—
Всё так просто, — даже разочаровался Евсей, — мудрый ты, с тобой будет хорошо торговать.
—
Только ты не от себя будешь товары возить, говори, от кого?
—
От кого приходили за золотом, от того и торговать будем, от Хрустова.
—
Лаврен приедет?
—
Не знаю. Я его видел недавно, он тебе передал вот что. — Евсей передал старику расшитый бисером замшевый кисет, наполненный табаком.
—
Я рад, что ты, а не другие люди пришли. — Эликан стал набивать трубку табаком. — Я ходил туда, где показывал золото, хотел посмотреть, были вы там или нет.
Золото лежит — никто не взял.
—
Мы зайдём с Родионом, возьмём немного, сколько намоем, пока погода стоит.
—
Оробак вас проводит, на оленях быстрей доберётесь.
—
Спасибо, Эликан. Если захотите, можете собирать золото тоже, летом есть время, мы его будем брать по хорошей цене.
—
Как получится. Оробак покажет вам ещё ручей с жёлтыми камнями — там недалеко.
Утром Евсей записал всё, что требовалось привезти весной, хотя и без записок знал, что нужно, но для пущей важности отметил всё. Эликан смотрел на записку и крутил головой, его это впечатлило. На прощание Евсей дал старику бутылку водки и сказал:
—
Придёт к тебе друг, будет чем угостить.
Золотоносный ручей, о котором говорил Эликан, находился через сопку в другом распадке. До него было пару часов ходу пешком, в тайге это не расстояние.
Золото мыли до первых признаков осени, как только берёзы стали желтеть, Евсей стал собираться домой. Намыли песка достаточно, и самородки тоже попадались.
—
Не зря сходили, — сказал Евсей брату, — пора и честь знать.
—
Может, ещё помоем? — спросил брат.
—
Ты чего это?
—
Хорошо подаётся, чего бросать?
—
Пошли домой — путь неблизкий.
Родион спорить не стал. Инструмент спрятали на вершине сопки, под корнями старого кедра. Решили, что здесь никто искать не станет.
До Благодатской спустились на плоту. Погода стояла пригожая, путь одолели без злоключений.
—
Нашёл карагасов? — спросил Никодим.
—
Нашёл.
—
Повезло тебе, многие хотели найти — не получилось.
—
Никодим, а почему здесь канские купцы хозяйничают?
—
Приходят, бумаги в нос суют, мол, у них всё законно, а там поди проверь.
—
Скоро и тебя из Благодатской выживут, тоже в нос бумагу сунут и скажут — выметайся.
—
Не посмеют, здесь не Канск, да и мы — не карагасы, и пулю поймать можно, — уверенно сказал Никодим.
—
Тайгу захапали, теперь никому нельзя сунуться в лес. Карагасы, как дети, их обидеть может любой, ты же с ними приторговывал, мог бы и защитить, для своей выгоды. У тебя, я смотрю, ребята по двору шастают крепкие.
—
Разберёмся, — сказал Никодим и пошёл в дом.
Евсей внимательней стал приглядываться к дворовым людям Никодима. Каждый делал вид, что занимается делами, а на самом деле следили за всеми гостями. Стало понятно, что не всё так просто, теперь вспомнилось, что будто кто-то сопровождал их всё время в лесу до некоторых пор, словно на поводке вёл.
«Пожалуй, тут ещё то осиное гнездо, — решил Евсей. — Пора домой отправляться».
Но и по пути домой не покидало чувство, что кто-то идёт следом. На одном из поворотов Евсей незаметно спрыгнул с телеги и притаился. И ждать пришлось недолго: поодаль от прорубленной под телегу дороги тихо крался человек: останавливался, прислушивался и снова шёл. Провожал их с Родионом, а может, и не провожал, а ещё чего надумал. Евсеи выстрелил из берданки вверх, потом ещё раз. Провожатый затаился, а потом повернулся назад. Евсей ещё пальнул и пошёл догонять Родьку.
—
Чего палил? — спросил брат.
—
Провожали нас, отпугнул, пусть знают, что обнаружены.
—
Это Никодима работа, знать, он и пошаливает со старателями, он и купцов канских караулит, — сказал Родька.
