Через пятнадцать минут в комнате Разие была Лаванья и Зара, они забинтовали ей сломанную руку и ушибленные ноги. Промыли раны и наложили мазь на лицо. Радж следил за ними с взглядом настоящего хищника.

Разие пришла в себя один раз, когда все уже покинули ее комнату.

– Эстер…

– Я здесь, все хорошо.

– Как ты…

– Сиранзи привела.

– Ах, она заботливая. Спасибо, что пришла. Это было опасно.

– Ерунда. Она же позвала и Дария.

– Хитрая кошка, – через боль усмехнулась девушка.

– Ты в безопасности.

– Надолго ли… хотя да. Мое лицо.

– Все в порядке, все заживет.

– Не нужно врать. Хотя… я знаю, что ты врешь много.

– Разие…

– У тебя все будет хорошо, я вижу это.

– Отдыхай.

Когда я вернулась к себе в комнату, там сидела Люкасса.

– Как она?

– Живая, – тихо ответила я.

– Как ее лицо?

– А вы как думаете?

Люкасса грустно улыбнулась.

– Шойдра пойдет к Солену? – спросила я.

– Нет.

– Но…

– Нет, она не пойдет. Она не может больше совершать ошибок.

– О чем вы?

– Когда-то, лет семь назад… здесь работала девушка, она была швеей. Довольно искусной, особенно в мужских нарядах. Была смелая, не стеснялась снимать мерки. И довольно красивая…

– Она тоже была наложницей?

– Нет. В наложницах не было смысла. У Солена был Кахир. Так что… официально объявит ее наложницей он не мог. Они тайно встречались.

– Зачем?

– Солен потому что хотел… а она… Кто знает? – усмехнулась Люкасса. – Возможно, в ней говорило тщеславие. А может ей привиделась любовь. Итог был один: она забеременела.

– Что случилось с ребенком?

– А ты как думаешь?

– Ее выгнали?

– Нет, но ребенка… Шойдра узнала о беременности. Хотя девушку скрывали в доме Парвати, жены покойного Тарира. Она согласилась укрыть ее. Шойдра заявила, что по закону имеет право не разрешать этого ребенка.

– Она… – в ужасе не смогла договорить вопрос я.

– Да. Она убила новорожденного ребенка, не дав даже матери подержать его на руках. Солен был зол, но никак не защитил ни ребенка, ни наложницу. Когда в Северных землях погиб Кахир… Солен, наверняка, вспомнил о ребенке, который мог бы быть, но которого Шойдра убила.

– Поэтому она согласилась на наложницу?

– Да. И поэтому Солен не узнает об этом происшествии. Он не простит больше ее.

– Это ужасно. Это…

– Дико?

– Нет, – покачала я головой. – Дико бывает в природе. А то, что здесь – просто бесчеловечно.

– Такая история…

– Что случилось с той наложницей? – спросила я.

– Она много работает с тех пор и больше никогда не думает о любви.

– Она осталась у Парвати?

– На… какое-то время, – ответила Люкасса. – Все. История окончена. Разболталась я с тобой тут. Иди помойся.

– Меня звал Дарий?

– Нет, просто должна же я была сказать тебе, что делать, – рассмеялась она. – Спокойной ночи.

На следующий день я снова навестила Разие, она много плакала. Я уговаривала ее не плакать, а то слезы попадали в раны и ничуть не улучшали заживление. Она сказала, что хуже уже не будет.

Ее навестил Радж. Он принес ей светлые розы и поставил в вазу у кровати. Она отвернулась, чтоб он не видел ее лица. Он попробовал ей сказать, что она все равно красивая. Но она лишь попросила его уйти.

– Я зайду к тебе вечером? – спросила я у Дария, когда встретилась с ним в коридоре.

– Конечно, – он улыбнулся так тепло, что у меня ноги подкосились. – Хочешь, попрошу что-нибудь принести? Малину?

– Возьми вина, – улыбнулась я.

На его лице отразился шок, но он кивнул. А я пошла к себе в комнату. Я не пью вино, но запереживала, что ему оно понадобится. Сердце колотилось как бешеное. Я боялась… Очень боялась. Я договорилась с двумя слугами-музыкантами, их моя просьба не сильно удивила. Думаю, они видели разные танцы тут. Оба музыканта были седовласыми мужчинами, годившимися мне в дедушки. И мне почему-то не было стыдно, было наоборот спокойно.

Я почти все приготовила. Разложила вечером одежду на кровати, попросила Кали слегка завить локоны, а затем зашла к Разие.

