на этот счет, – успокоил его Джимми. – Я намерен зарыть под ковром медный футляр с американским флагом внутри.

– Эт-то вполне, – сказал Уиллет с достоинством.

– Или даже лучше, – продолжил Джимми. – Я вырежу большое «Д» на внутренней стороне двери. Ну, я отправляюсь домой. Кому-нибудь со мной по дороге?

– Да, – сказал Миффлин. – Пройдемся. После премьер я всегда жутко взвинчен. И если не замучаю свои ноги, то глаз до утра не сомкну.

– Если ты думаешь, малыш, будто я посодействую тебе в замучивании твоих ног, то глубоко ошибаешься. Я намерен неторопливо прогуляться до дома и лечь спать.