—

Наговорил ты страстей, Илья Саввич, просто оторопь берёт, — сказал Евсей. — А за дочь ты не переживай — жить есть где. У Родиона свой дом имеется.

—

Вот и хорошо, на том и сговоримся.

На следующий день на трёх подводах братья направились в Конторку, рассудив, что с девушкой не стоит ехать по морозу сразу до Тальников. В Конторке Хрустов решил задержаться и проверить, чего там натворил Нестор. Иногда приходилось делать небольшие ревизии да вправлять мозги старшему сыну, не желавшему больше ничем заниматься, кроме как сидеть в лавке. Лиза захотела забрать в деревне свои вещи, особенно дорогие для неё. Здесь же хранились её детские игрушки, их она пожелала подарить деревенским детям, с кем ей придётся жить по соседству. По приезде они сходили на кухню к Никитичне, почитаемой и любимой ими обоими.

Никитична, услышав шум за спиной, не оборачиваясь, сказала:

—

Нечего здесь толкаться, не готово ещё. Через полчаса заходите.

—

Нам бы хлебушка, — попросила Лиза, улыбаясь.

Никитична обернулась и присела на скамейку.

—

Боже мой, радости-то, радости какие, Лизанька, лапочка, сколько ты не была, я уже истосковалась. А это кто?

—

Ты присмотрись, присмотрись, — расхохоталась девушка.

—

Родька, ты, что ли? А-яй! Мужик уже, как времечко спешит.

Она протянула к нему руки:

—

Дай-ка я тебя рассмотрю получше, сколько годов не видела. И герой ты у нас, вон крестов нацепил сколько! А сидел в уголочке да сухарями хрустел по вечерам, словечко, бывало, не выпросишь у него. Так вы вдвоём и грызли пряники, будто мышки, да молоко клянчили, — ворчала счастливая старушка. — Слава богу, тебе, Родион, довелось невредимым вернуться, а другим судьба так не улыбнулась. Много их ходит сейчас, подкармливаю по возможности.

Лиза с Родионом присели за стол, разглядывая кухню, пытаясь высмотреть что-нибудь новенькое.

—

Ничего не изменилось, только я постарела, ходить тяжело стало, а так всё по-прежнему. Вам молочка принести холодненького или парного дождётесь?

—

Мне холодного, — сказала Лиза.

—

Мне тоже.

Никитична налила две глиняные кружки и подала по краюшке хлеба:

—

Сегодня стряпала, свежий. — Она села напротив и стала любоваться ими, покачивала головой и молчала.

—

А я замуж выхожу, — заявила Лиза, — за Родю.

Никитична привстала и тихо спросила:

—

Верно, или ты над старухой подсмеиваешься?

—

Ей-богу, уже еду с ними в деревню. — Лиза улыбалась, и было непонятно: шутит она или нет.

—

Ну тебя. Ты всегда надо мной подшучивала, — махнула рукой кухарка.

Молодые переглянулись и засмеялись.

—

Верно, что ли? — недоумённо переспросила она.

—

Верно, — сказал вошедший Евсей. — Здравствуй, Никитична.

—

Здравствуй.

—

Родион, мы поедем к Лаврену, проведаем старика; говорят, опять приболел. Ты останешься или поедешь с нами?

Родион посмотрел на Лизу.

—

Ты поезжай, только недолго; они там засидятся, а ты приходи пораньше, ладно? Я тоже пока свои дела поделаю — не буду же я свои платья при тебе перебирать.

—

Я недолго, — сказал Родька и пошёл вслед за Евсеем.

—

Он хороший. Не смотри, что крестьянского роду; душа у него добрая, я-то приметила его ещё маленьким, — сказала Никитична, когда Родион ушёл.

—

Хороший, я знаю. Едва дождалась его с войны.

—

Отец долго упирался?

—

Нет, а я бы и слушать не стала, даже если бы и не благословил.

—

Нельзя так, детонька, отец же, он любит тебя.

—

Потому и не упирался, что отец.

—

Рада я за вас, выросли на глазах, не избаловались, но никогда не подумала бы, что вы повенчаетесь. Эх, пути Господни…

Лиза обняла Никитичну, женщина растрогалась и смахнула платочком слёзы.