Она увидела меня на пороге и не удивилась.

– Пришла попрощаться? – спросила она.

– Откуда ты знаешь?

– Видела дорогу твою. Будь осторожна.

– Конечно. Раз уж ты знаешь, что я ухожу… Сохранишь еще одну мою тайну?

– Что угодно для тебя.

Я присела к ней на кровать и внимательно посмотрела на ее лицо. Ну же, Эстер… Я слегка сжала пальцы от волнения. Было странно после такого долгого скрывания своей сути показывать ее кому-то.

– Твои глаза… – удивленно прошептала она.

Я знала, что они слегка подсветились. И я начала очень быстро шептать:

– Как росток пробивает землю, как травинка тянется к солнцу, как ручей впадает в реку, а река в озеро, кровь несется по венам ее, по телу ее, заживляй, исцеляй!

Я много раз повторяла одно и тоже, смотря в шокированные глаза Разие. Повторяла и повторяла, шептала и шептала, пока на лице не осталось ни одного шрама.

Я поднесла зеркало к ней. Разие взглянула и заплакала снова.

– Эстер…

– Я уйду сегодня. Я должна.

Она понимающе всхлипнула и пожала мою руку в знак поддержки.

– Пусть Судьба сделает твой путь счастливым, – прошептала она.

– А я попрошу счастья для тебя у Матери Луны.

Я оставила Разие в комнате, ощущая во рту вкус горечи. Я не планировала заводить друзей. Но разве друзей планируют? Они сами появляются в нашей жизни как нежданные подарки. Только я отказываюсь от этих даров. Мой путь лежит домой.

Но перед этим… время отдать долг.

Я сделала пару шагов и кивнула музыкантам. Мужчины зашли в комнату, я услышала шокированный вздох Дария.

– Я не вызвал музыкантов, – огрызнулся Дарий. – Вы зачем сюда пришли?

Но они уже заиграли на флейте и бубенцах, стоя у порога комнаты. Я крадущейся, но стремительной походкой вошла в комнату и вышла на середину. Дарий удивленно моргнул. Я ни разу не танцевала под музыку. Но я знала ее, Люкасса-мири напела мне ее однажды.

Он тоже узнал эту мелодию, я видела по его шокированным глазам. Все знали мелодию танца девяти вуалей.

Танца – поклонение, танца – оплаты долга.

– Нет, – прошептал он.

Но я начала. А все знают правило, если танец девяти вуалей начат, его нельзя останавливать. Ибо это право танцующей закончить его. Я сделала несколько ударов бедрами, полностью закрытых тканью. Раз, два. Удар бубенцов и.. я сняла первый платок. С головы, открыв лишь глаза. Оставшуюся часть лица, скрывал второй платок. Всего их девять, первый был снят… Танец начался.

Я в танце плавно указала рукой вниз, и Дарий послушно сел на кровать, не отрывая от меня взгляда.

Я увидела, как он не отрываясь смотрит на меня. В его взгляде смешались все эмоции: и страх, и гнев, и… желание.

Я видела, как он хочет встать и прекратить это, но он не мог. И продолжал смотреть не отрываясь.

Танцевать с таким обилием ткани было тяжело, но постепенно становилось легче, ведь я снимала вуали одну за другой. Удары бедер становились ритмичнее, показывалось все больше голого тела.

Я тренировалась. Возможно, мой танец далек от идеала. И соблазнительница из меня никакая, но я надеялась через взгляд передать весь огонь, что горел внутри меня. Я ощущала физически взгляд мужчины, как он глазами ощупывал меня. Сквозь музыку я слышала его громкое биение сердца, я слышала его тяжелое дыхание. Его руки сжали одеяло от напряжения. Но в глазах помимо желания периодически мелькала какая-то печаль.

Я надеялась, что все не напрасно. Долг оплачен, хоть мужчина и напротив меня никогда не требовал его.

Платок за платком падали на пол, плавно скользя по коже. Браслеты на ногах слегка звенели. Осталось два. Я увидела, что он нервничает. Но я не позволила нервничать себе и открыла лицо полностью, сняв предпоследнюю вуаль.

Качающейся походкой я направилась к нему, видя, как он сжимает одеяло все сильнее. В глазах смешан страх с желанием. В этот раз грозной хищницей чувствовала себя я. Я медленно развернулась, продолжая танцевать. Села на колени спиной к нему и резким движением сдернула последний платок, обнажая грудь и прогибаясь назад.