Много сделали мужики за июнь, поставили четыре сруба. Ещё начатых было три. После сенокоса продолжили, старались все. К середине августа двенадцать незаконченных домов стояло. Работали не покладая рук. Чтобы подбодрить как-то людей, Егор выдал аванс. Заплатил хорошо, некоторые подумали, что это всё заработанное, и были рады такой сумме, но, когда узнали, что полный расчёт будет в конце работ, взялись с новой силой. Дома ещё не доделали, как приехали переселенцы. Подоспели к отделке. Переночевали у костров, и ближе к обеду Егор собрал всех.

— Называйте фамилии, я запишу всех, потом будете тянуть бумажки, кому какой дом выпадет, чтобы не было скандалов и обид. Дома не все готовы, но до холодов всё будет сделано. Так приходилось заселяться всем новосёлам, самым первым было ещё хуже. Кому не понравится место, со временем может построить другой дом. Если отдаст дом для поселенцев, то получит бесплатно материалы и помощь. Если захочет оставить старый дом себе, строиться будет за свои деньги. Скот вам будет куплен, дрова готовить будете сами. Кормов тоже купим на первую зиму, дальше — это ваша забота. Покосы чистить будете сами — места есть. Дополнительные земли корчевать и чистить можете артелью или самостоятельно, как пожелаете. В деревне есть кузница, мельница, есть хороший столяр. Всё это люди сделали сами, они и хозяева. Всем ясно? Если будут вопросы, то меня зовут Егор Петрович. Где меня найти, каждый деревенский знает. Начнём.

Егор медленно записывал: Карповы, Башевские, Малутины, Николаевы, Ивановы, Фурсовы, Селезнёвы, Аксёновы, Соколовы, Королёвы. Бумажки сложили в кепку. Подходили к дому, Егор вытаскивал записку и громко читал фамилию. Новые хозяева растерянно стояли перед домом, потом шли к своему углу, о котором мечтали больше всего. Открывали двери и несмело входили. Сбылись мечты не о сладкой жизни, о человеческой жизни.

Когда все дела закончатся, надо будет отметить юбилей. Деревне уже десять лет, а в ней нет ни одного старожила — все переселенцы. Прижились, освоились. Уже и детей рожают, строятся. Места хватает всем.

Заселение прошло буднично. Все устали за прошедшее лето. Заработали хорошо, это, конечно, радовало. До холодов все зашли под крышу. Пусть не хоромы, пусть небольшой домик, но свой. Землицы отрезали хороший клин. В стайках приживалась скотина. Что ещё для жизни надо? Живи, человек, расти детей своих.

Итак, жизнь продолжалась. Приближалась зима, нужны были дрова — и в большом количестве. Пока не было снега, ходили поблизости с участком, пилили сухие вершины сосен, лежавшие под ногами. Потом на телеге подвозили чурки к дому и складывали. Без дров в Сибири не перезимуешь.

Егор переговорил с первыми поселенцами о юбилее. Всё ж вместе прошли этот путь, а десять лет — немалый срок, попробуй проживи его. Вот и стоит отметить день рождения. Душа человека просит праздника, как земля цветов.

День, на который был назначен юбилей, выдался тёплый, тихий. Праздновали всей деревней. На поляне, за околицей, поставили столы и лавки, принесли закуски, самогонки. До утра заливалась гармошка. Пели и плясали все, кому не лень.

— 

Я уж и забыл, что жил где-то, — говорил пьяненький Фрол Погодин. — Привык, как будто, так и надо.

Он разворачивал гармонь и распевал частушки.

— 

Десять лет, как один день, — рассуждал Антип Кузнецов, — Уже здесь два внука народились. Теперь это их родина.

— 

Ты у нас куркуль! — крикнул Фрол. — Второй дом построил. Я один обжить не могу, а у него второй уже. Ещё строить не собираешься?

— 

Чего ж не собираюсь? Собираюсь. Никиту оженю и ему дом построю.

— 

Кого в сваты берёшь? У меня дочка подросла, бери в родню.

— 

Молчи, дурень старый, — шикнула на него жена Нюшка. — Зенки зальёт и болтает.

— 

Девка у тебя неплохая. Наверное, не сидит днями с удочкой, как отец.

— 

А кто мне всё делает? — вдруг заегозил Фрол.

— 

Ладно, скажет Никита к тебе идти — пойду к тебе, — миролюбиво сказал Антип.

