— Блажь у мужика, — поговаривали сельчане.

Но неожиданно эту «блажь» подхватили ребятишки. Девчонки уговорили мальчишек, и те натаскали саженцев в деревню из леса.

А Мыльников вообще учудил. В Тайшете один из купцов привёз саженцы тополей. Осип увидел, как сажают их возле церкви и по Трактовой улице. Когда сажальщики зазевались, Мыльников стащил пять штук и привёз в Камышлеевку. Смеялся. Говорил, что мог и купить, но тогда неизвестно: прижились бы деревца на новом месте или нет. А так следующей весной напротив мыльниковской усадьбы зазеленели маленькие тополя. Их загородили от скота, и каждый изредка подходил, любовался ими и сравнивал с осиной. Ничего не росло так быстро, как эти тополя, может, потому, что ворованные. Расцвела деревня. По весне такой дурман от черёмухи стоял, что голова шла кругом.

Не сразу, но стала уходить тоска. Заботы всё больше отвлекали от больных дум, радовался Мишка и малышке-дочке. Она уже сибирячка. Радость и отрада. Васька тоже обвыкся, дети быстро забывают плохое. Чего ж теперь? Привыкать надо! И Алёнка однажды призналась, что не зря там всё бросили. Конечно, не зря. Человеком себя почувствовать всегда приятно. Не батрак, а хозяин.

Растаял снег. Бурая сухая трава громко шуршала в просыпающемся лесу. И не нужна тишина, всю зиму тихо в лесу было, можно и пошуметь. Мишка Сушкевич, как и многие жители деревни, направился в лес. Пришла пора побаловаться берёзовым соком. И не только попить сладкий берёзовый нектар, но и заготовить сок на лето. В погребе сок немного закиснет, и будет квас. Сок собирать — дело нехитрое. Вырубаешь небольшое корыто и ставишь под берёзу. Надрубаешь ствол и вбиваешь небольшой клинышек. Сок из прорези по клину бежит в корыто. Теперь сиди и жди, когда наберётся бадейка, свёрнутая из бересты. Приложишься к бадейке — не оторвать. Холодный, сладковатый напиток бодрит. Мишка уже наставил с десяток корыт. Завтра приедет на телеге с кадушкой, соберёт из корыт сок и поставит снова. И так неделю будет ездить каждый день. Когда сока не станет, соберёт корыта да сложит в сухое место, чтоб не погнили. Скоро начнётся посевная пора, пригодится сок. Мишка присмотрел ещё и цветы. Вот подснежники зацветают, а там огоньки проклюнулись. Ещё прошлым летом он выкопал колокольчики, ромашки вместе с дерном, так приживаются лучше. Целое лето будут цвести разные цветы, радовать глаз. Посмотришь на них, и спокойнее становится на душе. И пусть его считают чудаком, но ему нравится.

Не только цветами занимался Мишка. Попросил как-то Мыльникова привезти ему картошки из Конторки: поговаривали, будто там хорошая картошка. Мыльников сперва посмеялся, а потом, когда узнал, что Мишка хочет развести другой сорт, привёз ему мешок и денег не взял. Сказал, чтобы на следующий год рассчитался новой картошкой. Новый сорт получился удачным. Старая картошка была хороша, урожай добрый, но к весне чернела, её скармливали скоту. Новая пролежала зиму хорошо, да и на вкус была получше. Следующей весной Мишка садил два сорта — старый и новый, разделяя их полосой овса. Картошки накопал столько, что можно было и продавать. И в маленьком огороде каждый год старался он вырастить что-то новое. Семена ему привозил лавочник. Огурцы, капуста, морковка росли у Мишки лучше всех в деревне. Всё свободное время возился он с огородом. С прополкой помогали Алёнка и дети. Насмешки в деревне прекратились, когда люди увидели результаты. Бабы завидовали потихоньку:

— Смотри, как повезло Алёнке: мужик, а на огороде всё сам делает. А тут и дом на твоих плечах, и скотина, и огород.

