Едва завидев Родиона во дворе, Лизавета оставила занятие и бросилась встречать друга.

—

Лизавета Ильинична, так нельзя, урок не закончен, — сказал Свешников.

—

Потом продолжим, Родька приехал, пойду встречать! — крикнула девочка.

Они вдвоём сидели в комнате Лизы и грызли сухие баранки, словно ничего вкуснее не было. Лиза рассказывала, как ей легко даётся учёба, как много она уже знает; Родион сидел, слушал её и улыбался.

—

Родя, у тебя уже борода растёт, ты уже стареешь, что ли? — вдруг сказала девочка. — Почему ты не подстригаешься?

—

Да какая там борода, — улыбнулся Родька. — Смех и только.

—

Скоро ты станешь совсем старенький, обрастёшь усами и бородой, я тогда и не признаю тебя.

—

Захочешь и признаешь.

—

Вы опять к карагасам ходили?

—

Ходили, там красиво, хорошо, особенно осенью, когда комаров и мошки нету.

—

Мне хочется посмотреть, ты возьмёшь меня туда?

—

Ты подрасти немного, туда далеко идти, устанешь.

—

Нет, не сейчас, потом, когда вырасту, когда не надо будет спрашиваться. Возьмёшь?

—

Конечно, возьму, раз ты хочешь.

—

Мне хочется посмотреть оленей, они большие?

—

Нет, они маленькие.

—

Ну, как лошадки?

—

Меньше.

—

Но у них рога есть?

—

Есть.

—

Родя, люди про меня разные гадости говорят, ты не верь им.

—

Какие гадости?

—

Какие взрослые делают, кухарка рассказывала Аннушке на кухне, а я случайно подслушала.

—

Конечно, я не поверю ни про какие гадости, пусть хоть что говорят. Я знаю, что ты не можешь делать гадости.

Лизавета замолчала, задумавшись.

—

Я раньше не знала, что мир такой большой; учитель много мне рассказывал, как люди жили раньше, давным-давно. Есть много разных стран, где люди живут совсем не так, как мы. Ты знаешь, оказывается, дураков и раньше было много, которые делали гадости. Один спалил город просто так, многие убивали друг друга мечами на радость другим. Разве это весело, когда умирают люди? Ты бы стал смотреть такое?

—

Нет, не стал бы, это невесело.

—

Ты видел, как умирают люди?

—

Да, видел.

—

Расскажи.

—

Потом как-нибудь.

Затем они поехали кататься по селу на коне. Сидя в кошёвке, Родион правил лошадью, а Лизавета смотрела по сторонам, отмечая новые постройки, появившиеся недавно, на лице у неё была грустная улыбка. Какие-то мысли тревожили девочку, не давали покоя.

Когда они подъехали к дому, их уже ждали.

—

Где же вы катаетесь, мы уже переживаем, — сказал Илья Саввич.

—

Много настроили новых домов, Тайшет уже больше Конторки стал, — сказала Лиза, покидая кошёвку.

—

Всё нормально? — спросил Илья Саввич. — А то тут шалят в последнее время.

—

Среди белого дня шалят? — удивился Родион. — Нешто так бывает?

—

Бывает ещё и похлеще, подумать жутко.

—

Ладно, тятя, не пугай Родиона, он в лесу не боится, а здесь и подавно, — сказала дочь и направилась домой.

—

В лесу проще будет: от зверя пакости знаешь какой ждать, а у людей — поди отгадай.

Утром, когда братья Цыганковы уезжали домой, Родион увидел, как из окна своей спальни Лиза помахала ему рукой.

Вот и пришли морозы. Над Тальниками с утра висел туман, воздух, словно пирог, можно ножом резать. Скотина стоит в хлевах, не желая выходить, даже когда приходится чистить помещения. Всё вокруг покрылось инеем, словно белой бахромой, ровные синие столбы дымов поднимаются высоко, скручиваясь в одну толстую верёвку, которая в вышине сгибается и исчезает за дальним сосновым бором. Собаки, все в инее, едва выглядывают из своих схронов, чтобы не прокараулить еду, а то всё моментально замерзает в корытах. Даже крепкие собачьи зубы едва справляются с такой едой.

