—

Я и сейчас смогу, ты за меня не бойся, братушка.

—

Нет, в этот раз я пойду один. Хозяин о тебе хорошо говорит, примечает твою работу. Ты уж постарайся, Родя, придёт время, и мы добьёмся своего. А дочку хозяйскую привечай, раз она к тебе привязалась. Дети к добру тянутся, значит, ты у меня добрый.

—

Да я ничего, она сама приходит. Пряник приносила. Ей матушка позволила приходить ко мне.

—

И ладно, и хорошо. Только осторожней с ней будь, она маленькая, а, не дай бог, случится чего. Беда большая будет. На лошади без разрешения катать не надо.

—

Тогда лучше мне с тобой пойти.

—

На этот раз нет, — твёрдо сказал Евсей.

В середине апреля, когда снег покрылся чёрными подпалинами, а дороги ещё держались, подкрепляемые утренними морозами, компания из молодых парней во главе с Лавреном Изотовым, человеком уже пожилым, но ещё крепким, которому Илья Саввич доверял особенно, собиралась отправиться на промысел. Перед отправкой Хрустов ещё раз переговорил с Евсеем.

—

Ты присматривайся к делу, Лаврен последний раз идёт, не для него такие прогулки. Это вам, молодым, за ради шутки прогуляться в такую даль. Он присмотрит и подскажет, что надо. И ещё: возьмёшь ружьё и будешь добытчиком, когда мясо понадобится. Заодно запоминай новые места, речки, ручьи, где есть золото, потом пригодится и самому. Ещё я тебе скажу вот что: скоро у нас появится железная дорога, много пришлого люда вместе с ней прибудет. Шумно станет здесь, так что тебе определяться надо. Поразмысли, чем тебе лучше заняться. Многие из наших сельчан пойдут дорогу строить, работа — не сахар, а всё приработок, причём надёжный, такие вот дела к нам надвигаются.

—

Что за дорога такая железная? Впрямь из железа? Кто по ней поедет?

— Чего объяснять, построят, тогда и увидишь, но дело государственное, решённое, мимо нас не пройдёт. За брата не беспокойся.

Хрустов понимал, что с приходом железной дороги и он, Илья Саввич, своё не упустит — при большом деле всегда крошки по сторонам летят. Но вместе с тем он понимал, что золото никогда не будет лишним. Только с умом использовать его надо. Хрустов знал, что золота на Бирюсе много. За эти участки полвека назад разгорелась нешуточная война между заводчиками Рязановыми и золотодобывающей компанией Толкачёва и Коробкова. Рязановым эта тяжба стоила более миллиона рублей. Но рязановский золотоискатель Гаврила Машаров не остановился на Бирюсе — он отправился дальше осваивать просторы Сибири. Вскоре удача снова улыбнулась ему вблизи села Мотыгина. Охотники стали находить в зобах глухарей крупинки золота, попадались и небольшие самородки, на это сразу обратил внимание Машаров. Уж он-то, первейший золотоискатель, знал, откуда появляется такое чудо. Разведчики заводчиков Рязановых быстро подтвердили богатейшие месторождения на реке Удерей. Золотоискатели продвигались дальше, открывая огромные запасы золота на Верхней Тунгуске, вблизи Енисея. Старатели пошли туда, где металла было больше, где добывать его было проще. Поползли слухи о золотом песке, о самородках, валяющихся под ногами, и потянулись люди со всей Сибири в тайгу, на речки и ручьи, где надеялись найти своё счастье. И находили, становились миллионщиками, но чаще разорялись. Деньги вкладывались бездумно или просто проматывались, тратились на разные причуды. Так бесславно закончил свои дни и первооткрыватель бирюсинского золота Гаврила Машаров. Удачливый старатель, он стал управляющим прииска «Гавриловский» на Удерее, из наёмного золотоискателя превратился в состоятельного купца. Его называли «таёжным Наполеоном», его дом посреди тайги мог сравниться по роскоши и удобствам с царскими палатами. Рядом с усадьбой стояла каменная церковь, по убранству она могла соперничать со столичными храмами, в оранжереях выращивали ананасы. На груди искателя приключений красовалась золотая двадцатифунтовая медаль с надписью: «Гаврила Машаров — император тайги». Но… Последние годы жизни Машаров прожил во флигеле своего дома совершенно нищим. Но это уже совсем другая история.