Ну а сохранить урожай Алёнка умела лучше всех в деревне. Хрустящие огурчики из бочки да золотистая капуста так вкусно не удавались никому. Ходили бабы, выведывали секреты, но ничего нового не узнали. Алёнка и не скрывала, как она делает. Вроде так же, как и все, только выходило совсем не так, как у всех. Это как и с хлебом — пшеница с одногополя, мука с одной мельницы, а хлеба одинакового в деревне не найдёшь. У каждой хозяйки свой вкус. Так, видно, и тут. Бабы сошлись на том, что «лёгкая рука» у Алёнки, потому и всё вкусней. Невдомёк было бабам, что делала Алёнка не абы как, а с душой, с песней. А чего не петь, когда каждый день в радость? Чего не радоваться, когда солнышко всё утро гуляет по светлым вихрам ребятишек? Кот вон сидит на окне да муху лениво гоняет. Муж не слоняется в поисках чего-нибудь, а делом занят. И приятно позвать его к завтраку и подать чугунок с картошкой да хлеба, да молока кринку. Разве есть счастье больше? Потому у Алёнки любое дело спорится. А ещё потому, что под сердцем носит она ещё ребёночка, который родится в тепле и достатке.

Сено косили на берегу речки. Солнце палило исправно, с утра было немного полегче, а уже к обеду некуда было спрятаться от зноя. Жара и аромат скошенной травы кружили голову, делали тяжёлыми руки и ноги, дышать становилось труднее. После обеда, в самое пекло, не косили, никаких сил не хватало: валялись в шалаше или в тенёчке под густой елкой. По самому берегу их много росло. На дрова елку пилить — себе каторгу устраивать. Елка — дрова хорошие для чистки печи, как и осина, но колоть их невозможно. Мелкие сучки пронизывают ствол поперёк, словно пробивают деревянными гвоздями. Попробуй расколоть чурку, сбитую гвоздями. Топить елкой, если нет снега, — опасно. Слишком много искр выплёскивается из трубы, гляди и пожар случится. Но искры, пролетая через дымоходы, поджигают сажу, вспыхивая, она прочищает дымоход. То же происходит и с осиновыми дровами.

Никита Кузнецов лежал под елью на самом берегу речки. Купаться в ней не будешь: воробью по колено и вода холодная в любое время. Слишком много родников дают воду реке. И бежит она в тени тех же елей, ивняка и смородиновых зарослей. Кислицы тоже здесь хватало. Никита было уже задремал, но, услышав шорох, обернулся. Иринка Юшкевич, раскрасневшаяся от жары, скинула платочек, наклонилась к воде и стала брызгать на себя водой. Потом сполоснула руки и лицо. Намочила беленький платочек, без которого в такую жару опасно находиться на солнце, собралась уходить.

— 

Ира, иди сюда, здесь прохладно, — позвал Никита.

— 

Тьфу, чёрт красивый, напугал, — вздрогнула Иринка.

— 

Разве, черти бывают красивые? — спросил Никита, поражаясь своей смелости. Он даже и сам не понимал, как осмелился окликнуть девушку.

— 

В зеркало посмотри, увидишь, — спокойней сказала Иринка, но подошла и присела на самый краешек берега.

— 

У тебя руки подгорели, — сказал он, кивком указывая на покрасневшие места, которые не были закрыты рукавами.

— 

Наверное. Побаливают немного.

— 

Много ещё косить?

— 

Хватит. Работников немного, и жара стоит.

— 

Да, жарко.

— 

Я, правда, на чёрта похож? — вдруг спросил Никита.

Иринка громко расхохоталась.

— 

Это тебя так девчонки зовут!

— 

Почему?

— 

Нравишься ты многим, а ни на кого не смотришь. Говорят, что ты заколдованный. Значит, чёрт. Смотри, сглазят тебя, что тогда делать будешь?

— 

А как чёрта сглазишь?

— 

Не знаю. А не боишься, что присушат тебя девчата?

— 

А ты присуши. Может, мне и понравится.

— 

Я на тебя глаз ещё не положила, — смеялась девушка. — Вот присмотрюсь получше, а там видно будет.

— 

Присмотрись. — Никите было легко и приятно с девушкой.

— 

А замуж за меня пошла бы? — вдруг спросил он.

— 

А ты позови, поглядишь: пойду или нет.

— 

Выходи за меня, — ласково сказал Никита и встал, испугавшись своей смелости.

Иринка тоже поднялась и вызывающе посмотрела ему в глаза, рассмеялась и побежала на свой покос.

— 

Осенью сватов жди! — крикнул он вслед.

Она не обернулась, просто бежала и улыбалась.

Никита чувствовал себя глупцом. Давно нравилась ему Иринка: как глянет на неё — дыхание перехватывает. Она же никогда и не смотрела на него. Стыдно ему стало. Разве можно простыми словами говорить о своих чувствах? С вечёрки ни разу не проводил, какими глазами он теперь посмотрит Иринке в глаза при новой встрече?