Лаврен сидел у окна и смотрел, как спускались сумерки. Вдруг увидел, что у ворот остановилась лошадь, из кошёвки вышли трое мужиков в полушубках и направились к калитке. Лаврен поднялся и поспешил к двери: в спине кольнуло, и он медленно присел на лавку.

—

Акулина, глянь-ка, к нам гости.

—

Варька уже побежала, сейчас встретит.

Варька, уже взрослая внучка Акулины, симпатичная девушка, но не замужем, хотя её подружки уже имели детей. Не желали с ней хороводиться местные парни по причине, которая была смешной: бабушку Варвары все считали ведьмой, хотя она перелечила почитай всех нынешних женихов. Но молва есть молва: с ведьминой внучкой никто не хотел родниться, от греха подальше. Девушка всё понимала и не обижалась. Просто стала старательно перенимать все бабушкины тайны.

—

Ничего, всё у тебя наладится, ещё увидишь свет в окошке, ты только потерпи. А тайны я тебе передам, никакой чертовщины в них нету, просто я травки знаю да молитву читаю — вот и вся тайна, — говорила ей бабушка.

В дом ввалились гости.

—

Вставай, Лаврен, принимай гостей, — весело сказал Хрустов.

—

Здравствуйте, — сказал Евсей.

Поздоровался и Родион. Лаврен собрался с силами, привстал и поздоровался со всеми.

—

Это Родион, верно? Дождался Евсей брата, слава богу. Ну, покажись, солдат, поел походной каши? Молодец, теперь и жить можно — всё самое страшное посмотрел, дальше только доброе осталось тебе.

Илья Саввич поставил на стол гостинцы и водку. Гости расселись на лавки вокруг. Бабка Акулина поставила на стол грибов и чугунок с картошкой, чашку с солёными ельцами и сало.

—

Ты прибери это, пригодится ещё, — подвинул кульки с продуктами Хрустов, — да не стесняйся в лавку наведываться.

Акулина взяла пакеты и унесла их в кладовую с недовольным лицом.

—

Что-то не так? — сразу понял Хрустов. — Ничего, я разберусь с сыном, будет знать, кому зубы показывать.

После выпитой рюмки все повеселели, разговорились. Родион посидел немного и собрался домой к Хрустовым.

—

Ты чего так рано? — спросил лавочник.

—

Так невеста приказала явиться пораньше, — ответил за брата Евсей.

—

Пропал парень, — заключил Хрустов. — Ты возьми лошадь, только пришли её назад.

—

Да я и пешком пройдусь — посмотрю деревню.

—

Ну, иди пешком.

—

Уже оженили парня?

—

Сосватали Лизавету мою, — буднично сказал Илья Саввич и ещё налил водки. — Дай бог, пережить нам все эти революции да митинги. Чудится мне: прольётся кровушка ещё — не возрадуемся.

—

Ты про что? — не понял Лаврен.

Хрустов не стал ничего разъяснять. Выпил водку и стал вилкой ловить гриб, потом взял его пальцами и отправил в рот.

—

Хотел бы я свадьбу здесь провести, да думаю, что пусть лучше там, на месте. Никого не удивишь, только завистников подразнишь.

—

Так вы что? Породнились? — спросил Лаврен.

—

Породнились, породнились, мы, почитай, годов десятка полтора роднимся, только не знаем про то, — ответил Илья Саввич.

—

Эко как дело повернулось, тогда давай за молодых, — предложил Лаврен.

—

Давай, — поддержал Евсей.

—

Ты думаешь, что я против такой родни? — спросил Хрустов. — Да такую родню, скажу, поискать ещё надо. Посмотри, как на земле крепко встали, а пришли ко мне сиротами. На такую родню только и опираться надо, я против времени, что выпало им на долю. Нам с тобой, Лаврен, ещё куда ни шло — пожили, хотя я и ещё пожить не отказываюсь, а вот им как начинать жизнь в этой суматохе? Большаки, меньшаки, эсеры, кадеты — зараз всех и не запомнишь, а уж разобраться, кто и зачем — это и вовсе тёмный лес. Нет, правильно всё: вези их, Евсей, подальше отсюда, там у вас спокойней. Даст Бог, и пронесёт мимо, как накипь из котелка. Через пару недель я подъеду, если и раньше не придётся.