— 

Можешь не ходить, не отдам дочку, — упёрся пьяный Фрол.

Все захохотали.

— 

Хорошая деревня у нас, — тихонько проговорил Кузьма Захаров. — Сколько дней я думал: надо было ехать или нет. Вот теперь поймал себя на мысли, что не стыдно детям в глаза глядеть. Как было там? Придёшь — дети голодные глядят на тебя, а не вытащишь ли ты корочку из кармана. Или забыли? — обратился он ко всем.

— 

А здесь кто голодом сидел, даже в самый плохой год? Конечно, работали, аж жилы лопались, но голодные не сидели. Значит, стоило ехать. Смотрю, а дети кусок хлеба на столе оставляют, разве там было такое? А ещё скажу вам вот что: на другой год или на третий поехал я по другим деревням продавать кадушки. Думку держал посмотреть, а может, в других деревнях получше пристроились. Посмотрел, сравнил, с людьми поговорил и понял, что лучше, чем у нас, нет. И чьими стараниями?

Люди стали крутить головами, выискивая Камышлеева. Егор смутился и покраснел.

— 

Спасибо тебе, Егор Петрович. Новенькие поговаривают, мол, барин, раз по имени- отчеству. А я скажу: не как барин он с нами возился, а как отец. Тут некоторые говорят, мол, наживается на нас. Скажите, у кого он лишнего взял? Кому недоплатил? Вот и выходит, что выпить за тебя надо, Егор Петрович.

— 

Наговорил, прямо я покраснел, — сказал Егор. — Я скажу вот что. Кто хотел, у того получилось, значит, вы хотели больше всех. Мы хотели больше всех, — поправился он. — И у нас получилось, как надо. Главное, всё делали сообща, никто в стороне не оставался. Мы вместе прошли этот путь, и мне не стыдно смотреть вам в глаза, правильней сказать, нам не стыдно смотреть в глаза друг другу. Если выпить, то за нас всех. Мы все в одной деревне. А ей десять лет сегодня. За нас!

Опять заиграла гармошка, веселье продолжалось. Гуляли ещё два дня: остановил выпавший снег. За одни сутки навалило основательно. Сразу стало торжественно и празднично. Ровные белые дымы тянулись в небо, растворяясь в синеве. Хозяева расчищали тропинки возле дома и во дворе. Детишки мяли красоту, создавая своё: лепили из податливого ещё снега снеговиков, швыряли снежками друг в друга и в прохожих. Одни ругались, другие, вспоминая детство, отвечали снежком. Тогда все дети дружно атаковали взрослых. Настроение у всех было весёлое.

Через полмесяца приморозило немного, настала пора возить дрова домой. Пока снег неглубокий, можно в лес проехать.

Зимой по лесу можно ходить только на лыжах. Снег мягкий, не тронутый ветром, лишь немного присыпанный хвоей и небольшими ветками. Тихо в лесу зимой. Разными следами прошиты сугробы, как нитками, от кустика к кустику, от дерева к дереву. Только зайцы набивают тропы. Приморозит такие заячьи дороги — не проваливается зверёк, носится, согреваясь от мороза, ничего не видит. Ловят косых в петли, наставленные на их же тропах. Хорошая поддержка крестьянскому столу. И шкурки идут на шапки да на рукавицы, тёплые и лёгкие. Лаврен Кузьмин наловчился шить детские шубки и душегрейки. По дому утром хорошо ходить, можно и во двор выскочить на минутку, спину не застудишь.

Зимой все ходят друг к другу на посиделки: мужики играют в карты, а женщины вяжут носки и рукавицы и разговаривают на разные темы. И о прошлом, и про детей, и всем косточки перемоют. Так проходят зимы, а иначе хоть волком вой. Дни короткие, зато вечера да ночи длинные. Звёзды на небе что ромашки на лугу. Снег блестит, как на солнце, мерцает, охватывает сугробом крыши домов. Маленькие окошки выглядывают из сугробов, и мерцает в них слабый огонёк лучины. Хороша зима: отдых даёт крестьянину, но уж больно длинна, устаёшь от неё.

Кузьма Захаров с утра стучал у себя в столярке. Поставил печурку маленькую и подтапливал стружкой с опилками. Тепла много не надо, лишь бы руки не мёрзли. На стук пришёл Трифон Суренков.