Нет, Илья Саввич не станет так швыряться богатством, если оно у него будет. Курочка по зёрнышку собирает, а зоб набивает. Бессонными ночами в его голове такие прожекты выстраивались что сам диву давался. Вот и снарядил Хрустов своих золотоискателей на поиски металла. Вот и старается окружить себя людьми, которым можно было доверить свои планы — в одиночку всё равно ничего не сделаешь. Хорошее время грядёт для хваткого человека. Время покажет, можно ли в Сибири выращивать ананасы, а ещё подскажет — нужно ли их здесь выращивать.

Ранним апрельским утром, едва солнце начало осиливать вязкий туман — остаток весеннего заморозка, у дома Хрустова уже стояли три повозки, запряжённые крепкими сытыми лошадями. Дорога предстояла неблизкая.

—

Ребятки, со всеми говорено не раз. Некоторые из вас там уже бывали, знаете — дело серьёзное. Слушаться Лаврена, — напутствовал Илья Саввич. — Ну, с Богом!

Он перекрестил всех три раза и кивнул Лаврену, чтобы подошёл.

—

Как и решили, дойдёте до Благодатской, оставите лошадей у Никодима Нестерова до осени, он знает, снаряжение погрузите на одни сани и сами пешком вверх по реке. Путь неблизкий, надо идти быстро, пока лёд на реке крепкий. Слышишь, Лаврен, надо успеть по льду.

—

Всё исполню.

—

Теперь послушай: возьми ещё пару ружей, дошли до меня слухи, будто в тайге постреливают. Дай бог, чтобы не пригодились, но бережёного Бог бережёт.

—

Свят, свят, свят! — перекрестился Лаврен.

—

Насчёт Евсея мы договорились, присматривайся к нему, готовь себе замену, тебе и здесь работы хватит.

Утоптанная обозами дорога, часто помеченная конским помётом, примороженная ночным морозцем, была крепкой, похрустывала под копытами лошадей. После саней оставались ровные блестящие полосы от подбитых железом полозьев да взрыхлённые ямки от подкованных копыт.

На первых двух санях сидели по три человека в чёрных полушубках, в малахаях из овчины. Третья повозка была просто привязана ко второй, а на санях находился инструмент, аккуратно уложенный и привязанный, чтобы не потерять ничего невзначай. В тайге ничего не найдёшь — всё надо беречь. Из-за мелочи можно потратить много времени, которое и так очень дорого.

В дальний, опасный путь отправились шесть человек. Вместе с Евсеем и Лавреном ехали молодые конторские парни. Маркел Дронов, местный баламут и шалопай, наделённый огромной силой, которую тратил бездумно. Высокий ростом, крепкий сложением, он был привлекательным и внешне. Девчонки на вечёрках поглядывали в его сторону и тайно мечтали о таком женихе, но Маркел никого не привечал до некоторых пор. Этой зимой ему приглянулась Настасья Малышева, молодая девушка, которая расцвела, неожиданно превратившись из подростка в юную красавицу. Конторская молодёжь собиралась по вечерам в просторной избе бабки Макарихи, там и заприметил её Маркел. Настасья не только не отвела своих больших карих глаз от нагловатого взгляда Маркела, но и одарила его такой усмешкой, что парень едва не задохнулся от неожиданности.

—

Кто это? — спросил он гармониста.

—

Ты чего? Своих не узнаёшь? — захохотал он. — Это же Настя, Ивана Малышева старшая дочка. Понравилась?

—

Не видел раньше.

—

Так вон там стояла обычно. — Ванька-гармонист показал на девчонок-подростков, ютившихся за печкой и глядевших во все глазёнки на происходящее.

Маркел сделал равнодушное лицо, но почувствовал, как что-то заныло внутри. Он больше никому ничего не говорил, но украдкой поглядывал на девушку.

И сейчас, сидя в санях, завернувшись в полушубок, он вспоминал Настю, растревожившую его, размечтался, как приедет осенью и подойдёт к ней с подарком.

Рядом с Маркелом, притулившись друг к другу, ехали его закадычные дружки: Еремей Трухин, Фома Ракитин и Кирьян Лисицин. Ребята крепкие, работящие, тоже неплохо показали себя на лесозаготовках. Старшими в группе были Евсей и Лаврен.