После обеда, когда немного расползётся туман, мужики запрягают лошадей и едут на речку за водой. Хочешь не хочешь, а бочку-другую нужно привезти: скотину кормить, поить надо даже и в мороз. Лошади покрыты попонами, чтобы не застыли, пока хозяин набирает воду в проруби. Обдерёт возница сосульки с лошадиной морды, чтобы не мешали дышать, освободит ресницы от инея — да скорей домой.

В такие дни ребятишки сидят по домам, балуются, получают подзатыльники от родителей, потом забираются на русскую печь и спят там на шубах, постеленных специально, чтобы горячие кирпичи не припекали бока. Это время и есть глухозимье. Бывают годы, что пригрозит зима морозами неделю-другую да отпустит, но бывают и такие, что прихватит мороз в ноябре и до марта не отпускает. Вот тогда радуется тот хозяин, у которого и скотину есть чем кормить, и дровишек приготовлено с лихвой, да не абы какие, а сосна и лиственница. С хворостом такую зиму не обманешь, поэтому к заготовке дров здесь относятся серьёзно. Выбирают место, желательно недалеко от дома да валят несколько лесин, потом пилят на чурки, колют на три-четыре части и складывают в поленницы. Так дрова сохнут и ждут своего времени, когда выпадет снег. Потом на санях вывозят сухие дрова домой, и тут успевай, чтобы не попасть под большой снег, а то намаешься. Сено тоже вывозят с покосов уже по снегу. Иначе никак. Тут-то и сказывается дружба в деревне. Выедут мужики и с шутками, прибаутками за неделю-другую доставят всё домой, справятся со всем, потом ещё и отметят, как водится. Пару дней гуляют законно, даже хозяйки помалкивают.

Обычно все грозы и беды приходили на землю Бирюсинскую с запада: летняя сумасшедшая гроза, зимняя пурга, да и вести разные тоже приходят с той стороны. Попривыкли люди к невзгодам, но беда, прилетевшая в середине лета 1914 года, растревожила, напугала жителей. Шутка ли — война. Заголосили бабы на подворьях, заиграли гармошки, провожая на войну тех, кому пришлось нести сей крест.

Родион Цыганков, ещё весной вместе с братом ходивший с обозом к карагасам, божьей волей оказался одним из тех, кого призвали на войну. В середине августа его забрали, а уже в сентябре он был в составе 41-й дивизии Сибирского стрелкового полка, 1-го Туркестанского армейского корпуса 10-й армии.

Словно осенний лист ветром, занесло Родиона через всю державу на другой конец страны. Много чего нового, невиданного ранее, проплыло за окном вагона. Поначалу Родион дивился всему, что видел, особенно поразили его большие города, размеров которых он даже не представлял, а потом просто отмечал себе в памяти, что-то новое — и только. А к концу пути даже и не смотрел по сторонам — устал.

Определили Родиона в пешую разведку как охотника и таёжника. Его навыки должны были пригодиться в особых заданиях командования. Разведке надлежало, кроме всего прочего, ещё и наводить панику среди немцев во время наступления, поэтому туда брали только отменных стрелков, каким назвался Родион, а также два его новых товарища из Канска: Васька Конев да Петруха Мамаев. Ещё в пути они сговорились помогать друг дружке и быть всегда вместе. Компанией даже батьку бить проще, а уж по войне идти тем более.

Свой первый бой друзья вместе с полком приняли уже в сентябре у русской крепости Осовец. В крепости были российские солдаты, нужно было разорвать кольцо немецких войск, блокировавших эту крепость. Разведчиков определили немного в стороне в небольшой рощице, где они обосновались и приготовились к выполнению своей задачи. Они должны были при наступлении наших войск выискивать во вражеских рядах офицеров и выбивать их. Солдаты без офицерского пригляда превращаются в стадо коров и при первой же опасности убегают с поля боя. Для начала получилось неплохо. Как только русские стрелковые роты пошли в атаку, немцы поднялись и строем двинулись на русских. Тут-то и показались офицеры: они ходили по окопам, что-то кричали или стояли и смотрели в подзорные трубы. Здесь и пригодились навыки охотников. Парни били без промаха, жалея каждый попусту истраченный патрон. Когда офицеры стали замертво падать, началась паника в немецких рядах. А тут ещё русское ура. Не каждый выдержит. И противник дрогнул: стройные вражеские ряды превратились в бессмысленную толпу насмерть перепуганных людей. Враг побежал, да так побежал, что оставил после себя кроме винтовокещё и пару пушек.