—
Ты уже совсем всех собак на него повесил.
—
Без него здесь ничего не происходит. Он и нас не трогает, пока мы с Хрустовым работаем. — Младший брат говорил, как взрослый мужик.
—
Кто тебе наговорил такого?
—
И говорить не надо. Я в тайге встречал одного из дворовых Никодима. Когда с Оробаком ходили на охоту, он стоял на сопке и следил за кем-то, мы не стали проверять, ушли.
—
А кто такой, не знаешь?
—
Ты его видел у Никодима, постоянно свой нос суёт везде.
—
Точно он?
—
Точно, его ни с кем не спутаешь. Оробак говорил, что встречал его и раньше. Как вор, по тайге ходит.
—
Надо поглядывать теперь в оба. Вот так они промышляют золото: убьют старателя, оберут — и готово. Только ты об этом никому не говори, не надо жути нагонять, сами знаем — и ладно.
24
Осень выдалась хорошая: долго стояли погожие дни, утром всходило по-летнему тёплое солнышко, сушило обильную росу, а с обеда пригревало так — хоть раздевайся. В Тальниках управились с полевыми работами быстро. Помогая друг другу, усталости не чувствуешь. Дружно — не грузно, а врозь никто и не делал, потому и отмечали «отжинки» все вместе. На улице поставили стол, наварили самогона, наготовили закусок. Детишкам тоже припасли разных вкусностей.
Два дня гуляли, день опохмелялись, кому требовалось, — и снова за работу. У каждого дома своё заделье. Дружно жила деревня, никто никому не мешал и не завидовал.
Евсей стал собираться в Тайшет. Надо было встретиться с Хрустовым и поговорить о подготовке обоза для карагасов. Получилось всё так, как и задумывалось, даже лучше — карагасов не надо было уговаривать. Теперь нужно сделать всё должным образом, а там дело пойдёт как надо, стоит только проторить хорошую дорожку. Ещё была думка у Евсея, с которой он хотел поделиться с Ильёй Саввичем. Как бы её решать — о лучшем и мечтать не стоило. Теперь же Евсей поедет не с пустыми руками: удалось собрать золотишка (хороший урожай случился), теперь можно с Хрустовым в доле быть. Пусть в малой доле, но своё иметь — это не приказчиком бегать. Самородки оставили на «чёрный» день, а остальное решили вложить в дело. Здесь прогадать сложно, нужно совсем безголовым быть.
Пока ждали морозов, чтобы река встала, Родион бегал на охоту. Белок да соболей добывать рано — не выходная шкурка ещё, а глухарей пострелять самое время, пока они разгуливают на галечниках. Приносил по десятку за раз — больше не унести, а зачем портить птицу, если забрать нельзя? Успел попасть на лосиный гон, подстрелил здоровенного быка. Хорошо, что случилось недалеко от деревни, сбегал за лошадью, привезли вместе с Маркелом.
—
Я уже привык лосей возить, — откровенничал Маркел Родьке. — Сначала твой братец бил их, а мне возить приходилось. Теперь и ты сподобился, а вывозить опять мне.
—
Тогда давай оставим, — сказал Родька и посмотрел на соседа.
—
Сдурел, что ли? — Потом, поняв свою оплошность, добавил: — Евсей хоть помалкивал, а ты прямо на рожон лезешь.
Родион только улыбнулся, но ничего не ответил.
—
Правильно, Родька, а чего сидеть глухонемым сиднем, подшутить тоже надо суметь, чтобы по загривку не получить. Скучно живём, а, Родька?
—
Жена твоя устраивает иногда тебе веселье, — сказал Родька и отодвинулся подальше от соседа, зная его характер.
Маркел увидел и захохотал.
—
Я ж её за то и люблю, что нам с ней нескучно. А характер у неё покрепче многих мужиков будет, спробуй подломи, вмиг ухватом перекрестит, а мне это что мёд — так сладко. Эх, Родька, хороша Настасья, а ещё лучше то, что она моя жена! Повезло мне в жизни, как тебе на охоте везёт. И брат твой — везунчик, молчун, а глядишь ты, чтобы ни задумал — всё сделает.
—
А чего зря шуметь, от шума суета одна.